Уже не знаю, то ли, что сегодня такая же точно темная ночь, то ли, что сегодня тоже 2-ое июня, но в моей памяти воскресло воспоминание из далекого прошлого, один эпизод, происшедший на рассвете 2-го июня, но только 1915 года.
1-го июня днем полковник Н. Ф. Данилов получил задачу произвести с двумя эскадронами (мне помнится — 2-ым и Штандартным), разведку деревни Даукше. Деревня эта представляла из себя как бы крест и была окружена болотами и лесом. Полк в это время стоял в деревне К., верстах в 10-15 от Даукше. Чтобы подойти к ней дивизиону пришлось долго идти большим лесом, местами — болотистым. Хотя проводник и вел нас по наиболее сухим дорогам, но и то несколько лошадей увязло и пришлось их вытаскивать. Уже совсем стемнело, когда отряд подошел к опушке леса. Штандартный эскадрон спешился и, оставив коноводов в лесу под прикрытием 1-го взвода, пошел к деревне Даукше, где и залег в канаву у южной ее опушки и правее, имея 4-ый взвод на левом фланге. Другой эскадрон, еще со стоянки полка, был послан полковником Даниловым находиться на левом фланге эскадрона. Корнеты Полянский и Гончаренко находились на правом фланге, при первых двух взводах. Полковник Данилов находился на правом фланге Штандартного эскадрона, ближе к лесу, в халупе.
Когда, вызванный им, я вошел в халупу, то увидел его сидящим за столом, на котором была разложена карта. Довольно большая комната освещалась керосиновой лампой, и все окна были завешены одеялами.
Полковник Данилов по карте объяснил мне обстановку и сказал, что уже несколько разъездов выходили на разведку с разных сторон, все имели потери, но выяснить не удалось ничего, кроме того, что кто-то находится в деревне. Он дает мне задачу: произвести разведку западной части деревни. Прошу разрешения у здесь присутствующего командира Штандартного эскадрона взять разъезд. Иду к эскадрону и даю распоряжение вахмистру назначить малый разъезд-«муху». Вахмистр назначает его из моего 3-го взвода (разъезд «муха» самый малый разъезд из 6-7 всадников; если он унтер-офицерский то в 6 коней, а офицерский в 7 коней).
Пошли за лошадьми в лес, и скоро мой вестовой Павлуша подводит мне «Брюнетку», вороную немецкою пленную кобылу, вороную без пятнышка. Иду с малым разъездом «лавой» в полном мраке, не различая в трех шагах всадника; иду параллельно деревне, полем, держа направление на костел. Ориентироваться, честно скажу, было трудно: шел по светящемуся компасу. Хотя и выслал вперед дозорных, но приказал им далеко не отъезжать. По времени предполагал, что прошел уже много больше половины деревни. В это время, под ногами лошадей зашуршала как бы рожь, что и осталось у меня в памяти. Приказал свистком разъезду уклониться влево, чтобы скорее выйти из шумной полосы ржи, но… не сделали мы и двадцати шагов, как справа от деревни мелькнула молния и раздался густой залп. Моя кобыла взвилась на дыбы, а пули, как пчелы, зажужжали среди нас
Отскочив с разъездом в сторону, проверил людей. Оказалось, что два кирасира ранены и одна лошадь убита. Приказав спешенного посадить на круп, видя совершенную бесполезность дальнейшей разведки (ясно было, что и теперь деревня занята противником), пошел к эскадрону.
В ближайших кустах перевязал раненых, истекавших кровью. Один был ранен двумя пулями в руку, другой тоже был ранен в руку, но отделался легко, так как пуля, попав в подсумок, развернула несколько патронов и рикошетировала, не войдя в живот (впоследствии я узнал, что мои перевязки были очень удачны). Затем быстро поехал сообщить о результате разведки и попросил разрешения произвести разведку, но уже в пешем строю.
Получив разрешение, взял 4-ый взвод, ближайший к деревне, рассчитал его «по два» и вошел с ним в улицу деревни с южной стороны. Пока происходило описываемое, начало светать, — летняя ночь коротка, и настало утро 2-го июня.
Дома деревни тянулись справа и слева на север, вдоль улицы. Пустив первые номера взвода с правой стороны (сам шел с ними), а вторые-с левой (со взводным Серебрянским), прижимаясь к домам, стараясь не шуметь, мы двинулись медленно вперед, будучи все время наготове.
Тут хочу для справедливости упомянуть об одном эпизоде. Когда поднимал 4-ый взвод из канавы, чтобы идти в деревню, ко мне подходит кирасир Жучков, повар нашего эскадронного походного офицерского собрания (я всю войну заведывал эскадронным офицерским собранием) и говорит: «Ваше Высокоблагородие, разрешите взять винтовку и встать в строй»… «А ты у командира эскадрона разрешение спрашивал?» «Так точно, они разрешили». «Пойдем!» «И, Ваше Высокоблагородие, разрешите быть Вашим ординарцем».
Надо к чести Жучкова сказать, что вел он себя все время безукоризненно и, действительно, во всех перипетиях находился неотлучно при мне и даже собою меня прикрывал. Жучков получил Георгиевский крест.
Так беспрепятственно мы прошли часть деревни, пока не уперлись в дом с сарайчиком и садиком, стоящий поперек деревенской улицы и закрывавший собою все, что находилось дальше. Остановив взвод, подойдя к домику, я выглянул из-за угла и увидел следующую картину: недалеко впереди расстилалось нескошенное ржаное поле, уходящее вправо и влево. За ржаным полем, всего шагах в 400-х и как раз напротив, стоял дом побольше, справа и слева окруженный садом и тоже поперек. Дальше, вправо и влево, шла крестовина деревни. Слева впереди намечался костел в ограде. Достав бинокль, так как еще больше рассвело, я ясно в него различил у дома крылечко на столбах, а с двух сторон окна. У крылечка, в немецких касках, стояли часовой и подчасок. Меня тут осенило: вот оно, так шумевшее ночью поле, и, верно, дом, из которого по разъезду был дан залп.
Вызвав к себе взводного я показал ему то, чем сам только что любовался. Приказал ему продолжать наблюдать, сам, по одному человеку, перевел взвод с индейскими предосторожностями в садик и сарайчик (где в стенах были большие щели), уложил и усадил за кустами, деревьями и бочкой людей. Объяснил обстановку и предупредил, что дадим залп. Прицел постоянный. Целиться не торопясь, спокойно. Слушать мою команду. Опять взялся за бинокль и увидел, как на крылечко вышел из дверей дома немец, а за ним еще два или три пехотинца. В свой сильный Цейс различил у первого нашивки и крест на груди. Призвав взвод к вниманию, скомандовал залп. В бинокль увидел, как все стоящие у дома фигуры свалились… Сейчас же из дома начали выскакивать немецкие пехотинцы. Скомандовал второй залп, оказавшийся тоже очень удачным. Тогда немцы стали выскакивать не только в дверь, но и в окна. Но меня подмыло… Скомандовав: «курок!, встать! за мной, братцы, ура!» — мы ринулись вперед. Пока мы, как ураган, мчались ржаным полем, спереди слева, с высоты костела, заработал пулемет и пули зашуршали над нами. Когда мы подбежали к дому, где находилась немецкая пехотная застава, то увидели группу немецких пехотинцев, пытавшихся в нас стрелять, но штыкового удара они не приняли и бросились бежать, оставив у дома лежать убитого фельдфебеля с железным крестом и других своих товарищей. Когда мы выскочили на поперечную дорогу деревни Даукше, то впереди, как раз напротив, неожиданно обнаружили большой окоп, из которого торчали каски и куда удирали от нас немцы с заставы. Несколько правее стояло здание с большим сараем-навесом, прилегавшим к нему с правой стороны. Сарай был полон заседланными лошадьми.
Вот что я увидел на бегу: из окон дома выскакивали люди и спешно садились на лошадей. С флангов окопа раздались выстрелы по нас, но стрелять весь окоп не мог, ему мешали свои же подбегавшие немцы. Но мой взвод уже раскатился и остановился только тогда, когда ворвался в окоп и штыками вынудил немецкую пехоту сдаться.
Теперь надо сделать для ясности маленькое отступление. Когда я поднимал лежавший в канаве 4-ый взвод, чтобы идти в пешую разведку то видел, слышал и чувствовал, как был обижен мой 3-ий взвод, лежащий рядом, что не его я взял с собою… Но я знал 4-ый взвод так же хорошо, как и третий, и был также уверен в нем. Так вот, когда у меня появилась мысль броситься в штыки, то прежде чем крикнуть «ура!» я повернулся в сторону лежащих в канаве взводов Штандартного эскадрона (довольно таки далеко), сложив руки рупором, крикнул в предрассветную тишину: «третий взвод, ко мне на помощь!» и… тут же увидел идущего по деревне командира Штандартного эскадрона ротмистра И.Л. Афанасьева с людьми связи и ручным пулеметом, Крикнув командиру: «я атакую» и получив в ответ: «С Богом!», выдернул свою шашку и… мы ринулись.
Еще бой в окопе не закончился, как я услышал сзади, правее, частую стрельбу и топот бегущих ног. Могла придти мысль, что это немцы атакуют нас с фланга… Но нет, это третий взвод бежал мне на выручку и, увидев всадников, старающихся ускакать, на бегу открыл по ним огонь. Мне сейчас же было доложено, что много кавалеристов скрылось в кустах болота, за деревней. Приказав взводному Сере- брянскому построить и пересчитать пленных и заняться ранеными (их было не мало), один из которых кричал прямо нечеловеческим голосом, будучи ранен в низ живота, я с полу-взводом от 3-го взвода зашагал в болото.
Кавалерийскому взводу 2-го уланского немецкого полка не удалось уйти далеко, так как их лошади увяли в болотистой местности; потому вскоре все и были взяты в плен, хотя пытались сопротивляться. Выйдя на полянку из кустов, я попал прямо под дула маузеров, направленных на меня двумя кавалерийскими офицерами, лежавшими за кочками. Но ощетинившиеся штыки кирасир произвели свой эффект. Я предложил офицерам сдаться. Лейтенант покорился судьбе и сдался, но фендрик петушился и сдался только тогда, когда ему приказал лейтенант. Жучков очень быстро подхватил маузеры (до этого он встал между мной и офицерами, угрожая винтовкой, пока я его не отстранил).
Подойдя ко мне, старший немецкий офицер вытянулся и отрапортовал: «Лейтенант Ящинский и фендрик Фосс сдаются на ваше великодушие». Бедняга был бледен, как смерть. Повел офицеров в деревню, Сзади мрачно шествовали пленные кавалеристы.
Тут произошел маленький эпизод. На ходу лейтенант Ящинский передал мне свой бинокль, маленький маузер и охотничий нож… «Все равно, у меня отберут». Машинально закуриваю. Поймав жадный взгляд офицеров, предлагаю им закурить. Узнав, что у офицеров нет папирос (остались в сумках седел), отдаю им весь свой запас из большого заплечного портсигара.
Успокоившись, лейтенант Ящинский обратился ко мне с просьбой: «Моя лошадь не могла перепрыгнуть торфяной канавки и оборвалась. Я же был выброшен на сухой берег. Если ей не помочь, она утонет. Спасите ее. Это кровная кобыла и она Вам послужит». Лейтенант указал рукой место. На ходу я приказал взводному назначить кирасира, который держал бы увязшую лошадь за поводья, чтобы она не билась, до тех пор, пока не принесут доски и веревки, чтобы во что бы то ни стало спасти животное.
Около костела уже находились полковник Данилов и другие господа офицеры. Отрапортовав ему о взятии деревни Даукше, передал, вместо «ключей», врученную мне лейтенантом Ящинским саблю и представил пленных офицеров. В то время, как мы так стояли, мимо нас кирасиры пронесли в ограду костела тело фельдфебеля с железным крестом. Всеми присутствующими была отдана убитому воинская почесть Взводный мне доложил, что пленных пехотинцев, с легко-ранеными, 48 человек и к этому надо еще прибавить приведенных мною кавалеристов.
К сожалению, 3-ый взвод переусердствовал, стреляя по всадникам. Из кавалерийского взвода осталось только 17 лошадей, да то из них пришлось пристрелить нескольких сильно раненых. Начальством мне было передано 10 или 11 лошадей, как трофей. Выбрав себе крепкого «арабчика», который и проделал у меня под вьюком всю кампанию, нося кличку «Даукше», остальных лошадей предложил господам офицерам.
Уходя в поиск за кавалеристами в болото, я приказал послать к костелу 6 кирасир, которые и сволокли с верха костела пулемет и прислугу, спрятавшуюся под крышей.
Закончив со сдачей офицеров, пошел к тому месту канавы, где увязла лошадь лейтенанта Ящинского. Но… ко мне навстречу уже шли кирасиры, несшие доски и веревки, а тот, которому было поручено держать лошадь за поводья, нес только уздечку. «Утопла лошадь, Ваше Высокоблагородие».
Как потом выяснилось, голова лошади была еще видна, когда подходили спасители, но солдатик решил, что уздечка может пропасть и снял ее. Кобылица начала биться и окончательно увязла. Ох, и обидно же было из-за дурня потерять такую лошадь!.
Корнет Полянский был выслан с разъездом с восточной стороны деревни Даукше еще засветло, пока мы подходили к деревне. Когда он был сравнительно недалеко от деревни, то заметил пехоту, стоящую на улице. Решив, что это наша пехота, оставил разъезд на месте и поехал один. Сняв фуражку и помахав ею, крикнул: «Не стреляйте, свои!». Пехота, оказавшаяся немецкой, подняла винтовки и принялась палить. Ему чудом удалось повернуть лошадь, и ускакать.
Корнет Гончаренко, когда 3-ий взвод поднялся и побежал на мой зов, тоже двинулся вперед со 2-ым взводом, но много правее и уперся в болото. Обо всем этом я узнал много позже, уже после взятия деревни Даукше.
Потери наши были невелики.
Так закончилось маленькое, но лихое дело, показавшее лишний раз доблесть, дисциплину и товарищескую выручку Царицыных Кирасир. (После взятия деревни Даукше нас сменила пехота).
Когда отправляли пленных офицеров в Штаб полка под конвоем, им предоставили двух кирасирских коней. Лейтенант Ящинский влезал изящно и плавно, а фендрик Досс дал толчек и взлетел на 5-ти вершкового коня. Позже выяснилось, что лейтенант Ящинский был тот офицер в немецком разъезде, который заметя при выезде из леса командира Штандартного эскадрона Лингрена, поившего свой эскадрон в озере (с опущенными подпругами и снятыми мундштуками), поскакал и сообщил ближайшей батарее, которая и обстреляла водопой шрапнелью.
Ротмистр Лингрен был ранен шрапнельной пулей в ногу, да и не он один. Лингрен начал было уже поправляться и хотел вернуться в полк, но началось заражение крови и он скончался.
После взятия деревни ДЯ Штандартный эскадрон присоединился к полку. Был устроен обед, на котором присутствовало довольно много господ офицеров других полков и нашей Конной артиллерии.
Генерал Арсеньев (командир нашего полка), выслушав накануне доклады: полковника Данилова, командира Штандартного эскадрона Ип. Л. Афанасьева и мой, — за обедом поднял бокал за Штандартный эскадрон и, в очень для меня лестной форме, поблагодарил за лихое дело.
Знавшие уже о деле господа офицеры других полков сделали из меня «маскоту дня» (как они выразились) и попросили рассказать подробно о взятии Даукше и как все происходило.
Все меня поздравляли, уверяя, что мог бы получить Георгиевский крест, но так как при эскадроне находился командир, то наверняка, получу золотое оружие. Было не мало выпито. Но это не все.
В жизни от комического до трагического — один шаг. Во всяком случае, кто-то из друзей переусердствовал и, ранее чем выяснилось, что я за взятие деревни Даукше получу всего лишь очередную награду, сообщил из Петербурга моему отцу, Великому Князю Николаю Константиновичу, что его сын отличился (служа в кавалерии, ходил в штыки!) и… получил золотое оружие.
Отец, обрадованный, поздравляет меня и пересылает мне в Петербург свое золотое оружие, им полученное за Хивинский поход, чудную шашку с драгоценным клинком «Волчком» и эфесом из настоящего золота.
Одно время думал — просто заболею от конфуза, но, слава Всевышнему, сердца не потерял.
Вот что значит иметь мало потерь в бою. Нет потерь — нет и дела.
Верно этим и руководствовался наш безупречный командир полка, Свиты Его Величества генерал Арсеньев.
Кн. А. Искандер
(Не оценивали)
Loading ...Похожие статьи:
- Действия уланского Цесаревича полка в бою под Фридландом. – Полковник Вуич 1-й
- Верхом из-под Полтавы на Парижскую выставку. – А. Г.
- Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№117). – В. Цимбалюк
- Российские солдаты. – Полковник Попов
- Большие маневры под Псковом в Высочайшем присутствии в 1903 г. – Юрий Солодков
- Сверхсрочные. – Мейендорф
- Конная атака 14 августа 1915 г. под господским двором «Жмуйдки». – Игорь Черкасский
- Атака Украинских гусар под г. Прасныш. – Б. Левшин
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
Loading ...