К выходу книги генерал-лейтенанта А. В. Шварца «Ивангород 1914-15 гг.»
Вспоминается, с каким напряжением вся Россия следила за маленькой героической крепостью Ивангород, мужественно отбивавшейся от наседавших на нее германских корпусов, форсировавших Вислу и охвативших крепость с обоих флангов. Драматические дни переживались защитниками. Помощи ждать было неоткуда. Под Варшавой шли страшные бои, приковавшие к себе все силы и все внимание. Только одну ничтожную часть могла выделить Ставка в помощь геройскому гарнизону: отдельный морской батальон особого назначения. Он поспел вовремя. В самые критические дни, пережитые крепостью, батальон был уже на месте, сея смерть из своих морских скорострельных батарей, вкопанных в землю. Тут-то, на его глазах и произошел знаменитый предмостный рукопашный бой, решивший участь крепости. Моряки-артиллеристы, свидетели этого боя, рассказывали потом, что это был за ужас! После ураганного огня с той и другой стороны, всю ночь сотрясавшего землю и к рассвету достигшего апогея, вдруг наступила тишина. Но ненадолго: рев орудий сменил поднявшийся со всех сторон дикий вой. То началась атака, перешедшая в рукопашную. Страшную, глухую, звериную. Ни криков, ни выстрелов. Стенания, хрип, стон, скрежет. «Нет, — говорили моряки, — лучше пережить сколько угодно минных атак или наших артиллерийских морских боев, чем одну такую рукопашную!».
Что представлял собой этот морской батальон, посланный на защиту Ивангорода? Прежде всего — горсть отважных людей. Все это были добровольцы: офицеры, юнкера флота, матросы балтийских и черноморских экипажей, сами вызвавшиеся на фронт. Оружием им служили морские скорострелки (47мм.) и динамит, с которым они, как кроты, подкапывались под врага; и еще — вооруженные катера для действий на реках и озерах. По составу специалистов это была ценнейшая часть. Кровью запечатлела она свою службу армии. Замечательно — матросы никогда не отступали. «На море вы деретесь как орлы, на суше — как львы!» сказал им комендант Ивангорода, генерал Шварц, после первого горячего дела, в котором участвовали матросы и в котором они заработали свои первые Георгиевские кресты.
Батальон был двухротного состава. Командовал им капитан 1 ранга Мазуров. 1-й ротой — от Балтийского флота — командовал подполковник корпуса гидрографов Ломен; 2-й ротой — лейтенант Паруцкий. Субалтерн-офицерами состояли: лейтенанты Эйлер, Ладыгин, Всеволожский, Китицын, мичманы Ольшевский, Татарский, Федоров, инженер-механик Ильютович и штабс-капитан корпуса гидрографов Павлов. Матросов и юнкеров флота было 400 человек. Люди, как сказано, отменные, веселые, всю дорогу песни распевали. Приумолкли, когда эшелон стал приближаться к Ивангороду. Ехали в первое дело, обстановка непривычная. Знали: крепость осаждена, защита слаба, против — немецкая гвардия и мадьяры.
Чем ближе к Ивангороду, тем страшнее: сильнее зарево, явственнее канонада. Нет-нет да и появится далеко за полем горящая деревня, зажженная снарядами. Кто понабожнее — крестится, не таится: не такая минута.
К полуночи эшелон подошел к товарной станции крепости. Сгрузили орудия. Батальон построился. Отвели за полверсты в каземат. Быстро сварганили ужин, заварили чай. Народ повеселел. Однако прохлаждаться долго не пришлось: был получен приказ вкопаться до зари в предмостный окоп вместе с орудиями. Мичмана Ольшевского, как командира батареи, вызвали в штаб, в главной цитадели. Стариннейший форт, Бог знает каких времен, стены в три обхвата, с бойницами; подземные ходы-переходы. Ввели в оперативное. Несмотря на ночь, все на ногах, трещат телефоны, шныряют ординарцы.
Подвели к карте. В крупном масштабе изображен район предмостного укрепления. Излучина Вислы омывает его. Здесь река делает крутой загиб, как бы громадную дугу, в восемь верст шириной, выгнутую в нашу сторону. Посередине, пересекая этот плацдарм, тянется длиннейший окоп, от одного рукава излучины к другому. Мост и главная цитадель — за спиной, а в некотором удалении, справа и слева расположены крепостные форты. Вот этот-то плацдарм — подступ к цитадели — и призван был защищать морской батальон.
Почти напротив, несколько слева, в 1 — 2 верстах находится большое, полуразрушенное село Гневашово, только накануне занятое одной из дивизий 2-го гвардейского прусского резервного корпуса. Отсюда и первая задача батальону: выжечь дивизию! Тут кстати заметить, что сама крепость, как предназначенная в свое время в заштат и не вошедшая в систему новейших укреплений Новогеоргиевск — Брест Литовск, осталась при поршневых орудиях. Дивились наши, как с таким оружием и с таким ничтожным гарнизоном из двух пехотных полков (один — второочередной, другой — бородачи-ополченцы) и нескольких сотен казаков, как при таких условиях могла эта крепостца так упорно отбиваться от сильнейшего врага, денно и нощно громившего ее ураганным огнем?
«Спокойнее, моряки, — наставительно отвечал старенький штабс-капитан, призванный из запаса и теперь отсиживавшийся здесь со своими «крестоносцами». — Не на пушки смотрите, а на него, — указал он в сторону появившейся группы офицеров, впереди которой шел высокого роста моложавый генерал с Георгием на груди. — На него смотрите! Это, голубчики, он да Николай Чудотворец создали из нашей старушенции орешек, который немцы никак не могут раскусить…»
Правду говорил старенький штабс-капитан. Про генерала Шварца, сподвижника Кондратенко, рассказывали чудеса. Воистину, из своей заштатной крепости сотворил чудо-орешек, о который немцы немало зубов пообломали и который так и не смогли раскусить до самого великого отхода русских армий.
К рассвету батальон, худо ли, хорошо ли, вкопался в окоп. На все нужна сноровка. Помог старенький штабс-капитан со своими бородачами. Матросы живо связали телефонами все свои восемь орудий, раскинутых на восьмиверстной дистанции, установив в центральном блиндаже командирский пост. Разумеется, об общей корректировке огня нечего было и думать. Командиру батареи приходилось самому пристреливать каждое орудие, оставляя дальнейшее на ответственности комендоров. Последних больше всего волновало, хватит ли привезенного с собой запаса сала для смазки. Его бережное расходование и подача были возложены на командирского ординарца Кучеренко. Справился он с задачей отлично и не только вовремя доставлял драгоценное сало, но одновременно разносил и харч и табачок, для чего приспособил умного командирского пса. Появление этой пары неизменно вызывало шумное веселье. Кучеренко был типичным «кот-бахарем», какие в стародавние времена водились на наших кораблях для развлечения команды. Много басен ходило про них. Самый знаменитый «кот-бахарь» плавал на сенявинском флагманском корабле. Когда однажды во время сильного шторма Сенявин сошел с мостика подбодрить людей и увидел «бахаря», сидящего, свесив ноги, на пушке и спокойно обгладывавшего кость, он закричал ему: «Скотина, то ли время наедаться!» «А я думал, — ответствовал «бахарь», — теперь-то и поесть солонинки: может статься, скоро пить много будем». Все захохотали… Вот таким-то и был Кучеренко. Не только матросы, но и угрюмые ополченцы животы надрывали от его уморительных рож и всяческих штучек.
Комендоры, привыкшие на море стрелять по видимой цели, поначалу были озадачены: «Как так, стрелять по невидимой?». Но и тут быстро освоились. Словом, не прошло и двух часов с начала бомбардировки, как Гневашово представляло собой сплошной костер. Противник был в тот же день выбит, а так как 1-й Сибирский корпус, подоспевший к Варшаве, как раз в то же время лихой атакой прорвал германский фронт, весь 2-й гвардейский прусский корпус отступил по всей линии. Шварц немедленно приказал второочередному пехотному полку, при поддержке нескольких рот ополченцев, преследовать врага. Пошла и рота старенького штабс-капитана. Только моряки и часть «крестоносцев» остались в окопе.
Наступило затишье.
В исходе дня из ближайшего леса показались второочередники. Сперва — одиночками, потом — группами. А там — еще и еще. Бегут. А в спину им беглый огонь четырех или пяти полевых батарей.
Матросы бросились к орудиям. Однако стрелять нельзя: можно угодить в своих. А те все бегут. Впечатление — бежит полк целиком.
Мичман Ольшевский — к ним. Хватает первого попавшегося:
— Что случилось?
— Пропали! — слышит в ответ… И бегут без оглядки.
Заразили бородачей. Страшная штука — паника. Матросы еще держатся, хотя и им не по себе.
Ольшевский — к телефону. Доносит в штаб. Отвечают: «Высылаем казаков».
Наступил вечер. Уже впотьмах в окоп буквально свалился старенький штабс-капитан. Обессиленный, подавленный, без фуражки, борода в крови. Плачет… От него узнали, что полк, преследуя отступавших, нарвался на мадьяр. Почти все офицеры полегли, а что сталось с остальными и где командир — неизвестно.
Зазвонил телефон. Сам комендант. Отрывисто передает: наступают два корпуса. К рассвету ждать атаки. Держаться до последней возможности. Огонь открывать завесой. В случае отхода — снять замки. Цитадель приготовлена к взрыву.
Прискакали донцы. Выставили секреты. Расположились на левом фланге. Сотник предупредил: «Как только прорвут проволочное, — лавой атакую. А там, что Бог даст!».
Ночь. Перед зарей огонь противника еще усилился. Но и наши не уступают. Держат завесу. Беспрерывно трещат затворы.
Под утро мичман Ольшевский, утомленный бессонной ночью, задремал. Но ухо улавливает малейший шум. Вдруг слышит бешеный лай. Видит: казаки с пиками наперевес, верхом на собаках, лавой несутся на него. Пика вонзилась в плечо. Кто-то теребит за больное место. Слышит: «Ваше благородие! Ваше благородие!…»
Открыл слипшиеся глаза. Радостно лает пес.
— Ваше благородие, гвардия!!!
Ольшевский — за телефон:
— Огонь! Открыть огонь!
Кучеренко вырывает трубку:
— Що ж вы слухаете, це ж гвардия наша!
Беглым шагом, бренча походным снаряжением, откуда возьмись — саженные богатыри. Узнает: Измайловский полк. В сумраке колышется знамя. Впереди — командир полка. За Измайловцами — Лейб-гренадеры, Егеря, Финляндцы. Слева обходят Преображенцы, Семеновцы, Павловцы… Один за другим полки рассыпаются в цепь. Измайловцев уже не видно. Далеко гремит ура…
Суворовским маршем, без передышки, то бегом, то шагом, гвардия, пройдя шестьдесят верст, ринулась в атаку. Двенадцать часов длился рукопашный бой. Мадьяры и подоспевшая к ним немецкая гвардия были сметены. Шесть линий окопов захвачены. Фронт прорван в глубину на пятьдесят верст.
Германская армия откатилась…
А. Лукин
Похожие статьи:
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
- Елочка. – Владимир Новиков.
- Военно-историческая комиссия при Гвардейском Объединении. – В.А. Каменский
- Штабс-капитан В. Д. Парфенов. – Анатолий Векслер
- Российские солдаты. – Полковник Попов
- Братские могилы Симбирцев. – В.Н. Лукин
- Первая мировая война. – Г. К.
- Хроника «Военной Были» (№103)
- Хроника «Военной Были» (№111)