ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Я окончил Оренбургский Неплюевский ка­детский корпус в 1906 году. Когда я перешел во второй класс, в наш корпус, к началу учебно­го года, прибыл новый воспитатель — терский казак, в черкеске, высокий, представительный, красивый мужчина Федор Петрович подъеса­ул Панкратов, который был назначен воспита­телем в наше отделение.

Федор Петрович, как новый воспитатель, обращал сугубое внимание на разные мелочи в нашем поведении и наших успехах. Наше от­деление особенно отличалось шалостями и не­малым количеством неудовлетворительных баллов, почему Федор Петрович старался раз­говорами повлиять на нас, внушая нам приле­жание и скромность в поведении, но разгово­ры, конечно, никакого воздействия на нас не производили, — самое же главное то, что не­возможно было найти виновника проказ. Никакие уговоры, ни угрозы нас не страшили, до­ходило до того, что наказывалось все отделе­ние — выстраивалось на стойку, но и это на нас не имело никакого действия. Иногда винов­ные, не желая подвергать наказанию все отде­ление, изъявляли желание сознаться, но им отделение не позволяло этого делать. Дошло до того, что как-то в субботу после обеда, Федор Петрович собрал все отделение в класс, за ис­ключением, конечно, тех, кто ушел е отпуск. Отобрал нас человек 5-6, а остальных выслал из класса. Нам роздал почтовую бумагу и на­чал диктовать письма приблизительно следу­ющего содержания: «дорогие папочка и мамоч­ка, я по-прежнему ленюсь и ужасно шалю, пре­подаватели и воспитатели мною очень недо­вольны, надежды на переход в третий класс нет никакой — в лучшем случае меня оставят на второй год, но, вероятнее всего, я буду исключен из корпуса». После этого наше игривое настроение сменилось слезами: «Федор Петро­вич, я не буду шалить, Федор Петрович, я ис­правлю все свои неудовлетворительные бал­лы», — но наши просьбы были тщетны: «без разговоров, пиши» — и мы продолжали писать письма в том же духе, заливая их слезами. Заканчивалась диктовка, письма отбирались.

Я уверен, что ни в одном корпусе ни один воспитатель не додумался до таких писем. Эти письма действовали на нас весьма и весьма благотворно: — мы брались за книги, учили не только заданное, но и пропущенное по лено­сти, иногда исправляли свои неудовлетвори­тельные баллы, шалости прекращались, но — ничто не вечно под луной, — проходили 2-3 недели, письма забывались и все шло попрежнему. Такие письма в году мы посылали раза два-три.

Федор Петрович у нас пробыл два года, а потом был куда-то переведен, нас, конечно, не интересовало куда. Что же касается писем, писанных нами под его диктовку, то дома о них не было разговора, по-видимому, Федор Петрович их никуда не посылал, а уничтожал.

Я окончил корпус, училище, прошло время в полку, на льготе, прошло лет 12. В конце 1915 года я был командирован сопровождать тело-гроб подполковника Георгия Степановича Леонтьева в Петроград для погребения. Там жи­ла его матушка и сестра. По прибытии в Пет­роград я обратился к коменданту станции с во­просом относительно похорон, когда и какая воинская часть будет сопровождать, на что ко­мендант ответил, что на основании Высочай­шего приказа все воинские почести при погре­бении военнослужащих отменены. Меня это сообщение неприятно поразило, так как под­полковник Леонтьев — Георгиевский кавалер, академик, участник Русско-Японской войны — и похороны без всяких воинских почестей — обидно. В Петрограде у меня не было никого знакомых, к кому бы я мог обратиться за со­ветом, — обращаться же к матушке и сестре убитого я не мог, так как они и сами были уби­ты горем. Я задумался, что предпринять, и вспомнил, что, кажется, при Главном Штабе есть в качестве представителя наш Оренбуржец. Я отправился на розыски в Штаб, разы­скал представителя, представился ему, расска­зал в чем дело и просил его помочь мне сове­том. «Я совершенно не в курсе дела, присядь­те, я сейчас разузнаю у своих сослуживцев». Вернувшись, он мне сообщил, что наряд воин­ской части для отдания воинских почестей за­висит от начальника такого-то Штаба, куда и надлежит мне обратиться. Я отправился по указанному адресу в Штаб, где меня встретил писарь и на мой вопрос, здесь ли Начальник Штаба, ответил, что Начальник Штаба здесь, но никого не приказано принимать. Несмотря на это, я приказал писарю доложить обо мне. На мое приказание писарь ответил мне дерзо­стью: «Вам сказано, что Начальник Штаба ни­кого не принимает». Ошеломленный такой на­глостью я, конечно, не выдержал, съездил его в ухо, с соответствующим словесным добавле­нием — «пошел, доложи». Писарь исчез.

Вскоре слышу, гремят шпоры, влетает пол­ковник в штабной форме и с места в карьер: «Сотник, что за безобразие» и т. д. и т. д. в том же духе.

Я был поражен знакомой его физиономией, почему не слушал его, а напрягал память, ста­раясь припомнить, кто он такой, где мы встре­чались и наконец-то вспомнил: — ведь это же мой воспитатель Федор Петрович Панкратов, который диктовал нам письма домой. Извинив­шись, я прервал его, спросил фамилию и, ко­гда он, удивленный моей нетактичностью, от­ветил — полковник Панкратов, то я ему отра­портовал: «Господин полковник, разрешите вам представиться, ваш бывший питомец сотник Мензелинцев». Он сильно был изумлен, выра­жаясь литературно, воскликнул: «Мензелинцев — неисправим». — «Так точно, все тот же». По­сле этого он обнял меня, расцеловал и повел в свой кабинет. — «Садись, рассказывай, в чем дело». Я ему рассказал причину своего прихо­да — похороны полковника Леонтьева. Узнав, что последний окончил Михайловское артилле­рийское училище, он переговорил по телефону с адъютантом училища и, заручившись его со­гласием на похороны, направил меня к нему.

«Ты меня извини, я очень и очень сейчас занят, вот мой адрес, ты приезжай к 7 час. ко мне обедать и тогда поговорим». Я поблагода­рил его, раскланялся и ушел.

Н. Мензелинцев

П. С. Подполковник Леонтьев был убит при партизанском набеге на д. и фольв. Невель; он командовав партизанским отрядом Оренбург­ской казачьей дивизии. Последствием набега, каковой был произведен по его инициативе и им детально разработан, было взятие в плен начальника 84-ой пех. дивизии генерала Фабариуса. В этом набеге участвовало семь пар­тизанских отрядов, — за него подпол. Леонтьев был посмертно награжден Орденом Св. Геор­гия 3-й ст., о чем, конечно, не узнал, как и о своем производстве в подполковники, так как был произведен за два-три дня до набега и не был извещен.

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Письма в Редакцию. (№111)
• Мои воспоминания О ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТЕ Ф. А. ГРИГОРЬЕВЕ. – Н. Мосолов
• №120 Январь 1973 г.
• Отпуск. – В.
• Письма в Редакцию (№110)
• Исторический очерк Лейб-Гвардии Конной Артиллерии (окончание) – К.В. Киселевский
• №117 Июль 1972 г.
• Обзор военной печати (№109)
• ВОСПОМИНАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЯ О ПЕРВОМ КАД. КОРПУСЕ Продолжение. – Н.ДОННЕР.