На «Ростиславе» я проплавал до конца сентября, когда был назначен ревизором на эскадренный броненосец «Синоп». К этому времени адмирал Кригер был уволен в отставку и на его место был временно назначен адмирал Феодосьев, до того занимавший должность капитана Севастопольского порта.
В Севастополь прибыл морской министр Бирилев, поставивший себе задачей произвести «чистку» командного состава в Черном море. В начале октября почти весь состав Черноморского флота вышел в море во главе с «Ростиславом» под флагом морского министра.
Первые дни этого похода протекли в необычайной для сезона ясной и почти по-летнему жаркой погоде, — офицеры ходили в белых кителях. Но последние дни ознаменовались внезапно разразившимся, давно до того невиданным штормом. Утром мы стали на якорь в Трапезунде при яркой солнечной, безветренной погоде, а к трем часам дня море забушевало от SW так, что на «Ростиславе» взвился сигнал: «Прекратить сообщение с берегом!» и вскоре вслед за ним — «Сняться с якоря всем вдруг!».
Корабли быстро снялись с якоря и, с трудом подобрав шлюпки, вышли в открытое море. 33 офицера осталось на берегу в Трапезунде.
На всем протяжении берега от Трапезунда до Новороссийска нет ни одного огражденного порта, ни одной закрытой бухты, где корабли могли бы укрыться от ветров SW-ой четверти, и мы, продержавшись двое суток в открытом море, стали приближаться к Батуму, где адмирал Бирилев рассчитывал найти укрытие от шторма. Но Батум такой же незащищенный порт, как и другие, да и в его небольшой бухте эскадра не могла бы поместиться. К счастью, у кавказского берега ветер стал ослабевать, и эскадра взяла курс на Севастополь. И было время!!!
Эскадренный броненосец «Три Святителя», корабль низкобортный и плохо удифферентованный, получил на палубу такую массу воды, постепенно скоплявшейся в носовых отсеках, что стал зарываться носом в море. Водоотливная система была далека от совершенства. Потребовался очень серьезный ремонт, осуществленный много позже Николаевским Адмиралтейством, чтобы устранить недостатки трюмной системы корабля. По мере удаления кораблей от Батума, шторм все более стихал, и на середине расстояния от Батума до Севастополя ветер почти заштилел но море еще не было спокойно. К этому времени на двух старых броненосцах, «Чесма» и «Екатерина» в угольных ямах не оставалось больше ни одной тонны топлива. Попытки погрузить на эти суда уголь с других кораблей при помощи барказов обнаружили всю ненадежность этого способа. Оставив «Чесму» и «Екатерину» на самой середине Черного моря, эскадра пошла в Севастополь, откуда им были посланы угольщики и буксиры.
В Севастополь мы вернулись к моменту начала революции 1905 года. По городу бродили беспорядочные группы экипажных матросов. Они не проявляли никаких агрессивных или даже просто неприязненных чувств по отношению к офицерам, но перестали отдавать честь старшим. К вечеру толпа матросов и рабочих портовых мастерских атаковала городскую тюрьму и выпустила всех заключенных. На состоявшемся перед тюрьмой митинге лейтенант П. П. Шмидт произнес зажигательную речь… По приказу из Петербурга он был немедленно уволен в отставку.
В последующие дни на улицах замечалось постепенное успокоение, по городу ходили патрули под командой офицеров в целях предупреждения каких-либо беспорядков. На кораблях царило внешне полное спокойствие и судовая жизнь текла обычным, нормальным порядком. Был только временно запрещен съезд на берег. Казалось, что понемногу наступает успокоение, но среди береговых экипажных матросов шло явное брожение.
Такое наружно спокойное, но напряженное состояние длилось до первых чисел ноября. 7 ноября на кораблях стало известно, что в экипажах происходят серьезные беспорядки. К вечеру (не помню, откуда исходило приказание) с «Синопа» была послана полурота вооруженных матросов под командой немолодого уже лейтенанта Ратькова, получившего приказание ввести полуроту в экипажи для наведения порядка, ни в коем случае не предпринимая никаких насильственных действий.
Такая двусмысленная формулировка приказаний всегда сопровождала в те дни всякую посылку с кораблей на берег вооруженных отрядов и патрулей. Насильственные действия были применены противоположной стороной, в тот момент, когда полурота входила в экипажный двор, освещение было выключено, и в наступившей совершенной темноте отряд Ратькова был зажат вплотную тесной толпой матросов, наполнявших двор, обезоружен и вытеснен наружу, после чего ворота были закрыты. Пишу это со слов Ратькова.
На следующее утро, на крейсере «Очаков» и на эскадренном броненосце «Пантелеймон» (так уже был переименован «Князь Потемкин Таврический») были подняты красные флаги вместо Андреевского.
Вот что произошло на «Очакове»: накануне, то есть 7 ноября, утром были обнаружены штатские лица, неизвестно как попавшие на крейсер. Приказание командира — немедленно свезти их на берег — команда выполнить отказалась. Ввиду этого Главный Командир Черноморского флота адмирал Чухнин приказал 7 ноября всем офицерам крейсера «Очаков» съехать на берег, и их отъезд произошел в совершенно мирной обстановке. Такое же приказание было отдано и офицерам «Пантелеймона», который считался неблагонадежным кораблем. Да к тому же на нем имелись трения между командой и офицерским составом. Одновременно с этим, по приказанию адмирала Чухнина с кораблей были отправлены в город отдельные отряды матросов под командой офицеров для охраны пристаней — Графской, Минной, Телефонной и Царской. Отряды были вооружены ружьями, но патроны им не были выданы. Этим отрядам было предписано не допускать сообщения между экипажами и городом. Не берусь сейчас сказать, которого числа, 8-го или 9-го ноября, Главным Командиром адмиралом Чухниным было приказано снять замки со всех судовых орудий, отвезти их в Сухарную Балку (в склад пироксилина) и сдать там на хранение!?!
Сейчас уместно указать на одно важное обстоятельство: к Севастополю подходило войска 2-й дивизии, если верить тому, что в свое время говорилось в Севастополе, под командой генерала Меллер-Закомельского. Для него было не трудной задачей действовать против экипажей и солдат Брестского и Белостокского полков, среди которых в эти дни также нарастало волнение. Но возникал вопрос: как действовать против кораблей с их мощной артиллерией, если произойдет восстание?
Не эти ли соображения послужили основанием для приказания снять замки с судовых орудий? Приказание это глубоко оскорбило офицеров, усмотревших в нем явно выраженное недоверие к ним. Реакция выразилась в мотивированном обращении к Меллер-Закомельскому. Как бы то ни было, но во исполнение приказа замки были сняты и отвезены в Сухарную Балку.
День 9 ноября прошел на рейде внешне спокойно. Поздно вечером несколько молодых офицеров, без ведома начальствующих лиц, по личной инициативе подошли к крейсеру «Очаков» и поднялись на палубу, где были встречены с фалрепными, что показательно для настроения команды. Предложение собрать команду для разговоров было встречено очень охотно… Команда, несмотря на поздний час, собралась немедленно… Во время разговоров выяснилось, что матросы одумались и желают сейчас только одного: чтобы их офицеры вернулись бы на корабль. Они клятвенно заверяли, что немедленно свезут на берег элементы, подстрекающие их к непослушанию, как только получат заверение, что офицеры вернутся. Все это было высказано с подкупающий искренностью.
С крейсера «Очаков» офицеры направились во дворец и доложили Главному Командиру адмиралу Чухнину о происшедшем. Ответ адмирала был таков: он не вернет офицеров на корабль, так как считает очаковскую команду бунтовщиками, не верит ни одному их слову и категорически запрещает сообщать этот ответ кому бы то ни было!
Не дождавшись до вечера 10 ноября ответа, команда «Очакова» поняла, что миссия группы молодых офицеров не увенчалась успехом, и адресовалась к отставному уже лейтенанту Шмидту. Под утро 11 ноября он вступил на крейсер «Очаков». Первым его действием было послать на берег отдельные небольшие группы вооруженных матросов с приказанием арестовывать в городе флотских офицеров и доставлять их на крейсер «Очаков». Как увидим ниже, он смотрел на них как на возможных заложников.
В ночь с 10 на 11 ноября, во главе десятка матросов я был послан с эскадренного броненосца «Синоп» на плавучую тюрьму морского ведомства, где содержались матросы, подлежавшие суду, а также осужденные за мелкие уголовные проступки — кражи, продажу обмундирования и т. п. Задание мне было дано: защищать тюрьму в случае попытки с берега освободить арестованных.
Ночь прошла спокойно, и утром 11 ноября, возвратясь на «Синоп , я спустился в каюту, чтобы переодеться… Крики «ура» и звуки духовой музыки, раздавшиеся на рейде, вызвали меня наверх. Вот что я увидел: вдоль линии кораблей проходил миноносец типа «Сокол». На мостике стоял Шмидт со штаб-офицерскими погонами на плечах; палуба миноносца была полна матросов, а среди них — небольшой духовой оркестр. Проходя очень близко от «Синопа» Шмидт громко крикнул: «С нами Бог! За нами весь русский народ!». Оркестр заиграл «Боже, Царя храни».
То же самое повторялось перед каждым кораблем, отвечавшим полным молчанием. Только командир эскадренного броненосца «Екатерина» капитан 1 ранга Дриженко крикнул вслед миноносцу: «Христопродавцы! Предатели!». Дойдя до последнего в линии кораблей транспорта «Днепр», Шмидт высадил на него группу вооруженных матросов, арестовавших судовой караул и офицеров, которые были затем переведены на миноносец. Задержавшись еще на некоторое время у «Днепра», по-видимому, происходили какие-то переговоры с командой, миноносец дал ход, подошел к крейсеру «Очаков» и ошвартовался у его борта.
Для пояснения того, что происходило на «Днепре», необходимо сказать, что на нем содержались добровольно возвращавшиеся из Румынии «потемкинцы», начавшие прибывать еще летом, группами и поодиночке, в Севастополь. На «Днепре» они содержались под стражей, в ожидании следствия. Как стало известно позднее, они на предложение Шмидта присоединиться к нему ответили отказом, говоря, что «хотят очиститься по суду и что им не годится участвовать в беспорядках».
Около полудня 11 ноября войска Меллер-Закомельского заняли без сопротивления казармы экипажей, покинутые матросами. Шмидт реагировал на это поднятием сигнала: «Имею на борту много пленных офицеров и в случае насилий над матросами принужден буду прибегнуть к репрессии!» (автор этих записок, В. Н. Бундас, не берется утверждать, что приводит точно, от слова до слова, содержимое этого сигнала, но твердо помнит, что смысл его был именно таков. На крейсере «Очаков» в это время находилось около 70 офицеров, плененных Шмидтом и запертых в кают-компании крейсера под охраной матросов с ружьями).
Второй сигнал Шмидта оповещал, что ему известно о разоружении кораблей эскадры снятием орудийных замков и что теперь крейсер «Очаков» доминирует над Черноморским флотом, как единственный корабль, сохранивший всю свою артиллерию.
К крейсеру «Очаков» стали понемногу стягиваться мелкие портовые суда, и на буксире был подведен к нему минный крейсер «Гридень» без офицеров, а с палубы «Синопа» было видно, как к «Днепру» подошел портовый буксир и транспорт начал сниматься с якоря.
Выполнив это приказание, я повернул, чтобы идти на свой корабль. С транспорта «Днепр» крикнули:
— Ваше Благородие, как бы нам вернуть наших офицеров?
Я снова пристал к трапу и поднялся на «Днепр» со словами:
На «Синопе» командир, капитан 1 ранга Мореншильд, временно заменявший капитана 1 ранга Афанасьева, серьезно болевшего уже два месяца, не без колебаний, опасаясь, по-видимому, подвоха, отдал все же приказание взять барказ, принять с «Днепра» и отвезти на флагманский корабль «шмидтовских» матросов, Погрузка их на барказ произошла быстро, и было видно, что они охотно покидают «Днепр». Подойдя к «Ростиславу» и не выходя из барказа, я объяснил, в чем дело, и спросил, что мне делать дальше. Мне было приказано: «Отвезти людей на Северную сторону и сдать их в 13-ю артиллерийскую бригаду под расписку, каковую доставить на «Ростислав».
Эта процедура заняла у меня больше часа времени. Возвратившись на «Ростислав» и сдав расписку флаг-офицеру мичману Высокосову, я просил его осведомить меня о том, что происходит в штабе.
Наш разговор был прерван быстро подошедшим флагманским сигнальщиком Бебеш, который со словами; «Ваше Благородие, семафор из Южной бухты — протянул Высокосову грифельную доску на которой значилось следующее: «Уралец»
Со словами: «Начинается!.. Извини, голубчик!» Высокосов быстро убежал.
Я спустился на свой барказ и отправился на «Синоп». В пути меня осенила мысль: против Минной пристани, почти посередине Южной бухты стоит минный заградитель «Буг», в трюмах которого находятся триста полностью снаряженных пироксилином мин заграждения. Если в Южной бухте начнется перепалка, одного, хотя бы случайного попадания снаряда достаточно, чтобы взорвать весь страшный груз «Буга». Что тогда произойдет с городом и с Адмиралтейством? В момент, когда я поднимался на палубу «Синопа», из Южной бухты донеслись два выстрела из орудий небольшого калибра. Наступившая пауза была нарушена крейсером «Очаков», открывшим из своих орудий огонь по «Ростиславу»…
Тут произошло то, чего Шмидт не предвидел: «Ростислав» ответил залпом своих орудий, и стрельба с «Очакова» быстро прекратилась, так как его орудийная прислуга разбежалась со своих постов. Среди поднявшейся паники Шмидт со своим сыном перешел на стоявший рядом миноносец, пытаясь уйти с рейда. Но там, где рейд уже переходит в открытое море, его настигла противоминная артиллерия «Ростислава», повредившая машину миноносца, который остановился в облаке пара. К этому времени уже наступили сумерки.
На крейсере «Очаков» был поднят белый флаг… Поднятие белого флага вызвало на броненосце «Ростислав» немедленный отбой, но офицерам «Ростислава» стоило больших усилий оторвать прислугу от орудий, продолжавшую наводить и стрелять, не обращая внимания на сигнал отбоя. Быстро наступила осенняя темнота, среди которой ярко выделялся крейсер «Очаков». Со всех кораблей были посланы шлюпки для спасения людей, покидавших горевший крейсер и плававших в воде. Многие из них очень удачно использовали матросские койки… Подняв из воды то число людей, которое они могли вместить, шлюпки сдавали их на броненосец «Ростислав», ближайший к крейсеру «Очаков», и затем снова шли на поиски оставшихся в воде, ярко освещенной прожекторами кораблей эскадры. Я находился на одной из шлюпок с «Синопа». Пристав в один из рейсов к «Ростиславу», я поднялся на палубу, прося дать носилки, чтобы вынести по трапу двух тяжело раненных. Когда они были вынесены, я собрался спуститься в свою шлюпку, но вахтенный начальник приказал ей сдаться назад, чтобы дать возможность пристать к трапу подходившему паровому катеру.
Мое внимание было настолько поглощено Шмидтом, что я не обратил внимания, кто именно отдал это распоряжение.
Я спустился на свою шлюпку и отправился продолжать спасательную миссию.
Крейсер «Очаков» горел всю ночь, и пожар прекратился лишь под утро, когда огонь подошел к носовой башне. В эскадренный броненосец «Ростислав» попало два крупных снаряда. Первый, пролетев над палубой, пробил раструб кочегарного вентилятора, второй ударился в плиту бортовой брони и, не взорвавшись, расплющился на ней, как металлическая клякса. Что же касается минного заградителя «Буг», то при первых выстрелах в Южной бухте на нем немедленно открыли кингстоны, и корабль затонул, спрятав временно под водой свой груз. Командир «Бута» капитан 2 ранга Славочинский был убит (якобы шальной пулей) на Минной пристани.
Несколько слов об арестованных Шмидтом офицерах на крейсере «Очаков».
В тот момент, когда один из снарядов эскадренного броненосца «Ростислав» пролетел сквозь кают-компанию крейсера «Очаков», не разорвавшись и никого не задев, офицеры бросились к выходу. Охранявший их матрос выстрелом из винтовки уложил кондуктора, посаженного вместе с офицерами, а вторым легко ранил капитана 1 ранга Матюхина. Последний не растерялся и крикнул стрелявшему: «Брось винтовку! Беги, не то будешь убит вместе с нами!». Матрос бросил винтовку и убежал.
Офицеры поднялись тогда на палубу, захватив по дороге белую скатерть со стола кают-компании. Подняли ее вместо белого флага. Огонь с «Ростислава» прекратился не сразу, начавшийся на «Очакове» пожар быстро разгорался, а тушить его было некому: матросы, еще находившиеся на борту, стали его покидать, спасаясь от пожара вплавь, утилизируя койки. Освободившиеся от пленения офицеры заметили находившуюся у правого борта пустую шаланду, сошли в нее и оттолкнули от «Очакова». В быстро наступавшей темноте, под действием последних порывов почти затихшего ветра шаланда медленно приближалась к Северной стороне, как вдруг одна из батарей 13-й артиллерийской бригады открыла по ней шрапнельный огонь!…
Никто из офицеров, к счастью, не пострадал, стрельба велась в темноте, вслепую, и давала только перелеты.
Капитан 2 ранга В. Н. Бундас выпуска 1904 года
Похожие статьи:
- ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ (№113)
- Письма в Редакцию (№ 125)
- ПОСЛЕДНИЕ… – А. Штром
- Действия флота в северо-западном районе Черного моря в 1920 году (окончание, №109) – П. А. Варнек
- Шторм 14 ноября 1854 года. – А. Макарович
- Балтийский флот в войну 1914-1917 гг. – Н.П. Солодков
- Ознакомление с флотом. – А. Невзоров
- Черноморский Флот в войну 1914-1917 гг (Окончание) – Г. фон Гельмерсен
- Три похода в Хорлы в 1920 году. – Г. А. Усаров