Теория и практика
В конце ноября или в начале декабря 1914 года один батальон 7-го Финляндского стрелкового полка, выйдя из деревни Буддерн (Восточная Пруссия), внезапной ночной атакой захватил передовой германский пост, расположенный приблизительно в 1½ верстах впереди, в фольварке Цу-Буддерн, на шоссе, идущем к городу Ангербург.
Слабый германский гарнизон не оказал большого сопротивления и, оставив на месте несколько убитых, отошел на главную оборонительную линию перед Ангербургом. Наши стрелки при помощи моих сапер начали спешно окапываться на случай контратаки, но немцы таковой не предприняли и ограничились лишь посылкой нам 6-дюймовых чемоданов.
Двое суток спустя в штаб 7-го Финляндского стрелкового полка прибыла повозка с круглым мотком печной проволоки (15-20 фунтов) и… с инструкцией от корпусного инженера 22-го армейского корпуса на четырех страницах, «как ее использовать». Инструкция эта начиналась приблизительно так: «Для укрепления Цу-Буддерна посылаю вам все, чем располагаю; конечно, это немного, но при умелом использовании этой проволоки, она может оказать существенную пользу…»
Читатель поймет, что командир полка полковник П. Орлов и все офицеры, в том числе и я, схватившись за бока, долго покатывались от смеха…
Несколько дней спустя от того же корпусного инженера была получена новая инструкция, такого примерно содержания: «Разведчиками установлено, что перед германскими окопами часто бывают заложены мины. Чтобы их уничтожать, рекомендуется использовать бетонные трубы большого диаметра, которые часто можно найти в канавах шоссейной дороги. Катя такую трубу перед собой, когда она накатывается на мину, можно вызвать взрыв и уничтожение последней».
Надо думать, что корпусный инженер лично сам такую трубу никогда не катил, ибо иначе вместе с трубой и он сам бы «уничтожался» и не смог бы давать такого рода инструкций…
В начале зимы 1914-1915 гг. наш фронт стабилизировался в Восточной Пруссии. В этот период никаких еще «банных отрядов» не было и в помине. Саперы обратились ко мне: «Ваше Благородие, хорошо бы баньку соорудить и попариться, а то вошь заедать начинает». Желание, конечно, обоснованное, но как его осуществить? Небольшие кирпичные постройки находились повсюду; заложить кирпичами на глине оконные отверстия, смастерить дверь и сложить печь для моих сапер было пустяками, но не было самого главного: котла, чтобы греть воду. «Да это ничего! Коли Ваше Благородие разрешите, мы котел достанем». Понимая, что дело «нечистое», я ответил им: «Попариться, конечно, всем нам очень даже надо. Ну и устраивайтесь, как хотите, на ваш страх; я же лично ничего не знаю и никаких «специальных разрешений» дать не могу».
Не прошло и трех дней, как баня была готова и мы все в ней знатно попарились и белье помыли, а потом и ближайшие роты стрелков ею попользовались и сапер за это благодарили. Воды горячей было достаточно, — большой чугунный котел вмещал несколько ведер. Как я узнал потом, это у какой-то батареи на соседнем участке, в 2 ½ — 3 верстах, саперы ночью «сперли» из-под носа часового этот котел. А весил он несколько пудов и надо было еще притащить его на плечах…
Саперы в ариергарде
В мае 1915 года был получен приказ об отходе из Карпат. Это упало на нас, как гром, так как мы еще не знали о прорыве нашего фронта в районе Горлицы. В ариергарде должен был идти 5-й Финляндский стрелковый полк полковника Шиллинга, а в самом «хвосте» — я со взводом сапер 22-го саперного батальона. Задача была проста: после прохода н-ской роты (тыловой заставы) уничтожать все мосты и портить дорогу, которая шла по лощине, вдоль реки Выгода.
Отступление началось в темноте, без всякого давления противника, который по-видимому, нашего отхода не ожидал.
В назначенный час мы расположились при дороге, около первого моста, построенного из бревен еще зимой нашими же саперами. Вот прошел обоз 1-го разряда 5-го Финляндского стрелкового полка, затем его командир со штабом, потом потянулись колонны пехоты и, наконец, тыловая застава.
Казалось, что надо было приступить к уничтожению моста, но так как близости противника еще не чувствовалось, я решил, конечно, на мой риск и ответственность, еще помедлить.
И это было правильно. Время от времени появлялись группы «отсталых». На вопрос, есть ли кто-нибудь еще за ними, получался обыкновенно ответ: «Как это никого нет? Да там еще обозы идут!».
И, действительно, появлялись вдруг двуколки и подводы разного типа и, что особенно странно, принадлежавшие не только ариергардному полку, но и другим частям. Затем шли еще другие «отсталые», но все реже и реже, и вдруг появляется… походная кухня.
Сидит на ней «бородач», посвистывает, в ус себе не дует и совершенно не торопится. Откуда он взялся, где его забыли, почему он отстал, — это одному только Богу могло быть известно…
Появление этой походной кухни произвело на меня такое впечатление, что в дальнейшем, в течение всего нашего отхода летом 1915 года через всю Галицию до самого Тарнополя, я всегда медлил рвать или жечь мосты, пока не появится такая вот кухня. Это было безошибочным указанием, ибо кухня была всегда последней, что после нее уже наверное нет никаких отсталых повозок и уничтожению моста ничто больше не препятствовало.
Если бы я разрушил мост, согласно приказу, сразу же после прохода тыловой заставы, сколько повозок всякого рода досталось бы противнику? Отсталые люди всегда смогут перейти через неглубокую речку вброд, а повозка, если мост уже разрушен, должна быть брошена.
Конечно, я брал на себя большую ответственность в том случае, если разъезды противника захватили бы нас врасплох, но мне всегда казалось, что всякий начальник не должен бояться ответственности и, исполняя приказание, полученное из штаба, все же, будучи на месте, проявлять разумную личную инициативу в зависимости от условий каждого данного момента.
Должен добавить, что все сказанное относится только к разрушению сравнительно незначительных мостов, что вызывает лишь «замедление» продвижения противника и облегчает отход и перегруппировку наших войск. Что же касается уничтожения больших мостов через большие и непроходимые вброд реки, представляющих собой большую тактическую и даже стратегическую ценность, то тут роль саперного офицера очень деликатна и приказ о взрыве должен быть очень точным и исходить от высшего начальства. Приведу в пример такой случай: на реке Днестр, у деревни Журавно, находился большой шоссейный мост, заранее минированный, при котором находился саперный поручик H. с отделением сапер. Командование, решив оставить тет-де пон перед Журавно, приказывает поручику Н. взорвать мост, но он потребовал подтвердить ему это приказание письменно, и только по получении такового мост был взорван. К несчастью, на другой стороне Днестра оставались еще наши части. Днестр широк, глубок и с очень быстрым течением, так что вплавь мало кто смог бы через него перебраться, и много наших солдат осталось в руках немцев. Поручика Н. хотели предать военно-полевому суду, но, к его счастью, он имел письменное приказание, и свалить ответственность на «ламписта» не удалось. Что же касается настоящего виновника преждевременного взрыва, подписавшего приказ, то ввиду его чина и положения, надо было как-то его выручить, и дело было замято…
Зима 1915-16 гг. в окопах в Галиции
В феврале обыкновенно начинал дуть маленький поземный ветер, сдувавший снег с полей и крутивший его в воздухе. Было не очень холодно, но из-за этой «пурги» не было видно ни проселочных, ни других дорог, ведущих к окопам и походные кухни и двуколки со снабжением часто ошибались дорогой, блуждали среди метели и не доходили до окопов. Для пехоты в передовой линии это был очень тяжелый период, когда она должна была терпеть и голод и холод. Снег, крутящийся в воздухе, когда встречал какое-либо препятствие, оседал и образовывал сугробы, покрывая эти препятствия. Доходило до того, что окопы и проволочные заграждения бывали сплошь покрыты снегом и ничего различить было нельзя. Только в разных местах поднималась из-под снега легкая струйка дыма, означавшая, что в этом месте есть убежище, где солдаты варят себе чай и греются. Австрийцам приходилось, вероятно, еще хуже: ветер дул нам в спину, а им прямо в лицо! Никаких боевых действий, конечно, не производилось, лишь иногда несколько разведчиков в белых халатах доползали до австрийских окопов «поверх» их проволочных заграждений, но лопаты были бы им более полезны, чем винтовки, чтобы… откапывать австрийцев из-под снега.
В этот период вызывает меня к телефону генерал Волкобой, начальник 3-й Финляндской стрелковой дивизии ( в это время наши бригады были уже развернуты в дивизии) и говорит: «Усильте надзор за вашими складами матерьялов, чтобы стрелки не растащили бы их, и это под вашей ответственностью!».
А около меня в окопах — командир батальона и ротные: «Голубчик, замерзаем! Дайте нам 200-300 кольев со склада, чтобы не подохнуть от холода!». «Хорошо, дам, но потихоньку, чтобы никто в штабе не знал. А саперам моим я прикажу немножко «закрыть глаза».
В результате, не было у нас ни замерзших, ни обмороженных. А на соседнем участке Аварского полка 16-й пехотной дивизии таковые были, да еще два ряда кольев собственных проволочных заграждений были спилены на топливо. Таков закон жизни: когда человеку приходится выбирать между жизнью или выполнением какого-нибудь распоряжения, то он всегда выберет первое, даже если есть и риск наказания…
В данном случае кто оценивал более правильно и реалистично положение вещей, заслуженный и опытный генерал, находящийся в штабе, или же молодой поручик, видящий собственными глазами, на месте, как лучше поступить?
Риск понести наказание за «непослушание» был, конечно, небольшой, — кто пришел бы проверять, все ли колья налицо или их не хватает…
Солдаты варят себе чай на… динамите
Весной 1916 года генерал Брусилов начал свое знаменитое наступление. После прорыва на реке Стрыпе в направлении города Бучач наш 22-й армейский корпус вместе с другими частями успешно расширял этот прорыв, выбивая австрийцев из их сильно укрепленных зимних позиций. Тяжелой артиллерии почти совсем не было — она была сосредоточена южнее, на главном секторе прорыва, и на нашем участке лишь 3-дюймовые пушки старались делать проходы в проволочных заграждениях противника. Саперы также получили задачу проделывать эти проходы при помощи так называемых «удлиненных зарядов». Это были узкие доски длиной в 3-4 аршина, на которых были уложены поперек цилиндрические шашки «гремучего студня» в пергаментной бумаге. «Гремучий студень» несколько отличается химически от динамита (т. е. нитроглицерина) и с виду представляет собой желтоватую студенистую массу, откуда и произошло его название. Он гораздо более безопасен в обращении, чем динамит, и от ударов, производимых попаданием пули, или всяких других, он не взрывается. Не взрывается он и от огня, но загорается и развивает температуру около 800 градусов. Взрыв же его вызывается детонатором гремучей ртути при помощи терочного приспособления.
После занятия нами немецких окопов меня спешно вызывает командир одного из наших Финляндских стрелковых полков и говорит, что у него в полку каждый день начали появляться раненые от этого проклятого «динамита». Командир полка просил меня произвести расследование, от чего именно эти ранения происходят.
Выяснилось это очень скоро. Подпихивая под заграждения удлиненные заряды, несколько сапер-подрывников были убиты или ранены огнем противника, не успев еще взорвать свои заряды. После занятия окопов стрелки нашли эти неиспользованные заряды и сделали очень ценное для них открытие, что эти шашки быстро, от первой же спички, загораются и разжигают костры даже из сырого дерева, а вода в котелках, благодаря высокой температуре, очень быстро вскипает. Чай можно было варить даже под дождем, и это для солдат было очень ценно. Но вот тут-то и случалась беда: разведя костер и окружив его своими котелками с водой, в ожидании, когда вода закипит, молодые солдаты подбрасывали иногда в огонь обоймы с патронами, которые после атаки валялись повсюду. В огне эти патроны просто «щелкали», не вызывая никакой опасности, и это забавляло но если в костре находились шашки «гремучего студня», музыка получалась совсем иная. Патроны, взрываясь от огня, являлись детонаторами и вызывали взрыв шашек, совсем настоящий .Тогда все летело в воздух: котелки и кипяток; горящие головешки и патроны. А среди окружавших костер солдат были и раненые, и обожженные, и ошпаренные.
Только русский солдат, мне кажется, мог додуматься варить себе чай на «динамите»!!!
Г. К.
П. С. — Думаю, что «гремучий студень» это то же самое, что французский «пластик». Так как я этого «пластика» в руках никогда не держал и даже не видел, то делаю только предположение.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...| Аварийное вскрытие замков на сайте Детальная информация аварийное вскрытие замков на сайте. vskrytie-zamkov39.ru |
Похожие статьи:
- На Двине в 1915-1917 гг. (Окончание) – В. Е. Милоданович
- Письма в Редакцию (№ 126)
- К справке М. Бугураева «первый Георгиевский кавалер войны 1914-1917 гг.» – Вл. Бастунов
- Первая мировая война. – Г. К.
- Роль и значение Русского фронта в войну 1914-1917 гг. по иностранным военным источникам (Окончание). – К. Перепеловский
- На немецких минах на Дунае. – А.Н. Пестов
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
- Воспоминания о моей службе на младших должностях офицера Генерального штаба (Окончание). – Шляхтин
- Роль и значение Русского фронта в войну 1914-1917 гг. по иностранным военным источникам. – К. Перепеловский
Loading ...