В то время как части корпуса стягивались в район м. Бурканува, а генерал Скоропадский совещался с начальниками дивизий о дальнейшей судьбе корпуса, к нам в штаб прибыла вдруг делегация украинской Центральной Рады, этого самовольно возникшего псевдоправительства Украины, направленная к нам самим Верховным Главнокомандующим, тогда — генералом Брусиловым. Делегация состояла из капитана Удовидченко 1-го, кадрового офицера-топографа, и поручика запаса Скрипчинского, по профессии — преподавателя гимназии, и настаивала на том, чтобы ее принял генерал Скоропадский лично. Ввиду того, что прислал делегацию к нему сам Верховный, генерал Брусилов, с которым генерал Скоропадский был знаком лично по Петербургу, он ее принял.
В то время когда наша армия начала неудержимо разлагаться и все больше и больше теряла боеспособность, на верхах нашей армии обратили внимание на национальные войсковые части, созданные в течение войны в рядах наших вооруженных сил. Это были польские части, латышские стрелки и чехо-словацкие формирования из военнопленных, которые в то время еще отлично держались и были вполне боеспособны. В некоторых наших армиях самовольно образовались небольшие соединения из украинцев. Ввиду того, что они были вполне дисциплинированы и боеспособны, их там терпели. Существование таких небольших украинских формирований навело комиссара по военным делам Центральной Рады Петлюру на мысль предложить нашему Верховному Командованию увеличить число украинских частей, уже существующих в рядах нашей армии, с расчетом, конечно, на то, что впоследствии такие части полностью перейдут в подчинение Центральной Раде и помогут укреплению таковой. С этой целью и была образована делегация, которая была послана с этим предложением в Ставку. Брусилов ее принял, выслушал, но понял, по-видимому, заднюю мысль этого предложения и, не принимая решения, направил делегацию к Скоропадскому, бывшему Свитскому генералу, носящему старую гетманскую фамилию, который должен был бы быть порукой тому, что если Скоропадский одобрит такую украинизацию, то она останется под контролем его, заслуженного русского генерала.
Для Скоропадского же, подавленного неудавшимся наступлением и большими, напрасными потерями его корпуса, приезд делегации был так же неожидан, как и малопонятен. Однако, ввиду того, что направил ее к нему сам Верховный, он ее принял. Его разговор с делегацией отнял у него два часа времени, но никакого решения он не принял, желая прежде всего познакомиться с теми, кто эту делегацию вообще выслал, то есть — с Центральной Радой. Кроме того, хотел он и вообще ознакомиться с еще чуждым и незнакомым ему украинским национальным движением и его вождями. Поэтому, захватив меня с собою, выехал он в ближайшие же дни в Киев на автомобиле.
Поездка произвела на него самое удручающее впечатление. Картина, которую мы увидели в Киеве, ничем не отличалась от того, что в то же самое время происходило в Петербурге, в самом Временном правительстве. Люди произносили бесконечные, но малосодержательные речи, совершенно не ориентируясь в обстановке, и сами, видимо, мало понимали то, о чем так долго и пространно говорили. Единственным просветом в Киеве во всем виденном была фронтовая молодежь, которая хотела продолжать сражаться и отдавала себе отчет в нереальности и неосуществимости планов и затей Центральной Рады.
После всего увиденного и услышанного Скоропадский решил отказаться от украинизации своего корпуса, в силу которой ему пришлось бы, к тому же, удалить из рядов последнего столько заслуженных и достойных людей только потому, что они не были сынами Украины и не собирались «сделаться» ими, а на их место получить из других корпусов и дивизий совершенно чужих ему людей, качества которых могли быть весьма проблематичны. С другой стороны, из разных разговоров, веденных им в Киеве, он узнал, что рассчитывать на какую-либо помощь и поддержку со стороны Центральной Рады он тоже не может. Поэтому Скоропадский решил немедленно же ехать в Каменец-Подольск, где находился штаб Юго-Западного фронта, для того чтобы доложить Главнокомандующему о своих киевских впечатлениях и отказаться от украинизации 34-го армейского корпуса.
К несчастью, вся эта поездка в Каменец-Подольск оказалась напрасной: в то время как мы ездили в Киев и вели там разговоры и переговоры, австро-германцы перешли в наступление на всем Юго-Западном фронте, и наши совершенно деморализованные войска, не оказывая никакого сопротивления, просто обратились в бегство. Момент для разговоров с Главнокомандующим об украинизации корпуса был совершенно неподходящий, и вместо этого, передав свой отказ и объяснив причины такового начальнику штаба фронта, Скоропадский поспешил на фронт в розысках своего корпуса, о месте нахождения которого в Каменец-Подольске ничего известно не было. Узнав все же там, где находится штаб 7-й армии, мы направились туда. Так началось для Скоропадского многодневное и мучительное путешествие в поисках своего корпуса. В штабе армии нам могли только приблизительно указать, где корпус мог находиться, и сообщили, что корпус наш — один из немногих, который отступает с боями, тогда как подавляющее большинство корпусов и дивизий уходят без всякого сопротивления на восток сплошной массой, бросая винтовки, орудия и обозы.
Эта поездка в поисках нашего корпуса навсегда останется у меня в памяти! Только шагом, при постоянных, часто бесконечно долго длившихся вынужденных остановках, с большим трудом продвигался наш автомобиль против течения сплошной толпы отходящих без всякого строя и порядка солдатских масс. Причем оказалось, что эту солдатскую массу составляют не только части нашей, 7-й армии, но что и почти вся 11-я армия, находившаяся севернее нас, отходит этой же дорогой.
Беспрерывно опрашивая отходящих, с большим трудом определили мы направление, в котором следовало искать корпус, и после бесконечно долгих часов натолкнулись на части такового.
С радостью приветствовали части корпуса своего командира. Весть о его возвращении стала быстро известна во всех частях корпуса, который под прикрытием 416-го пехотного полка в полном порядке продолжал отходить на восток. Между тем был получен приказ штаба армии согласно которому наш корпус должен был занять позицию по реке Збруч, где перед войной проходила граница между Российской Империей и Австрией. Насколько помню, один из флангов нашего корпуса занимал м. Сатанов.
На этом участке, однако, 34-й армейский корпус простоял всего лишь несколько дней, так как совершенно неожиданно пришел приказ Главнокомандующего фронтом генерала Корнилова от отводе корпуса в резерв фронта в район Межибужья, где корпус немедленно должен был приступить к украинизации своих частей. Причем нужно заметить, что не Скоропадский захотел украинизировать свой корпус, как мне не раз приходилось потом слышать, а приказ об этом, без запроса, согласен ли он на это, поступил прямо из штаба фронта. Мне до сих пор так и не удалось узнать, доложил ли начальник штаба фронта Главнокомандующему о посещении штаба Скоропадским в печальные дни бегства наших армий из Галиции, доложил ли он ему об отказе Скоропадского украинизировать свой корпус и о причинах такого отказа.
Но теперь выбора больше не было, приказ об украинизации был получен и надо было его исполнить. Со свойственной ему добросовестностью приступил Скоропадский к предписанной ему свыше украинизации корпуса, переименованного теперь в «1-й украинский», который однако, оставался подчиненным русским высшим военным властям.
Украинизация продвигалась чрезвычайно медленно, и корпус вместо того, чтобы обрести снова свою прежнюю боеспособность, наоборот, медленно терял все те боевые качества, которые еще оставались в нем после героических боев на Диких Ланах в Галиции в июне 1917 года. Многие очень дельные люди среди офицеров и старого кадрового состава, великороссы по происхождению, не захотели «делаться» украинцами и покинули нас. Так, например, ушел выдающийся офицер Генерального штаба подполковник Ермолин, на котором зиждилась вся основная работа в штабе корпуса и в оперативной части штаба, если не считать уроженца Екатеринославской губернии, начальника штаба корпуса, генерала Сафонова. Остался только я, уроженец Полтавской губернии. Покинули корпус и многие другие старшие офицеры. Из прибывающих на пополнение свободных должностей украинцев были, к сожалению, главным образом неудачники, и во всяком случае хороших офицеров, кроме разных категорий прапорщиков, к нам не поступало. То же было и с нижними чинами. Русские выбывали массами, ссылаясь, конечно, на то, что они — не украинцы. Эти же последние поступали в корпус очень вяло, предпочитая под предлогом украинизации просто ехать домой. Таким образом, корпус таял с недели на неделю. Среди прибывших в корпус украинцев было, между прочим, два старика, в своей ранней молодости знавших украинского поэта Тараса Шевченко (1814-1861). Один из них был военный врач в высоком генеральском чине, Луценко, другой — старенький штабс-капитан инженерных войск, фамилию которого я уже забыл, призванный, вероятно, из отставки. Оба они оказались очень полезными при украинизации и были близкими советникам Скоропадского по чисто национальным вопросам. Насколько сама идея украинизации крупных войсковых соединений не имела никакого успеха, видно по примеру украинизации 17-го армейского корпуса. Штаб фронта сообщил нам, что этот корпус также украинизируется под наименованием «2-го украинского корпуса» и вместе с нашим составит украинскую оперативную группу (впоследствии предполагалось образовать из украинизированных частей украинскую армию). Если не ошибаюсь, этот 17-й армейский корпус находился на Северном фронте и должен был быть перевезен куда-то по соседству с нами. Однако он никогда не прибыл и вообще исчез бесследно, так как все эшелоны этого корпуса разбежались по домам во время перевозки.
Когда в октябре власть перешла к большевикам, наш 1-й украинский армейский корпус перестал подчиняться русскому командованию. Но он не подчинялся также и Центральной Раде, объявившей независимость Украины, по той простой причине, что Рада не признавала Скоропадского, опасаясь его диктатуры на Украине. Рада не только не поддерживала единственную регулярную украинскую часть, какой еще был наш корпус, но, наоборот, направила к нам массу агентов, которые должны были разложить остатки нашего корпуса только для того, чтобы не допустить Скоропадского до возможного (как они этого боялись!) захвата власти на Украине.
Таким образом, корпус наш перестал теперь подчиняться какой-либо власти, но прекратилось и получение средств на его содержание, которые до перехода власти в руки большевиков получались от Юго-Западного фронта. Вследствие этого было решено приступить к расформированию корпуса, каковое и было поручено начальнику 104-й пехотной дивизии (теперь — 1-й украинской) генералу Гандзюку, а генерал Скоропадский выехал из Белой Церкви, где в течение последних месяцев находился штаб корпуса.
В конце января 1918 года к Киеву приближались большевики, а так как украинское правительство по своей же собственной вине не имело никаких организованных войск, кроме случайных банд разных «атаманов», не было и надежды на то, что оно сможет противостоять большевикам, чьи войска двигались на Киев под начальством Муравьева. Предвидя катастрофу, я, еще будучи в штабе корпуса, запасся фальшивыми документами и, переодетый простым солдатом, в последнюю минуту перед занятием Киева большевиками успел покинуть пешком этот город и кружными путями добрался до Курска, где меня никто не знал. Когда в апреле я узнал из советских газет о занятии Украины немцами, под видом демобилизованного солдата, опять-таки пешком, я вернулся в Киев. Приближаясь к Киеву я узнал, на этот раз — из украинской газеты, что незадолго перед тем Скоропадский был провозглашен Гетманом Украины.
Скоропадский в тот же день узнал о моем возвращении (это было немудрено: дом отца, в котором тогда жила вся наша семья, находился наискосок от дома Генерал-губернатора, ставшего теперь резиденцией Гетмана Украины) и немедленно же прислал за мной. Вся эта история с украинизацией довела меня до такого нервного переутомления, что я не хотел больше участвовать в этой затее, в которую попал случайно при официальной украинизации корпуса. Но Скоропадский моим отказом не удовлетворился и продолжал посылать за мной до тех пор, пока я не явился к нему.
Скоропадский предложил мне состоять при нем, а так как я в совершенстве владею немецким языком, возложил на меня обязанность быть чем-то вроде связного с командованием оккупирующей Украину немецкой армии. Но, как я уже говорил выше, я — не политик, а солдат, и поэтому до конца оставался вдали от всего связанного с политикой.
Не раз приходилось мне слышать упреки Скоропадскому в том, что он — «самостийник» — отказался прийти на помощь Добровольческой Армии. Я же могу засвидетельствовать только, что упреки эти лишены всяких оснований. Наоборот, Скоропадский отдавал себе полный отчет в том, что только совместные усилия всех в этом заинтересованных смогут ограничить распространение большевизма и, может быть, приведут даже к его падению. Однако, как известно, тогдашний Главнокомандующий Добровольческой Армией генерал Деникин стоял на политической платформе «Единой и Неделимой России». Поэтому в его глазах Скоропадский был изменником и он не хотел ничего о нем и слышать.
На Украине Скоропадского формировались и были уже готовы кадры восьми корпусов трехдивизионного состава. Но немцы не давали разрешения на призыв новобранцев, которые должны были пополнить эти восемь корпусов. Только после поездки Скоропадского осенью 1918 года в Германию на свидание с императором Вильгельмом он получил разрешение на это. Но было уже слишком поздно: в ноябре Германия капитулировала, и Скоропадский должен был покинуть Украину.
Последний раз видел я Павла Петровича летом 1941 года, в Берлине, где мне пришлось быть по личным делам вскоре после того, как Германия напала на СССР. За те 20 лет, что я его не видел, он очень постарел, но все же держался еще молодцом.
К моему утверждению, что Германия, несмотря на все ее тогдашние успехи, войну проиграет, так как Гитлер своей захватнической политикой восстановил против себя весь цивилизованный мир, Скоропадский отнесся с недоверием, которое было вполне понятно: жил он в Германии безвыездно, слушал немецкое радио и читал только немецкие газеты.
В 1945 году, когда большевики грозили Берлину окружением, Скоропадский пытался пробраться к своей семье, проживавшей тогда на юге Германии. Во время бомбардировки англичанами или американцами станции, на которой стоял как раз поезд Скоропадского, он был смертельно ранен.
Да будет легка земля этому храброму и достойному русскому солдату, любившему Родину и пытавшемуся ее спасти по-своему. К сожалению, остался он многими не понят, а поэтому несправедливо осуждаем.
В. Кочубей
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- 13-я и 34-я пехотные дивизии. – И. Н. Горяйнов
- Картина художника Г.К. Бакмансона «Измайловский досуг» – Юрий Солодков
- Следы старой катастрофы. – П.А. Варнек
- Библиотека Первого Кадетского корпуса
- На Двине в 1915-1917 гг. (Окончание) – В. Е. Милоданович
- В 1903 ГОДУ (Из воспоминаний о І-м Московском Корпусе)
- Роль и значение Русского фронта в войну 1914-1917 гг. по иностранным военным источникам (Окончание). – К. Перепеловский
- Императорская Николаевская Военная Академия. – Шкинский
- ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ (№107)
Loading ...