ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Из дневника боевых действий 1-го Кубанского стрелкового полка.

Неудавшаяся операция за Днепром осенью 1920 года, когда в связи с прекращением поль­ско-советской войны значительные силы кра­сных были брошены на Южный фронт, в Се­верную Таврию, заставила наше командование оттянуть свои части обратно на левый бе­рег Днепра. 1-й Кубанский стрелковый полк переправился через Днепр вечером 2 октября, у сел. Ушкалка и был направлен 3 октября на отдых в сел. Верхний Рогачик после изнури­тельных переходов и непрерывных столкнове­ний с противником. 8 октября полк перешел в хорошо знакомое нам сел. Большая Белозерка. Здесь, неизвестно по чьему распоряжению, полк дал вечером… бал, благо у нас был свой оркестр. Без сомнения, это был последний бал белых в Таврии, и в последний раз тавричанки танцевали с белыми офицерами, многим из которых пришлось через пять дней сложить голову на этой же самой таврической земле.

9 октября полк перешел в сел. Малая Бело­зерка. Все говорило за то, что скоро нас по­шлют опять на фронт и, действительно, 10 октя­бря форсированным маршем полк двинулся в северо-восточном направлении, к селению Ва­сильевка, у станции железной дороги, куда и прибыл вечером того же дня. Оставалось пред­положить, что мы идем поддерживать отсту­пающие из-под Александровска наши части.

Полк следовал вместе с 1-м Запорожским конным полком под общей командой генерала Цыганка. В то время когда мы стояли в сел. Васильевка в продолжение пяти дней в полном бездействии, Запорожский полк (командир пол­ка полковник Рудько) вел наблюдение вер­стах в 10 западнее, у сел. Скелька, что на реч­ке Конке (Конская), за которой находятся об­ширные плавни вплоть до Днепра, где были замечены переправившиеся через Днепр крас­ные части. В ночь на 15 октября красные заня­ли окраину Скельки со стороны плавней, на­капливаясь там для перехода в наступление. В эту же ночь наш полк был предупрежден, что на утро мы должны будем выступить. На рас­свете 15 октября полк собрался у станции Ва­сильевка, где генерал Цыганок объявил ко­мандному составу обстановку и сказал, что пол­ку дается задача отбросить красных обратно за речку Конка. К общему удивлению генерал добавил, что наступать мы будем не одни, а совместно с самурцами и смоленцами, которые пойдут левее нас. Это сообщение подняло, ко­нечно, настроение у всех нас, и мы бодро заша­гали вдоль дороги на Скельку, сначала — по­батальонно, а потом цепями, по-сотенно.

Было холодное и неприятное серое утро, шел густой снег, покрывавший разрыхленные поля с замерзшей землей. Вокруг стояла пол­ная тишина, не было слышно ни стрельбы, ни другого шума. Мы уже приближались к Скельке, как вдруг за поредевшей снежной заве­сой отчетливо обозначились на белом фоне чер­ные линии цепей противника. Мы продолжали двигаться вперед, и вскоре раздались ружей­ные и пулеметные выстрелы, запели первые пули над головами, а с ними появились у нас и первые раненые. Наши цепи залегли. Было ясно, что нам предстояло серьезное дело с про­тивником, успевшим окопаться. Но где же на­ши соседи, думали мы, поглядывая налево? Там была голая равнина с несколькими курганчиками, за ними маячили редкие группы всад­ников, по-видимому Запорожского полка, ко­торый, как потом оказалось, сдерживал кон­ницу красных, обнаруженную правее пехот­ных цепей. В разгар огневого боя с нашей сто­роны неожиданно выскочила броневая маши­на, начавшая осыпать красные цепи пулемет­ным и артиллерийским огнем. Мы обрадова­лись этой поддержке. Но вот и на стороне крас­ных появилась такая же машина, вступившая в перестрелку с нашим броневиком. Перестрел­ка продолжалась довольно долго, но наша ма­шина повернула и вскоре скрылась в тылу, вероятно получив повреждения. Машина про­тивника, приблизившись, стала бить с близко­го расстояния по нашим цепям, нанося нам большие потери. По усиливающемуся огню красных можно было судить о прибывающих к ним подкреплениях, и следовало ожидать их перехода в наступление. Нам стало ясно, что мы ввязались в дело, не рассчитав своих сил и недооценив сил противника.

В это время с курганчика, находившееся приблизительно в 400 шагах от левого флан­га нашего 2-го батальона, затрещал пулемет красных, поражая нас продольным огнем. По­ложение становилось критическим, мы несли тяжелые потери убитыми и ранеными. Насту­пил момент, когда держаться нам стало трудно, и командир 2-го батальона войсковой старшина Луговской, при котором я состял офицером — ординарцем, вызвал хорунжего П. и приказал ему со взводом казаков сбить пулемет красных во что бы то ни стало. Несколько раз пытал­ся хорунжий П. поднять казаков в атаку под губительным огнем красных, но они не реша­лись подняться. Бывшая при взводе сестра милосердия выскочила вместе с хорунжим впе­ред и крикнула: «Казаки, за мной!» Вооду­шевленный примером взвод бросился вперед и сбил красных с курганчика. Фланговый огонь прекратился, и войсковой старшина Луговской, как старший командир батальона, приказал цепям отступать.

Короткий зимний день кончался. Снег то шел, то переставал идти, земля размякла, образовав густую грязь со снегом, в которой вяз­ли ноги. Мы отходили с гнетущим чувством проигранного и кровавого боя. За нами остава­лись на снегу темные пятна, это были наши убитые и тяжело раненные, которых некому было подбирать и не на чем было увозить. Я до сих пор не могу забыть мучительную смерть первопоходника — есаула Никифорова: оскол­ком снаряда красной броневой машины ему вырвало внутренности. Растерявшаяся сестра милосердия, не имея возможности чем-либо помочь извивающемуся в конвульсиях стра­дальцу, только бегала вокруг него и беспомощ­но оглядывалась. Мне было очень жаль этого симпатичного офицера. С неменьшей жалостью видел я умиравшего начальника конно-пулеметной команды есаула В. Гришко, станицы Мингрельской, с которым меня связывала со­вместная служба в других частях. Пуля попа­ла ему в голову. Сестра милосердия М. Бочарникова вывезла его с позиции, но по дороге в тыл он умер и был похоронен у железнодо­рожной станции.

Здесь я должен помянуть добрым словом наших полковых сестер милосердия. Это были самоотверженные девушки, делившие с нами радость и горе, всегда находившиеся на линии огня и рисковавшие своей жизнью, как и все казаки и офицеры. Впоследствии почти все они повыходили замуж за своих боевых соратни­ков.

Я изложил течение боя в пределах 2-го ба­тальона, но и в 1-м батальоне, находившемся правее нас, положение было не лучшим, Со­шлюсь на письмо ко мне уже упомянутой вы­ше бывшей сестры милосердия М. А. Бочарниковой (Монморанси, под Парижем):

«Во время боя под Скелькой я находилась вместе с пулеметным взводом при 1-й сотне. У нас было много раненых, которых не удалось вынести. В нашем взводе убило одного пуле­метчика, а другого ранило. К раненому бро­сился один из казаков, но и он был убит. К ра­неному поспешил сотенный фельдшер, убитый сейчас же. Тем временем был убит и раненый казак. Надо было спасать пулемет, к которо­му кинулся сам командир 1-й сотни, тут же упавший убитым. За ним следом бросился наш хорунжий Кокунько, но был убит и он. В это время сотня отступила, и пулемет, окруженный трупами, достался большевикам».

Полк покидал поле боя, направляясь к Бурчатску, южнее сел. Васильевки, где стоял наш обоз и тыловые части. Предполагалось, что мы остановимся там на ночь. Красные не пресле­довали нас. Молча брели уставшие, измучен­ные люди в тумане наступающей ночи. Нагна­ли где-то по дороге еле бредущую лошаденку, запряженную в крестьянскую подводу; из подводы раздавались протяжные стоны тяжело — раненного, и что-то толкнуло меня подойти и нагнуться над подводой. Прежде всего мне бросился в глаза на груди раненого знак 1-го Кубанского похода и, вглядевшись в искажен­ное болью лицо, я узнал хорунжего Золотова, всегда такого веселого и общительного. С тяже­лым чувством пришлось отойти от подводы, так как я ничем не мог ему помочь.

В Бурчатске мы пробыли всего около двух часов и двинулись оттуда дальше, на Михайловку, так как за нами якобы показались разъ­езды красных.

Не описывая дальнейшее наше отступле­ние, скажу только, что на всех последующих остановках полк стал приводить себя в поря­док и подсчитывать свои потери. А потери бы­ли большие, как в командном составе, так и у казаков, в общей сложности не меньше 50%. В одной из сотен 2-го батальона выбыли из строя все офицеры, и сотня осталась под командова­нием старшего урядника. Невольно вставал вопрос, какой смысл имел наш бой под Скелькой? Задача, поставленная полку: отбросить переправившегося противника обратно за Кон­ку, даже в случае удачи ставила немедленно другую задачу: как удержать за Конкой про­тивника, имевшего полную возможность пере­правиться в другом месте. Не мог же полк ос­таваться все время у Скельки, будучи совер­шенно изолированным от других частей сво­его корпуса и вообще от каких бы то ни было белых войск.

Знакомясь ныне с советскими источника­ми*), ясно видишь всю бессмысленность боя под Скелькой. Тогда вдоль реки Конка насту­пала группа красных войск начдива Федько в составе двух стрелковых дивизий, одной стрел­ковой бригады и одной кавалерийской брига­ды, и наш полк был слишком слаб, чтобы дать отпор этой группе, в чем мы и убедились.

Л. Пеньков

*) В. Душенькин «Вторая конная», Москва, 1968.

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Братские могилы Симбирцев. – В.Н. Лукин
• Бой бронепоезда «Иоанн Калита» у ст. Волноваха 17 мая 1919 года. – В. Федоров
• «Гебен» был на русских минах 16 октября 1914 года. – А. Н. Пестов
• «Полтавский бой» 27 ноября 1918 года. – В. Милоданович
• О бронепоездах Добровольческой армии (Продолжение, №112). – Анд. Алекс. Власов
• Бронепоезда Донской армии. – Максим Бугураев
• Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
• 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов
• Письма в Редакцию (№ 126)