Недавно, под редакцией А. А. Геринга, вышел из печати «Сборник памяти Великого Князя Константина Константиновича». Книгу эту мы, бывшие кадеты Российских кадетских корпусов, давно уже ожидали и появление ее в свет заинтересовало многих. Я получил именной экземпляр № 6-й и с большим интересом читал его, желая исполнить желание редактора «Сборника» и дать в газете «Русская Мысль» (в Париже) отчет о нем, что и выполнил, написав этот отчет довольно подробно.
Много разных мыслей заполнило меня при чтении этой прекрасной, небольшой сравнительно, книги. Много воспоминаний о былом хорошем времени, о том времени, когда, по выражению нашего корпусного поэта Первого кадетского корпуса генерала Щербакова, «Кадетским миром управлял Великий Князь наш Константин»… И одно воспоминание, в сущности говоря относящееся уже не к корпусу,, а связанное с моим производством в первый офицерский чин, мне захотелось записать, так как оно, так же как и новый сборник, характеризует Великого Князя и его отношение не только к подвластным ему мальчикам — кадетам или юношам-юнкерам, но и к очень юным офицерам, вышедшим из его школы.
Лагери и маневры лета 1904 года, в разгар Русско-Японской войны, закончились парадом в Высочайшем присутствии в Красном Селе и производством нового выпуска молодых офицеров у Царского Валика.
Николаевское Инженерное училище, отбывавшее лагерный сбор в Усть-Ижорском лагере на Неве, для участия в заключительном параде 9-го августа, должно было придти в Красное Село, где для него было приготовлено помещение в лагере Павловского военного училища. Наше Инженерное училище тогда было двухротного состава, уменьшенного еще тем, что ввиду потребности армии в офицерах, дополнительный класс училища был произведен в офицеры, кажется, еще в июне. Новых юнкеров младшего класса, конечно, еще не было, оставался один старший класс, причем производству не подлежали шестьдесят юнкеров, пожелавших остаться на дополнительный класс (тогда еще не обязательный) и только примерно тридцать с небольшим юнкеров, не пожелавших остаться на третий год в училище, подлежали производству в офицеры. В числе них было трое нас, увлекшихся стремлением попасть в части Действующей Армии, в Манчжурию — Киргизов, барон Фредерике и я.
Сначала перемещение из Усть-Ижоры было предположено сделать походным порядком. Но потом начальство почему-то изменило свое решение, и нас перевезли по железной дороге. Это обстоятельство дало нам, предназначенным для производства в офицеры, мысль просить начальство с тем же эшелоном привезти для нас самый минимальный офицерский гардероб, что давало нам возможность еще в Красном Селе, после производства, превратиться из юнкеров в офицеры. Просьба эта была уважена, и наш каптенармус принял от нас все необходимое, что по летнему времени занимало не слишком много места в эшелоне. Для каждого из производимых был взят китель (несмотря на войну, — еще белый) с погонами, длинные брюки, маленькие сапоги со шпорами (в военное время саперные офицеры имеют верховых лошадей), шашку с портупеей (тогда плечевой) и фуражку. Тут то и сказалось преимущество нас троих, «выходящих на Дальний Восток». Вместо фуражек мы взяли «модные» тогда громадные папахи ангорской козы, по которым каждый мог сразу узнать, с кем он имеет дело!!
Произведенные у Царского Валика и милостиво обласканные (в особенности мы трое) словами Государя Императора Николая 2-го (см. стр. 156 и 157 моего сборника статей «Пути Верных»), мы в строю училища с засунутыми под погон довольно объемистыми Высочайшими приказами о производстве по всей России, буквально не слыша своих ног под собою, вернулись в лагерь к «Павлонам», оффициальным порядком сдали знамя и, очутившись в запасном бараке, где аккуратно было разложено наше офицерское обмундирование, как-то молниеносно превратились из запыленных юнкеров в молодых офицеров, блиставших новизной своего давно желанного обмундирования. Винтовки и юнкерское обмундирование было сдано по назначению, и мы устремились на вокзал железной дороги, чтобы как можно скорее достичь Петербурга и показаться тем, чьи взгляды, чья оценка и чья радость были нам и нужны, и дороги.
Но на вокзале нас ждало неожиданное разочарование: — он весь был заполнен массой офицеров, стремившихся после окончания маневров воспользоваться отпуском как можно скорее. Поезда оказались, как это и всегда бывает, переполненными, особых поездов (и это тоже бывает всегда) не догадались назначить и билетов не продавали. Переполнять вагоны до безобразия (а в особенности офицерами) — этого завоевания революции тогда нечего было и ждать — и мы, хотя и радостные и оживленные, все же с невольной грустью думали о том, как и когда мы попадем в Петербург. Каждая минута ожидания, конечно, казалась часом…
Мы, часть только что произведенных подпоручиков из Николаевского Инженерного училища, стояли вместе небольшой кучкой и пытались решить вопрос о переезде в Петербург. Сначала он казался неразрешимым, но потом случай, совершенно неожиданный, внезапно решил его.
С тех пор прошло не более не менее как пятьдесят восемь лет, и потому точно вспомнить всех, кто стоял вместе со мною, я не смогу. Помню, что это были Владимиров, барон Лев (по юнкерски — Левушка), Фредерике и я. Были и еще человека два-три. Вероятно, был и Киргизов, забайкалец, вышедший как и мы с Фредериксом «на войну». Мы все трое, конечно, были в «грозных манчжурских папахах, и это обстоятельство и сыграло роль в том, что я хочу описать в этой краткой заметке.
Сквозь толпу ожидающих, посторонившихся и давших ему, конечно, дорогу, проходил к стоявшему поезду, в который мы не попали, Великий Князь Константин Константинович — он сопровождал величавую даму, в которой мы, кадеты Петербургских корпусов, сразу узнали старшую сестру Великого Князя Королеву Эллинов, Великую Княгиню Ольгу Константиновну. Все вытянулись и отдали честь Высочайшим Особам…
И тут-то выручили наши папахи… Ее Величество Королева заинтересовалась нами (потому-то я и думаю, что нас все же было не двое, а трое) и, остановившись, стала нас расспрашивать о том, когда и куда (на Дальний Восток) мы едем… В это время стоявшему поезду был дан очередной звонок и Великий Князь спросил нас, имеем ли мы уже билеты и едем ли мы с этим поездом… Мы печально ответили, что не только не едем, но и не знаем, когда поедем. Великий Князь сразу же нас понял и решил вопрос по-своему. В конце поезда был прицеплен вагон-салон Королевы и туда-то, с разрешения Августейшей собеседницы, Великий Князь и приказал нам грузиться. Можно понять, как быстро и охотно мы это исполнили на зависть всем тем, кто еще в большом количестве оставался на платформе…
Задняя (по движению) половина вагона, в который мы попали, представляла собою комнату, в которой Королева предложила нам занять места. Весь путь от Красного Села до Петербурга и Королева, и Великий Князь очень сердечно, участливо и, что главное, — очень просто расспрашивали нас о наших родных, о причинах, побудивших нас стремиться «на войну», о том, как мы снабжены, причем Королева показала знания подробностей, о которых мы еще и сами не подумали. Словом, получасовой переезд в ее вагоне прошел совершенно незаметно и мы подъехали к перрону Балтийского вокзала в Петербурге. Королева, сидевшая дальше всех от выхода, попрощалась с нами, благословила едущих на войну и направилась к двери. Мы стояли растроганные оказанным вниманием и… не делали никакого движения, чтобы открыть дверь, если даже и не Королеве, то пожилой даме (Ее Величеству было тогда 53 года) и хозяйке помещения, в котором она только что нас так гостеприимно приняла, не говоря уже о том, что именно наши хозяева выручили нас и дали возможность достичь Петербурга…
Как-то, попросту, растерялись…
Но великий Князь был с нами — два сильных толчка в бок Фредериксу и мне сразу же отрезвили нас — мы, ничего конечно не спрашивая — устремились к выходной двери, и я не помню уже, кому из нас удалось во-время распахнуть ее перед Королевой… Все было исправлено. Великий Князь весело смотрел на наши растерянные лица и искреннее смеялся… Проводив Королеву и Великого Князя к автомобилю Ее Величества (тогда это была редкость даже и в Петербурге), мы радостно разъехались по Петербургу, неся родным и знакомым весть о нашем состоявшемся производстве… Нам всем было тогда по 19 лет!
Левушка Фредерикс, подпоручик 4-го Восточно-Сибирского саперного батальона, очень скоро отличился при захвате китайской кумирни, занятой японцами. Он перегнулся через стенку кумирни и пустил в японцев ручную гранату. При этом он был ранен, так сказать, очень благополучно — ему прострелили справа налево мякоть подбородка. К сожалению, в конце войны, когда мы все были на оккупации, — он по каким-то личным причинам застрелился. За бой у кумирни он первым из нас получил Анненский темляк. Я свой темляк получил уже в Покровских боях того же года нашего 6-го Сибирского корпуса. Владимирова (14-го саперного баталиона) я впоследствии, когда после войны временно состоял в 6-м саперном Е. И. В. Великого Князя Николая Николаевича Старшего батальоне в Киеве, там встретил, но он скоро ушел из инженерных войск и вернулся в родное ему Донское казачье. Киргизова (2-го В.-Сибирского саперного батальона) я никогда в жизни не встречал и никогда ничего о нем не слышал.
А. Лампе
(Не оценивали)
Loading ...Похожие статьи:
- НЕЧТО О “ЗВЕРИАДЕ”. – Н. Косяков
- Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
- Жребий. – Сергей Широков
- Хроника «Военной Были» (№113)
- Русские памятки за рубежом
- СТO ЛЕТ НАЗАД. – Р. СПОРЭ
- «Щипонос». – П.В. Шиловский
- Картина художника Г.К. Бакмансона «Измайловский досуг» – Юрий Солодков
- Что произошло на “Пруте”. – П. А. Варнек
Loading ...