Весна 1914 года. Лекции и репетиции уже прекратились. Наступило время для под готовки к выпускным экзаменам. Заниматься приходилось основательно, и не только днем, но и по ночам, — сдавать нужно было весь курс, пройденный за три года. Никаких других занятий, кроме двух-трех часов строевых, не было, и все свободное время уходило на подготовку. Днем многие занимались в «мертвецкой», специально для этого отведенном помещении, где соблюдалась полнейшая тишина, но оно закрывалось в полночь. Для ночных занятий приходилось искать укромное место, где можно было укрыться от глаз дежурного офицера. Иногда удавалось забраться в читалку, а больше всего пользовались уборными.
Расписание экзаменов вывешивалось заранее, и каждый юнкер мог организовать свои занятия по собственному усмотрению. На подготовку к каждому экзамену давалось два-три дня. Экзамены происходили в торжественной обстановке, перед комиссией преподавателей и в присутствии начальства. Юнкера были в отпускной форме.
Как проходит все, так прошла и наша страдная пора, — экзамены закончились для всех нас благополучно. Чувствуя себя уже почти офицерами, в ожидании перехода в лагерь, мы с наслаждением предавались заслуженному отдыху.
В это время нас уже осаждали портные, сапожники и представители самых разнообразных фирм, предлагая свои товары «в счет производства». Ознакомившись с материалами и ценами многих портных, каждый выбрал себе подходящего и заказал офицерское обмундирование. На это нам при производстве отпускалось от казны по 300 рублей. Кроме того — по 75 рублей на приобретение седла. Шашка, револьвер «Наган» и восьмикратный бинокль Цейса выдавались в натуре. Отпускаемая на обмундирование сумма не была достаточной для приобретения всего нужного для молодого офицера, и тем юнкерам, которые не имели дополнительных средств из дома, приходилось заказывать только самое необходимое.
Наконец настал день выступления училища в Красносельский лагерь. Рано утром обе батареи, в конном строю, с юнкерским оркестром на правом фланге, построились во дворе училища. Конный расчет состоял из юнкеров старшего класса, орудийная прислуга — из юнкеров среднего. Младший класс был в пешем строю. По отслужении напутственного молебствия, батареи в орудийной колонне вытянулись под звуки вальса за Забалканский проспект и походным порядком пошли в лагерь. Младший класс под командой портупей-юнкера отправился на Балтийский вокзал, откуда поездом, с пересадкой на станции Лигово, до Военной платформы, ближайшего к лагерю полустанка.
Наш лагерь был расположен на берегу живописного Дудергофского озера. Батареи имели по три просторных, светлых барака, для каждого класса отдельно. Летняя открытая столовая была общая для обеих батарей. Вблизи столовой — помещение для «маркитанта», где продавались разные мелочи и сласти. Кроме того, был маленький домик для дежурного офицера и караульное помещение. В лагере юнкера несли караульную службу. Караул состоял из караульного начальника, портупей-юнкера, разводящего, юнкера старшего класса, и 12 часовых, юнкеров младшего класса. Часовые выставлялись у фронта, на передней линейке и на флангах артиллерийского парка. Караульную службу батареи несли по очереди.
Лагерная жизнь начиналась с практического применения знаний по топографии и тактике. Младший и средний классы занимались глазомерными и инструментальными съемками, старший —решением тактических задач. Строевых занятий в то время не было. Каждому юнкеру отводился определенный участок для работы. После завтрака юнкера, вооружившись планшетками и необходимыми инструментами, на целый день уходили в поле и возвращались в лагерь только к ужину. Вместо обеда получали с собой большие французские булки с котлетами, на юнкерском наречии — «мертвецов».
Занятия производились под наблюдением офицеров, следивших, чтобы юнкера работали на своих участках. Найдя юнкера на месте, офицер делал отметку на планшетке и ставил свою подпись. Заручившись такой подписью, можно было «ловчиться», удаляться со своего участка, знакомиться с дачницами, встречаться с приятелями, юнкерами других училищ. Бывали случаи, когда небольшие группы объединялись около «шакалов», у которых в корзинах с двойным дном можно было найти не только съестное, но и «подкрепляющее». Недаром в песне поется:
По окончании практических занятий начиналась настоящая лагерная жизнь: ежедневные строевые занятия, верховая и орудийная езда, батарейные конные учения и т. д. Больше всего мы любили полевую езду, когда все отделение, под командой своего офицера, в строю «по-три» выезжало в поле. Услышав команду: «Врозь марш!», юнкера моментально рассыпались в разные стороны, и наш офицер оставался в одиночестве… Многие оказывались даже в дачной местности Кавелахты… Мне как отделенному портупей-юнкеру приходилось собирать всех, чтобы строем возвращаться в лагерь.
Для нас, старшего класса, приближалось важнейшее в юнкерской жизни событие — разборка вакансий. Мы заранее получили подробные списки с баллами по отдельным предметам и с окончательным средним баллом, определяющим старшинство каждого юнкера и его порядковый номер на разборке. Уже было известно, кто принят в гвардию и кто претендует на конные батареи. Ожидали только списки присланных вакансий… Наконец получили и их.
В нашем выпуске было 149 юнкеров, сдавших экзамены. Главное Артиллерийское Управление прислало около 200 вакансий, из которых приблизительно одна треть были «обязательными», то есть во всяком случае должны быть пополнены. Среди них было 15 вакансий в крепостную артиллерию. Последние неохотно разбирались юнкерами, — редко кто добровольно выходил в крепость, в нашем выпуске таких было только двое, а остальные были пополнены слабейшими по успехам.
Для ориентации юнкеров, на что они могут рассчитывать при разборке, сперва устраивалась «предварительная разборка», которая не являлась официальной и никого не обязывала придерживаться выбранной на ней вакансии.
Официальная разборка происходила в присутствии начальника училища, командиров батарей и курсовых офицеров. Юнкера вызывались по старшинству. Вызванный подходил к столу, громко называл выбранную вакансию и расписывался в списке. Остальные внимательно следили за ходом разборки и вычеркивали из списка уже занятые вакансии. Таким образом, для юнкеров, находящихся в конце списка старшинства, не оставалось ничего, кроме крепостной артиллерии.
Для некоторых юнкеров, высоко стоящих по старшинству, в числе присланных вакансий не оказывалось тех, на которые они рассчитывали, и им приходилось выбирать из имеющихся в списке. В таких случаях начальник училища ходатайствовал за них и Главное Артиллерийское Управление присылало для них дополнительные вакансии, согласно их желаниям. Выбранные ими вакансии оказывались свободными и могли быть предоставлены для выбора другим юнкерам. Для этого назначалась «переразборка», которая была уже окончательной. Мне, например, только на «переразборке» удалось получить вакансию в 1-й Финляндский стрелковый артиллерийский дивизион.
Судьба каждого определялась. Многие, чьи трехлетние мечты осуществились, были довольны и счастливы, а большинство, примирившись с судьбой, вместе со всеми ждали с нетерпением производства. Были последние числа мая. В то время все еще были уверены, что производство состоится, как бывало до сих пор, 6-го августа. О грядущих событиях никто и не думал…
После разборки вакансий, занятия с «крепаками» велись отдельно от нас, они занимались в крепостном парке под руководством прикомандированного к училищу капитана крепостной артиллерии. С завистью смотрели они на нас, когда мы выходили на верховую езду или собирались на конное учение.
Вскоре после разборки вакансий открылась навигация на озере. Училище располагало достаточным количеством лодок, и в свободное от занятий время юнкерам разрешалось пользоваться ими. Катанье на лодках было нашим любимым развлечением, — в хорошую погоду у пристани не оставалось ни одной лодки. Каждая лодка имела на корме училищный флаг с номером. Катающиеся должны были придерживаться довольно строгих правил, — запрещалось заплывать в камыши, заводить лодочные знакомства с дачницами и т. п. С террасы офицерского собрания легко было заметить номер лодки, не соблюдающей этих правил. В таком случае сигнальным флагом такая лодка вызывалась к берегу, а виновные подвергались наказанию — лишались права катанья на определенный срок времени. Открытие навигации происходило в присутствии начальства, располагающегося на пристани. Все лодки, занятые небольшими группами юнкеров, должны были одна за другой продефилировать мимо пристани, салютуя начальству поднятием из воды весел. Это сопровождалось орудийным салютом, причем номерами у орудий были исключительно крепаки. По установившейся традиции им предоставлялась возможность в последний раз дернуть за боевой шнур легкого орудия.
В половине июня наши крепаки покидали нас и уезжали на практику в крепость Кронштадт, где оставались до самого производства. Накануне их отъезда устраивался традиционный прощальный ужин, на котором они, с разрешения начальства, присутствовали в офицерской форме. Хозяйственная часть училища нанимала для нас оркестр и отпускала на ужин два горячих блюда и мороженое. Об остальном мы заботились сами. Несмотря на запрещение, в лагерь каким-то чудом проникли и крепкие напитки, поданные на столы в чайниках, вместо чая. Ни стаканов, ни рюмок, конечно, не было, их заменили наши казенные белые кружки с Константиновским вензелем. На ужине присутствовали только юнкера старшего класса, остальным-же юнкерам входить в столовую во время ужина не было принято. Каждое отделение занимало места за столами, группируясь около своих крепаков, которых в первый и последний раз видели «офицерами». Во время ужина слух наш услаждал оркестр гвардейской конной артиллерии… Настроение создавалось приподнятое. Никто нам не мешал и, придерживаясь старой традиции, ни дежурный офицер и вообще никто другой из офицеров в столовую не входили, — так бывало из года в год. Исключение сделал всеми уважаемый и любимый наш командир батареи, полковник Герцо-Виноградский; он неожиданно вошел в столовую, подошел к фельдфебелю Вирановскому, поднял кружку стоявшую перед ним — в ней был коньяк — и выпил за здоровье и успехи крепаков, добавив при этом: «А чай у вас очень хороший!»
Ужин прошел очень оживленно, за дружеской беседой вспоминались разные веселые эпизоды из нашей юнкерской жизни. Незаметно подошло время, когда нужно было расходиться по баракам. Напоследок оркестр сыграл нам марш конной артиллерии, марш легкой артиллерии и, наконец, марш «Тоска по родине», под звуки которого мы на руках уносили своих крепаков в бараки, где они последнюю ночь проводили вместе с нами.
На другой день мы провожали отъезжающих до Дудергофской пристани. Все лодки были заняты юнкерами старшего класса, а крепаков распределили между юнкеров их отделений. На большом баркасе разместился наш юнкерский оркестр, под звуки которого вся наша флотилия двинулась к противоположному берегу, к Дудергофской пристани и станции. На пристани распрощались со всеми… До прибытия поезда оставалось еще около 15 минут, и за это время баркас и все лодки успели сгруппироваться вдали от станции, перед мостом, по которому должен был проходить поезд с крепаками. Вероятно по просьбе юнкеров, машинист до моста не набирал скорости, поезд проходил очень медленно, и мы имели возможность еще раз, хоть издали, приветствовать своих отъезжающих товарищей. Разместившись в вагоне у окон со стороны озера, они махали нам платками и бескозырками, пока поезд не скрылся из вида. За все время прохождения поезда оркестр играл грустный вальс «Стон крепаков».
Этим закончились традиционные «Проводы крепаков», оказавшиеся последними в истории училища. После нашего нормального выпуска в 1914 году было еще два выпуска «военного времени», а с 1915 года по 1917 — «ускоренные выпуски», причем в крепостную артиллерию вакансий вообще не было.
Незадолго до отъезда крепаков начались практические стрельбы. Батареи, по очереди, с утра отправлялись на полигон. Номерами при орудиях были юнкера среднего класса, старшие юнкера исполняли обязанности фейерверкеров, взводных командиров и старшего офицера. Стрельба велась под руководством командира батареи. Сначала стрелял кто-нибудь из офицеров батареи, а потом вызывались юнкера старшего класса. Каждому задавалась задача — указывалась цель, и он должен был самостоятельно перенести огонь, пристреляться и перейти на поражение. По окончании стрельбы производился подробный разбор, причем стрелявший высказывал свои соображения, по которым он подавал ту или иную команду. При допущении ошибок критике подвергались не только юнкера, но и офицеры. По возвращении в лагерь стрелявшие составляли журнал стрельбы, с описанием цели, поданных команд и результатов наблюдений.
Лагерная жизнь шла своим порядком, но уже чувствовалось, что назревают большие события. Начали поговаривать, что наше производство состоится раньше 6-го августа. Юнкера чаще ездили в Петербург на примерку обмундирования и поторапливали портных.
Настал день 12-го июля. Была суббота, и после утренних строевых занятий, часов около 11, большинство юнкеров уже собиралось в отпуск. Неожиданно последовало распоряжение: юнкерам старшего класса не уезжать, так как получен приказ — старшие классы всех училищ привести в Красное Село и построить перед дворцом. Всем уже было ясно, что наступил долгожданный день…
К назначенному часу перед дворцом были построены старшие классы Пажеского Корпуса, Николаевского кавалерийского, Михайловского и Константиновского артиллерийских и Павловского и Владимирского военных училищ.
С нескрываемым волнением молодежь ожидала появления Государя.
Государь вышел в сопровождении свиты и военных представителей иностранных держав. Невольно бросалось в глаза, что германский и австрийский военные представители держались в стороне от общей группы.
Поздоровавшись с юнкерами, Государь обратился ко всем нам с коротким словом, в котором подчеркнул, какая ответственность и какие трудности ожидают нас в предстоящей нам службе, и выразил уверенность в том, что все мы честно исполним свой долг перед Ним и Отечеством и закончил незабываемыми словами: «Поздравляю вас с производством в офицеры!»
Несмолкаемое «ура!» тысячи молодых офицеров покрыло последние слова Государя.
Производство на двадцать четыре дня раньше предполагаемого срока явилось для нас полной неожиданностью. У многих не было еще готово офицерское обмундирование, и им пришлось немедленно ехать в Петербург торопить портных. Времени у нас было очень мало, не полагалось даже обычного 28-дневного отпуска, как это бывало в прошлые годы, нам дали всего три дня для приведения в порядок своих дел, после чего, «в поверстный срок» мы должны были явиться в свои части.
Так началась наша новая жизнь!
С тех пор прошло вот уже 52 года. За эти полвека большинство из нас уже покончило все расчеты с земным существованием, частью — сложив головы за Веру, Царя и Отечество, частью — полегли в гражданскую войну, в борьбе с коммунистами, а многие из тех, кому удалось покинуть порабощенную родину, поумирали уже на чужбине, не выдержав тяжелых условий непривычной жизни.
Вечная память всем им!
Оставшиеся в живых старики, рассеянные по всему свету, доживают свой век, свято храня воспоминания о далеком прошлом…
Александр Космодель
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Чугуевское Военное Училище (Окончание). – В. Альмендингер
- К 150-летию основания Николаевской Инженерной Академии и училища. – П. В. Шиловский и С. В. Широков
- Ознакомление с флотом. – А. Невзоров
- «Щипонос». – П.В. Шиловский
- Чугуевское военное училище. – В. Альмендингер
- ВОСПОМИНАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЯ О ПЕРВОМ КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ – Н.ДОННЕР
- Штабс-капитан В. Д. Парфенов. – Анатолий Векслер
- Чугуевское Военное Училище. Продолжение, №109). – В. Альмендингер
- Практические стрельбы Русской артиллерии на полигоне близ Поноона. – Н. Г-В.
Loading ...