ВОЕННАЯ БЫЛЬ

ИСКУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
VI
ПОТЕРЯ ВРЕМЕНИ СМЕРТИ НЕВОЗВРАТНОЙ ПОДОБНА…

Ни новшеств не ища, ни суетного глянца,
Едва ли осознав минувшей смуты суть,
Управясь кое-как с наследьем самозванца,
Свернула Русь назад, на свой Московский путь.

Сокрытый во дворце, напаренном что баня, –
Зевая и крестясь, – как извеку и встарь, –
Боярской вверившись опеке и охране,
Затворником дремал Великий Государь.

Брадатые весьма и чванные сугубо,
Упорно глядя вспять, рассудку вопреки,
Бояре да князья надменно прели в шубах,
А правили Землей ярыжки да дьяки.

Прадедовский уклад любезен для кого хоть
И хоть кому милы спокойствие и лень.
Однако стал народ опять чего-то хаять
И часто поминать какой-то Юрьев день.

И прежнею тропой, – кровавой и тяжелой,
Свершая к Китежу свой долгий, крестный путь,
Русь побрела опять, – в надежде на Миколу,
В расчете на авось, небось да как-нибудь.

И очень может быть: на радость всей Европе,
Которой Русский дух никак не по нутру,
Сидеть бы нам поднесь в Московской нашей топи,
Когда бы не прийти Великому Петру.

VII
«НЕ МИР ПРИНЕС Я МИРУ, НО МЕЧ»

Спит подворье Грозного Владыки,
Озаренное сиянием лампад
Из окладов праведные лики
Вглубь покоев дремлющих глядят.

Скорбен взор Угодников Христовых:
Видно новых ряд ударов и невзгод,
Новых унижений и обманов новых
На путях грядущих Русь Святую ждет.

Но молчат в окладах горестные лики,
Глух и сладкосонен предрассветный час.
Лишь Святейший Никон, Патриарх Великий,
Бдит в опочивальне, не смыкая глаз.

Бьет перед Распятьем тяжкие поклоны,
Молится и плачет о Земле родной,
И лобзает жарко древние иконы
И кропит оклады слезною росой.

Давят мозг Владыки тяжкие сомненья
Мнится будто гневен на иконе Лик, –
«Господи, за что же? Или преступленьем
Было исправленье рукописных книг?

Господи очисти! Так мрачна дорога.
Так на сердце смутно от бесплодных дум,
Или крест трехперстный неугоден Богу?…
Или прав безумный старый Аввакум?…

Господи, Ты видишь, – я душой неробок.
Я борюсь за Церковь, не жалея сил.
Тяжелей короны Патриарший Клобук,
Голову заботой вечной придавил.

Господи, Ты знаешь, горько мне и тяжко!
Каждый новый грозный – вынужден Указ.
Как смогу я, Спасе, сделать им поблажку
Чтобы свет владычный в Церкви не угас?

Господи. Пошли же мир отчизне милой!
Дай слепцам безумным правду обрести!
Господи очисти! Господи помилуй!
Господи, настави, к Твоему пути».

Бьет поклоны тяжко праведный Владыка,
Молится и плачет за Святую Русь
И глядит с иконы, с ласкою Великов
В сердце Патриарху скорбный Иисус.

Да, стремится к благу Патриарх для Церкви,
Но сначала Правды не посмел приять –
Что Христова Вера в грешниках померкнет,
Если заушеньем в Храм их загонять.

Что не нужны Богу человечьи стоны,
Что противен Богу всякий звон оков,
Что умерший с Верой за свои законы
Еретик казненный – мученик Христов.

А когда он понял – было слишком поздно:
Страсти разгорелись, взбунтовалась плоть…
Только волей твердой, только силой грозной
Можно стало смуту в Церкви побороть.

И объят сомнений смертною тоскою
Чтобы в среде пасомых прекратить раздор,
Никон стал бороться с ересью – дыбою,
Гнать раскол в застенки, в ссылку, на костер.

Испятнав свой клобук, праведною кровью,
Верным стал сквернее, чем последний парх –
Не вотще ночами, ложа изголовье
Орошал слезами грозный Патриарх.

VIII
«САРЫНЬ НА КИЧКУ!»

Да и времячко ж настало разудалое!
Да и парни ж подобрались молодецкие!

По Поволжью кровушки льются реки алые,
Полыхают полымем слободы стрелецкие.

Плачут жены барские, мамушки да женушки:
Знать беда с богатыми приключилась новая,
Что волна бурливая со своей сторонушки
Вверх по Волге катится вольница низовая.

Грабит монастырские камни самоцветные,
Жжет усадьбы барские, не щадя – не милуя.
Мучает да вешает с думушкой заветною
Вырезать боярщину, извеку постылую.

«Будя вам, владычники! … Напилися кровушки!
Больно разохотились толстосумы вражии,
Ну-ка сестры барские, женушки да вдовушки,
Хлопов принимайте на постель лебяжью.

Ну бояре гордые! … Ну купцы кичливые! …
Шире растворяйте-ка ворота кленовые.
Принимайте с ласкою вольницу гульдивую,
Вольницу гульдивую, вольницу низову.

Завтра, мать, и сами мы станемся боярами,
Нам пути-дороженьки Богом не заказаны,
До Москвы докатитесь смертью и пожарами,
На престол мы выкатим атамана Разина!

Все законы Царские перебелим наново,
Уж тряхнем же матушкой – ахнет колокольная…
Всем холопьям даруем волюшку Степанову –
Не нужны казачеству братья подневольные.»

Пенят воду веслами струги круторебрые,
Грабит жжет насилует голытьба кабацкая.
Эх, да уж и времячко ж наступило доброе:
Вволюшку натешилась душенька бурлацкая.

Вволю позабавились парни бесшабашные,
Дочками боярскими – ноченькою длинною.
Атаманы лютые, лиходеи страшные
Вволюшку напилися кровушкой невинною.

IX
«ЦАРЬ-ДЕВИЦА С ДУШОЮ ЗМЕИНОЮ».

Гудит, поет над Москвой набат,
Объятый безумьем крамольных чар,
Московский народ и стар и млад –
Громит хоромы своих бояр.

Пылают усадьбы и там и тут…
От топота ног дрожит земля
И толпы народа к Кремлю бегут
И воет толпа в стенах Кремля.

Пронесся Москвою тревожный слух,
Что братья царицы, забывши честь,
Посредством зелий и злых наук
Царя Ивана хотят известь.

И в ярости страшный восстал народ.
Пощады изменникам мнимым нет.
Пусть гибнут сгубившие царский плод,
Пусть Богу немедля дадут ответ.

Палаты их тонут в огне и дыму,
Народ озверелый от крови пьян.
А в сестрином тихо сидит терему
И жив и здрав – государь Иван.

Довольна Софья: Нарышкиным мат.
Недаром пушена злая ложь. –
Гудит, поет над Москвой набат.
Идет резня и лихой грабеж.

X
«А О ПЕТРЕ ВЕДАЙТЕ, ЧТО СМЕРТЬ ЕМУ НЕ СТРАШНА… БЫЛА БЫ ЖИВА РОССИЯ ВО СЛАВЕ И БЛАГОДЕНСТВИИ».

«Кайтесь. Чада, настало последнее время
И секира при корени древа лежит:
На престоле не древнее царское семя,
Но пришедший от немца Антихрист сидит.

Он не храмам святым, а костелам радеет,
С иноземцами пляшет, и курит, и пьет,
Носит куцый кафтанишко, бороду бреет…
Не с царицей – с зазорною девкой живет.

Ведь царя-то Петра извели на чужбине –
Ин недаром, вернувшийся, спрятал жена
И прислали – да наши повергнет святыни,
Облеченного в царский наряд Сатану.

Кайтесь, чада! Спешите бежать искушенья!
Торопитесь бесовские козни бороть!
И во имя Исусово, ради спасенья
Очищайте огнем многогрешную плоть.»

И везде – возле Пскова, вдоль Вычи и Камы
По скитам староверов стучат топоры:
Воздвигают сожженцы бревенчатые храмы
И в тех храмах, запершись, возжигают костры.

Гибнут древние старцы, гибнут дети и жены.
Пламя воет и свищет, пламя палит и жжет,
Пожирает святые образа и иконы,
Помирает святой, богоносный народ.

В деревнях от постов стенают крестьяне,
В городах – непрестанные казни идут.
И везде, под немолкнущий треск барабанов
Плачет, силою взятый на службу рекрут.

Что ни день – все грознее царевы веленья.
Что ни день – все в России мрачней и страшней
И над всею землею стоит привиденьем
Убиенный Петром – Алексей.

***

Се так. – Рождаясь к жизни новой
И скорбью душу опаля,
Под тяжкой поступью Петровой,
Стонала Русская земля.

В царевой истине изверясь,
Все те, в ком крепок был закал,
Кляня цареву злую ересь, на царских плахах умирал.

И знать, и пахари, и дворня,
И городской, и сельский люд,
Насильно сорванные с корня,
На непривычный гнались труд.

И на костях всего народа
Из недр российской нищеты
Росли фортеции, заводы,
Казармы, верфи и мосты.

Вся Русь, в трудах изнемогая,
И разоренная дотла,
Гатила гати, била сваи
И службу царскую кляла.

***

Се так. – Но аще б не был Петр.
Державным взмахом крыл
Наш Орл, прозревши встречный ветр,
Еще бы не воспарил.

От хладных хлябей, блат и скал,
Из мрака тундр и пург
Поднесь еще б не воссиял
Наш град Санкт-Питербурх.

Се он – наш шкипер и монарх,
Грядущее прозря,
Державы нашей вывел барк
В широкие моря.

Се им разбужен спавший Росс
И славы возалкал.
Се он Отечество вознес
На твердый пьедестал.

Се от его богатырей,
Надменный свейский ярл
В дыму полтавских батарей
Бежал разбитый Карл.

Се он – под градом вражьих ядр,
Над пеной вражьих вод,
В разгромах вражеских эскадр
Зачал российский флот.

Чтоб с оных пор, на всех морях,
Врагом Руси в ущерб,
Плескал в ветрах Андреев стяг,
Сверкал орленый герб.

Петром воздвигнут русский щит,
Фортеций грозных ряд,
Введен гражданский алфавит
И учрежден Сенат.

***

Что ни возьми, куда ни глянь,
О чем ни расспроси –
Везде видна Петрова длань
В величии Руси.

И сколь бы ни был тяжек трок
И страшен царский суд,
И сколь бы ни был изможден
Петром российский люд.

И сколь бы русской крови рек
Не стоил сей досмотр, –
Хвала и честь из века в век
Тебе, Великий Петр.

(Продолжение следует)

Н.М.
1924 г.