ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Б. В. ГЕРУА — Воспоминания о моей жизни. Издание «Танаис». Париж 1969 г.

Еще так недавно вышедшие из печати «Материалы к библиографии русской военной печати за рубежом», собранные А. А. Герингом, уже должны быть дополнены еще одним и очень ценным вкладом: военно-историческим издательством «Танаис» издан первый том «Воспоминаний» генерала Бориса Владимировича Геруа, чрезвычайно интересных потому, что служба автора воспоминаний прошла не только в строю и в штабах, но, кроме того, еще и в должности преподавателя военных наук в военном училище, а потом на профессорской кафедре в Военной Академии как раз в период острого кризиса, переживавшегося Академией в 1907-1914 гг.

Военную карьеру генерала Геруа нельзя, конечно, назвать типичной для русского офицера: не говоря уже о большинстве его сверстников по корпусу и сослуживцев по полку, даже офицеры Генерального штаба, товарищи по Академии, остановились в своем продвижении по службе на более скромных должностях, чем пост начальника штаба армии, на котором фактически закончилась для генерала Геруа война 1914-17 гг. Но несмотря на такой очевидный успех своей строевой и штабной карьеры*), именно о пятилетнем педагогическом периоде своей службы — два года в военном училище и три — в Академии — генерал Геруа вспоминает как о доставившем ему наиболее полное духовное удовлетворение, особенно в Академии, где после проведения реформы и введения прикладного метода труд профессора стал в подлинном смысле слова творческим.

Особенно же поучителен пример карьеры генерала Геруа тем, что, вопреки довольно распространенному в военных кругах мнению, он доказывает полную возможность быть талантливым военным ученым — теоретиком, выдающимся штабным работником и одновременно блестящим строевым начальником.

В отдельной главе, посвященной Пажескому корпусу, где протекли годы его юности, автор с большой теплотой и симпатией подробно описывает быт этого привилегированного военно-

*) С начала войны 1914 года и до своего назначения начальником штаба 11-й армии в 1917 году генерал Б. В. Геруа последовательно командовал 123-м пехотным Козловским и лейб-гвардии Измайловским полками и был затем генерал-квартирмейстером штаба Особой армии.

учебного заведения и тот дух корректного товарищества и взаимного уважения, который господствовал в отношениях между пажами. Но в том, что касается образования, получаемого в то время*) пажами, как впрочем, и воспитанниками прочих русских средних учебных заведений, которое автор насмешливо называет тоже «средним» в буквальном смысле этого слова, он не жалеет темных красок для всей вообще системы преподавания наук в этих учебных заведениях. Метод преподавания, говорит он, совершенно не приучал ученика к самостоятельной работе и не учил его рассуждать. Этот недостаток сразу же ощущался впоследствии всеми поступавшими в высшие учебные заведения и в Военную Академию.

В такой своей оценке генерал Геруа не одинок: еще более суровое осуждение постановки учебного дела в средних учебных заведениях можно найти и в книге генерала Деникина «Старая армия», в главе, посвященной Военной Академии.

Очень жесток генерал Геруа и в характеристике большинства преподавателей корпуса, видя в них едва ли не причину описанного выше положения вещей.

Читателей — военных удивит, наверное, оригинальная постановка обучения в специальных классах корпуса в ту эпоху: если подготовку будущих офицеров пехоты можно еще было считать одинаковой с подготовкой, даваемой другими, непривилегированными военными училищами, то какой можно было поставить знак равенства в этом смысле между подпоручиками, выпускаемыми из артиллерийских училищ, и артиллеристами — пажами, все познания по своей специальности черпавшими в артиллерийских частях, во время лагерных сборов? Если же нам скажут, что артиллеристы — бывшие пажи или, например, паж — фельдфебель, выходящий из корпуса лейб-гвардии в Саперный батальон, стоили, в смысле специальной подготовки, подпоручиков из Михайловского, например, или Николаевского инженерного училищ, то нам останется только пожалеть юнкеров этих училищ, три года настойчиво и упорно грызших гранит артиллерийских и инженерных наук, так легко дававшихся пажам…

В последний год пребывания молодого Бориса Геруа в корпусе на его долю выпала большая и завидная честь быть назначенным камер-пажем будущей Императрицы, тогда еще Вели-

*) В девяностых годах прошлого столетия.

кой Княжны Александры Федоровны. В этой своей новой должности он непосредственно участвовал 14 ноября 1894 года в торжестве бракосочетания Великой Княжны с Государем Императором Николаем Александровичем и затем, в течение года, в других церемониях, приемах и балах, живое и талантливое описание которых, расцвеченное «закулисными», часто смешными подробностями придворной службы пажей, представит несомненный интерес если не для Истории, со большой буквы, то для «маленькой истории», во всяком случае.

В августе 1895 года Борис Геруа был произведен в офицеры, получив, как камер-паж Императрицы, приказ о производстве из рук самой Государыни.

Последовавшим затем шести годам службы младшим офицером лейб-гвардии в Егерском полку посвящена следующая, самая большая глава воспоминаний. Перед взором читателя проходят, как живые, фигуры большого начальства: два Великих Князя, из которых особенно картинно и с большим уважением представлен маститый Великий Князь Владимир Александрович, начальники 1-й гвардейской пехотной дивизии, командиры полка и сослуживцы — офицеры. Служба, несение караулов, парады, лагерь под Красным Селом и, увы, два ареста, которые автор перенес, однако, стоически, не очень сокрушаясь о несправедливом отношении начальства. Очень подробно описано полковое офицерское собрание с его «соблазнами», товарищеские обеды и, наконец, как два выдающихся события, командировка в 1896 году на коронационные торжества в Москву и празднование 100-летнего юбилея полка.

Жизнь в столице предоставляла молодому офицеру большие возможности и широкое поле для самоусовершенствования, и большой интерес представляла в этом смысле деятельность Общества ревнителей военных знаний, основанного в 1897 году и энергично руководимого Генерального штаба полковником Новицким. Общество издавало сборник своих трудов, организовывало открытые доклады. Как говорит автор: «Ни в одной из европейских армий не существовало подобного добровольного общества с таким духом свободного обмена мнений… В большом, битком набитом зале среди офицеров сидели государственные мужи, в которых до того времени едва ли можно было заподозрить какой-нибудь интерес к чисто военному делу».

Но молодость брала свое, и в первые годы офицерства молодой Геруа с усердием посещал танцевальные вечера в частных домах и придворные балы, на которые он, бывший камер-паж Императрицы, регулярно получал приглашения от Двора.

Как проходит все на свете, прошло и увлечение танцами и ночными выездами в «свет», и ему на смену пришли другие увлечения и занятия более серьезного характера: чтение, а затем подготовка и поступление в Военную Академию.

О своем прохождении курса Академии автор говорит кратко, без больших подробностей, упоминая, однако, о чрезвычайном напряжении всех сил и способностей, умственных и физических, которые были необходимы для успешного окончания курса. Зато очень интересны «портреты» и характеристики некоторых профессоров Академии, Н. П. Михневича, Б. М. Колюбакина, Гейсмана, Баскакова. Об А. З. Мышлаевском, ставшем впоследствии помощником Наместника Его Величества на Кавказе и фактическим командующим Кавказской армией, «хорошем профессоре и талантливом военном мыслителе», говорится, что когда зимой 1914 года, на турецком фронте, он совершенно растерялся и выпустил из рук управление армией, произошло это потому, что всю свою службу Мышлаевский провел в кабинете, «не получив освежающего волю воспитания, которое дается командованием строевыми частями» (см. выше, о карьере самого генерала Б. В. Геруа).

Характеризуя генерала М. В. Алексеева, бывшего в то время профессором по кафедре русского военного искусства, автор отзывается о нем как о плохом лекторе, но превосходном руководителе практических занятий, «показавшим себя потом на войне недюжинным стратегом».

Здесь приходится, к сожалению, отметить спорное и ничем не доказуемое тяжкое обвинение генерала Алексеева в том, что в революцию 1917 года, по причине своего «скромного, демократического происхождения… и либерального, близорукого (?) уклона политических мыслей», он «дал рухнуть» монархии. Нужно сказать, что вопрос о подлинных виновниках крушения монархии остается спорным и до сих пор и далеко еще не решенным. Поэтому объективно нельзя согласиться с подобным безаппеляционным приговором, возлагающим на генерала Алексеева всю вину за грехи и ошибки целого ряда государственных и военных деятелей и, может быть, самого монарха.

Очень интересны высказывания генерала Геруа о службе офицеров Генерального штаба вообще, о преимуществах, связанных с состоянием в рядах этой привилегированной корпорации, и также его соображения о мерах для устранения злоупотреблений, проистекавших из этих преимуществ.

В июле 1904 года, по окончании Академии, штабс-капитан Геруа в числе 30 других офицеров, окончивших Академию, отправляется в Маньчжурию, где уже шла война с японцами.

«Несмотря на то, что мой опыт в кампанию 1904-05 гг. ограничивался работой в штабе армии, — говорит автор, — все же он принес мне новые знания и практическое понимание военных проблем… На наших глазах — недавних школьников — рос боевой опыт армии, исправлялись ошибки мирного времени и намечались основы новой тактической доктрины»…

Взяв, по возвращении в Россию в 1906 году, вакансию в Киев, автор сразу же столкнулся с совершенно парадоксальным использованием в штабах русских дивизий офицера Генерального штаба, человека с высшим военным образованием, для «бумажной» работы, заключавшейся в переписке по самым разнообразным вопросам, лишь изредка касавшимся обучения или воспитания войск. Неудовлетворенный такой чисто канцелярской работой и отчасти, правда, и по личным мотивам, капитан Геруа переходит в военно-учебное ведомство, на должность преподавателя военных наук в Киевском военном училище.

В декабре 1909 года капитан Геруа был произведен в подполковники и назначен на службу в Главное Управление Генерального штаба. Едва успев приехать в Петербург, он получает предложение приступить к работе над диссертацией на соискание ученой степени, а до защиты диссертации ему поручается ведение тактических занятий с офицерами — слушателями Военной Академии.

Опыт педагогической деятельности, проведенный в Киеве, не прошел бесследно, ученая карьера привлекала, и подполковник Геруа согласился на оба предложения.

***

Между тем, в поисках причин неудач, постигших нашу армию в русско-японскую войну, было, конечно, обращено внимание в числе прочих выявившихся недостатков нашей подготовки и на «совершенно неудовлетворительную подготовку офицеров нашего Генерального штаба» *). «Отзывы начальников, отличившихся в войну с Японией, собранные начальником Генерального штаба генералом Палицыным, были очень суровыми. В них проходила, как лейтмотив, мысль о схоластичности, нежизненности и отсталости обучения в Академии тактике»… «Поражение, незаслуженно понесенное русской армией, возбудило во всей мыслящей части русского офицерства искание причин этого печального боевого опыта… С этой целью Обществом ревнителей военных знаний была напечатана брошюра-вопросник, разосланная в тысячах экземпляров… Разбирая получаемые ответы, мы могли воочию убедиться, какая тяжелая ответственность за реки напрасно пролитой крови и за безрезультатную растрату доблести русских

*) Генерал Е. И. Мартынов «Из печального опыта русско-японской войны».

войск лежит на устаревшей системе академического обучения» **)… «Нас, будущих руководителей тактического образования офицеров армии не знакомили с методами занятий в войсках» ***).

Неправильный, и с уклоном, к тому же, в сторону трафаретов, метод ведения тактических занятий в Академии, передавался через офицеров Генерального штаба в войска, где оказывал пагубное влияние на их тактическую подготовку и, как непреложное следствие, отозвался поражением наших армий в Маньчжурии.

Курс «службы Генерального штаба», иначе говоря — техники оперативного управления войсками в обстановке войны и общего руководства службами, вообще отсутствовал в программе Академии (был введен после реформы, в 1911 году). В курсе Военной Администрации читалось по этому предмету несколько лекций, но никаких практических занятий не велось и никакого обучения работе Генерального штаба в штабах дивизии, корпуса и армии не производилось*).

Профессор полковник Головин командированный в 1908 году по Высочайшему повелению во французскую Высшую Военную Школу с задачей изучить постановку высшего военного образования у наших союзников, предложил по возвращении в Россию план обновления учебной системы и реформы академического обучения в духе методов, принятых во французской Академии. Там ставили изучение теории на второе, вспомогательное место, выдвигая на первый план практические упражнения по стратегии и тактике по так называемому «прикладному методу», когда в основу обучения положена идея, что знание, для военного, имеет ценность только тогда, когда он умеет применить его, «приложить» к данному частному, вполне конкретному случаю.

Вот что говорил об этом тогдашний руководитель французской Высшей Военной Школы Фош: «Каждый частный случай имеет свое решение. Не ищите трафаретов, а учитесь рассуждать… Знать принципы военного искусства и не уметь их применять не имеет никакой ценности… Военно-академическое обучение не стоит ничего, если оно не научит применению этих принципов на практике. Оно должно идти дальше знания и дать умение. Только постоянным упражнением в приложении принципов на практике можно развить правильное суждение и волю… Научить использовать свой умственный багаж можно, лишь изучая теорию в приложении к частному случаю. Применяя прикладной метод, Академия дает обучающемуся опыт решения, воспитывает в нем рефлексы для быстрого

решения и научает искусству командования» *).

Конечно, говорит генерал Геруа, «решали задачи и у нас, но мало по числу, неглубоко по качеству… и с уклоном в сторону общих мест и шаблонов».

Мы не будем говорить здесь о том, в чем именно заключалось различие между «прикладным методом» французской Высшей Военной Школы и методом, принятым для решения тактических задач в нашей Академии, — краткое объяснение им обоим приведено в «Воспоминаниях», а особо интересующихся этим вопросом отсылаем к циклу статей профессора генерала Головина «Борьба за реформу нашего высшего военного образования». Скажем лишь, что предложенная конференции Академии реформа обучения разделила учебный персонал ее надвое: большинство, после ознакомления с отчетом полковника Головина о его поездке, стало на сторону реформы; меньшинство же воспротивилось нововведениям, аргументируя главным образом двумя доводами: во-первых, — опасением, что новый, прикладной метод будто бы опростит, развалит научно-воспитательную ценность Академии, сведя ее на уровень «полковой учебной команды» (!) и, во-вторых, тем, что старая система является якобы национальной, русской, в то время как предлагаемая полковником Головиным — чужая, французская.

Было бы очень долго приводить здесь в подробностях все доводы за и против реформы, которыми пользовались ее противники и сторонники, но интересно все же привести отзыв историка русской армии А. Керсновского, написанный уже за рубежом, после первой мировой войны. Интересно потому, что во взглядах А. Керсновского на эволюцию русской военно-научной мысли можно заметить влияние профессора генерала Баиова, в свое время одного из яростных противников реформы Академии. Вот что пишет А. Керсновский:

«Сами по себе идеи «младотурок» (так прозвали сторонников реформы) особенной ценности не представляли, однако, в сравнении с царившей косностью они были огромным шагом вперед, давая известный научный метод и существенно расширяя кругозор».

И далее: «Профессора — «младотурки» сильно способствовали поднятию уровня офицеров Генерального штаба выпусков 1908-1914 гг., исключительно ценных по качеству и сильно ожививших войсковые штабы» **).

***

1 февраля 1912 года, после защиты диссер-

тации, подполковник Геруа назначается экстраординарным профессором Николаевской Военной Академии, сначала — по курсу тактики инженерных войск. В Академии он сразу же примыкает к лагерю убежденных сторонников реформы: еще в 1909 году, будучи преподавателем в Киевском военном училище и ничего еще не зная о реформе, предложенной профессором полковником Головиным, капитан, тогда, Геруа напечатал в «Русском Инвалиде» статью о необходимости введения прикладного метода преподавания тактики в военных училищах.

Но пока профессор полковник Головин вместе с приверженцами прикладного метода, заручившись поддержкой начальника Академии генерала Щербачева и конференции, насаждали в Академии новую систему преподавания, противники реформы тоже не дремали, искали и нашли поддержку вне Академии, в более влиятельных кругах. И в 1913 году военный министр Сухомлинов «разгромил гнездо крамолы», каким стала в его глазах Академия, разослав главных сторонников прикладного метода в ссылку, правда — почетную, подальше от Академии. Начальником Академии был назначен послушный генерал Янушкевич, и сейчас же было приступлено к «искажению идей, проведенных Головиным». Больших последствий это, впрочем, уже не имело, говорит генерал Геруа, так как через полгода вся вообще академическая работа была остановлена вспыхнувшей войной…

Но, как заключает свое повествование об Академии автор, более скромный в отношении оценки результатов введения прикладного метода, чем А. Керсновский, офицеры двух последних выпусков, по-новому, из Академии оказались на войне «на высоте», так же как и их бывшие руководители, все, без исключения, достигшие высоких должностей и заслужившие статутные Георгиевские награды.

Заканчивается первый том двумя короткими главами: о цензовом командовании полковником Геруа летом 1913 года батальоном в своем родном лейб-гвардии Егерском полку и о возвращении в Академию уже в 1917 году, после Корниловского выступления.

_______

 

И так уже черезчур длинный этот отчет не позволяет познакомить читателя со всем, что есть в книге интересного, и к сказанному выше можно добавить лишь одно: «Воспоминания» генерала Геруа являются ценнейшим и, главное, компетентным свидетельством о старой русской армии, которое должно найти себе место на книжной полке каждого любителя русской военной старины.

К. Перепеловский

*) А. Керсновский «История русской армии» часть 3-я.

 

ГЕН. ЛЕЙТЕН. А. В. ФОН ШВАРЦ — Ивангород в 1914-1915 гг. С двумя картами в тексте. Изд. «Танаис» Париж, 1969 г.

Эта книга воспоминаний коменданта крепости ген.-лейтен. А. В. фон Шварца вышла из печати в этом году в Военно-Историческом издательстве «Танаис». Нельзя не приветствовать ее появления. Книга нужная (и не только для военного историка), интересная и отлично написанная.

Незадолго до 1-й мировой войны в штабе Варшавского военного округа говорили: «Ивангород — не город и крепости в нем нет». К сожалению, эта словесная шутка была реальностью. Все гражданское население — сотня евреев-торговцев — находилось в поселке Ирена, в версте от цитадели, по Брестскому шоссе. Первое крепостное укрепление было возведено в 1846 году на правом берегу Вислы, при впадении в нее реки Вепрж. Пятиугольный форт, в 90 верстах на юг от Варшавы, предназначался для обороны переправы на тракте из Австрии (Ченстохово, Радом и далее на Брест и Москву). Через два года был построен второй форт (на левом берегу) и оба укрепления были названы «Ивангородом» в честь генерала графа Ивана Федоровича Паскевича, на земле которого крепость находилась.

После русско-турецкой войны были созданы шесть добавочных фортов значительно меньших размеров, а главный форт назван «цитаделью» и там был построен крепостной собор, мельница, мастерские… «Отличные шоссейные дороги соединяли эти форты с цитаделью». Все это была слегка запоздалая необходимость и такою крепость оставалась до начала нашего века, когда станция Ивангород стала узлом железных дорог на Варшаву, Радом и Краков, на Люблин и на Луков и Брест… Тогда в крепости были произведены некоторые перестройки, но и они не изменили устарелости ее оборудования.

«В 1909 году последовало распоряжение об упразднении, в числе других наших привислинских крепостей, также и Ивангорода… К сожалению, остается до сих пор невыясненным вопрос о действительной причине, вызвавшей это решение», говорит А. В. Шварц, автор труда «Крепостная война», книги известной всем военным инженерам, и профессор Николаевской военно-инженерной Академии. «Но не прошло и года, как эти легкомысленные люди увидели, что сделали большой промах… и начали говорить уже не об упразднении, а о перестройке крепостей». Но почти четыре года крепости были «заброшены и предоставлены самим себе, без ремонта и даже без надзора». Это давало возможность шпионам снять план крепости, который и был найден нами при взятии Львова.

Началась война, и 24 июля 1914 года полковник А. В.Шварц прибыл в Ивангород, назначенный в распоряжение Начальника инженеров крепости. Как он пишет, «было достаточно одного взгляда» чтобы убедиться в «запущенности крепости», «насыпи от времени обвалились, а рвы и поверхность поросли могучей растительностью…», «я ужаснулся, ибо понял, что достаточно появиться под крепостью не только пехотному отряду, но даже кавалерийскому полку, и она будет неизбежно взята».

Но крепость взята не была.

Инженер-полковник, а с 13 августа генерал-майор и комендант крепости А. В. фон Шварц, в два месяца создал «заставу, о которую разбились сначала немцы, а потом и австрийцы». Бывший комендант Ивангорода в своих воспоминаниях очень скромен и безусловно правдив. Наша мемуарная литература, в своем большинстве, приучила нас к обратному.

«Мои записки имеют определенную и единственную цель — сохранить для истории все то, чего я был свидетелем и непосредственным участником во время войны. Я не имею целью кого-либо обвинять или хотя бы только критиковать. И когда мне приходится говорить о наших неудачах, я делаю это с болью в сердце, но не считаю себя в праве скрывать что-либо, будь то моя ошибка или других» пишет в конце книги ген.-майор Шварц, а в начале ее мы читаем: «Главной причиной нашего успеха следует, конечно, считать тот необычайный подъем духа, который тогда (в 1914 г.), царил в русской армии вообще, а в крепости в особенности».

25 сентября памятного 14-го года работы по оборонительной линии были окончены. 26-го появились немцы… «Я отдал приказ гарнизону, в коем требовал от всех быть на своих местах, делать только то, что каждому поручено, не суетиться и не терять хладнокровия. В этом же приказе я объявил, что отступления из Ивангорода не будет».

Против Ивангорода действовали три группы немцев (из пяти корпусов), под общим руководством Гинденбурга. Русских было менее трех корпусов, но в их числе был 3-й Кавказский корпус генерала Ирманова, с которым вместе генерал Шварц провел всю осаду Порт-Артура и которого тогда еще называли «храбрейшим из храбрых».

Тринадцать дней длились бои с «польской армией Гинденбурга». «Операционная линия 16-го и 17-го корпусов нашей 4-й армии выходила прямо на тыл немцев, действовавших под Ивангородом, а между тем все германские резервы были уже введены в бой и потери во всех частях были чрезвычайно велики, что ставило германские войска в тяжелое положение». Но и наступление двух дивизий генерала Ирманова задерживалось многочисленным противником.

Есть старое военное наставление: «Когда вам тяжело — атакуйте!». Это и сделал генерал Шварц.

323 пехотный Юрьевецкий полк и один батальон Мстиславского полка (из состава гарнизона Ивангорода) были назначены в ночную вылазку. «Как это ни странно, — пишет бывший комендант крепости, но уже здесь, в Аргентине, где я сейчас нахожусь (в 20-х годах профессором долговременной фортификации в Высшей Военной школе) я получил некоторые сведения, убедившие меня в том, что я был неправ будучи недоволен действиями вылазочного отряда и что отряд этот блестяще выполнил свою задачу. Я узнал это из опубликованной здесь книги немецкого генерала Ганса фон-Белова (профессора тактики, до войны, в той же военной школе в Буэнос-Айресе), который был командующим 2-й гвардейской резервной дивизией немецкой армии под Ивангородом. В книге этой мы читаем: «Оказалось, что русский пехотный полк № 323 ночью проник через болото на опушку леса и захватил врасплох мои передовые линии. Русские очень искусно проникли в наши линии и сейчас же начали окапываться группами. Это ночное движение славного русского полка является образцом военного искусства…» Был ожесточенный штыковой бой. Пленных не брали. И, когда генерал фон-Белов утром посетил место боя, «поле было покрыто трупами». Только одна его бригада потеряла в этом деле 47 офицеров и 1160 солдат и была отведена в резерв корпуса. Наши повторные контратаки и замечательное действие крепостной артиллерии, «вынесенной вперед», заставили немцев не думать о захвате крепости, а о спасении «польской армии».

И… «Гинденбург должен был отступить», говорит немецкий историк Штегеман. Под покровом ночи с 7 на 8 октября немцы незаметно «оторвались» от линии фронта и поспешно ушли. Отряд, посланный для преследования («из трех полков, двух батальонов, трех батарей полевой артиллерии»), «немцев не догнал», но встретил передовые части австрийской армии генерала Данкля. Завязался встречный бой. Началась вторая фаза обороны Ивангорода.

Подошел наш Гвардейский корпус генерала Безобразова. Австрийцам загнули фланги. Отрезали центр, и 13 октября, через шесть дней, было покончено и с австрийским нашествием. Армия генерала Данкля ушла на запад, оставив часть артиллерии и более 15 тысяч пленных. «Чуда» на Висле не было, но была чудесная доблесть Русской армии… Австрийцы откатились до Кракова.

Настал тяжелый 15-й год, когда на губительный огонь вражеских батарей мы изредка отвечали одиночными, считанными выстрелами. И вот, через десять месяцев немецкая и австрийская армии снова у ворот Иваногорода. «И на этот раз гарнизон принял противника достойно, несмотря на всю трудность этой третьей обороны, потому что был уже получен окончательный приказ оставить крепость и приходилось одновременно и разоружать и отражать атаки…». «В замечательном порядке вышел гарнизон из развалин Ивангорода в последний момент, когда кольцо противника на востоке от него почти смыкалось».

Прочесть эту книгу мы советуем очень многим, но особенно тем, кто хорошо запоминает только наши неудачи и поражения.

ИВАНГОРОД — какое родное, радостное и русское имя, но не города, а гордой крепости.

А. Туроверов

 

Труд В. В. Звегинцова «Русская Армия», часть 1-я (1700-1762) вышел почти два года назад. Он состоит из тетради текста, по-русски и по-французски, с подробным описанием форм, организации войск со штатами и со списками полков, участвовавших в главных сражениях. 67 нераскрашенных таблиц. Цена— 102 фр. фр. Часть 2-я (1763-1796) только что вышла из печати. В ней еще более объемистая тетрадь текста и 99 нераскрашенных таблиц. Цена — 163 фр. фр. Ввиду очень небольшого тиража, 2-я часть, как и все последующие, в принципе будут продаваться только лицам, уже имеющим предыдущие части. Заказы принимаются: W. ZWEGUINTZOFF, 15, rue Artur Petit 78 — VIROFLAY (France)

 

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ