Приобрел прекрасно изданную книгу подполковника В. Е. Павлова «Марковцы в боях за Россию», том 2-ой, и мне, естественно, захотелось узнать, как наши боевые товарищи оценили одно из красивейших действий Сводно-Гвардейского кавалерийского полка, который 7-го февраля своей конной атакой обеспечил взятие Ростова, захватив 800 пленных, 2 бронепоезда, уже не говоря о брошенных противником орудиях. Открыл страницу 211-ую и с удивлением прочел, что нашему полку уделено ровно четыре слова, в то время, как вся тяжесть боя легла именно на кавалерию, вернее на один Сводно-Гвардейский кавалерийский полк.
Во имя восстановления исторической правды, я пришел к заключению, что надо описать этот бой, исключительный по своей картинности, но, добавлю, совершенно абсурдный с точки зрения правоверной военной науки.
В то время я командовал 1-ым эскадроном Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка. В строю у меня было 3 офицера и 46 кирасир, плюс 2 пулемета Максима на тачанках. Всего в Сводно-Кавалерийском полку, под командой генерал-майора М. Ф. Данилова, было 240 шашек.
Стояли мы на восточной окраине Батайска и 6-го февраля в 10 часов вечера полк, поднятый по тревоге, собрался на сборный пункт у церкви. Вызванные к командиру полка командиры эскадронов были поставлены в курс задачи. Задача взять Ростов. Впереди идут Корниловцы, которым приказано с налету занять станицу Гниловскую. Как только тет-де-пон будет обеспечен, наш полк должен обойти Ростов с западной стороны и войти в город со стороны Темерника.
Погода стояла исключительно тяжелая для операции, но может быть благоприятная для того, чтобы захватить врага врасплох. Мороз в 25 градусов, снежная пурга и сильный северный ветер. Одел я на себя все, что мог и в ту минуту не подозревал, что все, что я навьючил на себя, спасет мне жизнь.
Движение через замерзшие плавни и камыши было тяжелым. Лошади были кованы только на передние ноги и скользили на льду. Мы больше вели их в поводу, борясь с неистовым ветром и налеплявшимся снегом. Шли мы много дальше, чем предполагалось и рассвет застал нас на льду в виду Ростова. Полк стал в резервную колонну перед широким рукавом Дона и было странно, что красные молчат и не стреляют.
Мертвая тишина была нарушена короткой очередью пулемета впереди нас, и по сигналу мы сели по коням и рысью, посколько позволял грунт, двинулись к Гниловской. Корниловцы сделали великолепную работу — они застигли большевиков спящими и перекололи командный состав в вагонах, захватив пути товарной станции и небольшой плацдарм в первых домах Гниловской.
Тут произошло то, что можно было уже давно ожидать, — большевики поняли, что белые пришли, и открыли жестокий огонь по Гниловской и по льду за нами, по которому перебегали Марковцы. Они понесли потери от артиллерийского огня по льду, а наш конный полк сбился в кучу за домами, по которым большевики били из пулеметов. Положение казалось очень серьезным и я не представлял себе, каким чудом мы сможем выбраться из этой западни, так как нельзя было показать носа из-за пуль, роем свистевшим над нами и между домами.
Генерал Данилов, с совершенно исключительным спокойствием, отдал приказание кирасирам Ее Величества и моему эскадрону, ближайшим к нему, следовать за ним и, в колонне по три, мы двинулись по откосу вверх, пройдя мертвое пространство, пока мы не вышли на равнину. Полк вытянулся в колонну и вышел в открытое поле под Темерником. За полком следовали мои две пулеметные тачанки и два горных орудия Лейб-Гвардии Конной артиллерии под командой Фитингофа-Шелль. Картина представилась величественной, но далеко не успокоительной. Из Темерника, нам во фланг, двигались цепи большевиков на расстоянии полутора верст. Черные точки на снежной равнине ясно указывали на перевес сил не в нашу пользу. Заметив нашу колонну, идущую рысью фланговым маршем, большевики открыли ружейный огонь на предельном расстоянии. Пули сбивали снег и, воя на излете, свистели справа. Начались потери. Ехавший за мной мой вестовой Омельченко был убит пулей в голову, люди и лошади стали падать, а полк, как на параде, продолжал идти фланговым маршем, пока не поравнялся с правым флангом цепей.
Генерал Данилов завернул левое плечо вперед и раздалась команда «Полк, строй фронт!» и мой эскадрон вышел вправо, тогда как все остальные понеслись влево, и развернутый строй начал заходить левым плечом, чтобы охватить правый фланг врага. В эту минуту я получил такой удар в грудь, что не схватись я за гриву лошади, я вылетел бы из седла. Ко мне подъехали два наших унтер-офицера и поддержали за локти. «Шашки вон, пики-на бедро!» и прижимая мою рану, я повел эскадрон на советские цепи.
Генерал Данилов скакал впереди полка и делал мне знаки уменьшить аллюр, чтобы дать левофланговым эскадронам заскакать во фланг. Было нелегко сдерживать лошадей и людей, так как оставаться мишенью, когда в лицо несется рой пуль, частью рикошетировавших на мерзлой пашне, казалось невыносимым. Мое личное состояние было необычным, я примирился с мыслью, что я смертельно ранен и истекаю кровью, но хотелось знать, чем все кончится. Наконец раздалось громкогласное «ура!» и настал последний акт, когда мы налетели на сбегающуюся в кучу пехоту. Моральный перелом произошел, когда мы дошли на 200 шагов — большевики воткнули штыки в снег и подняли руки.
Сейчас же повели 800 пленных под конвоем Лейб-Драгун в Гниловскую, чтобы сдать их Корниловцам. Но из-за разницы уровня наша атака не была видна Корниловцам и, увидя надвигающуюся густую колонну пехоты, они ее приняли за врагов и покрыли пулеметной очередью. Пленные разбежались по полю и послан был еще один эскадрон, чтобы их собрать снова.
Как только боевая задача кончилась, меня сняли с лошади, так как боль заставила меня согнуться к луке. Начали меня раздевать, а часть моих кирасир вернулась назад подбирать раненых. Убитых, к сожалению, мы должны были оставить на поле за неимением средств перевозки. Пока на 25-тиградусном морозе с меня снимали, одну за одной, две шинели, кожаную куртку, козью душегрейку, все оказалось пробитым пулей, но она разбила эмаль на моем георгиевском кресте и на груди был большой кровоподтек, а раны никакой.
Пока я одевался с помощью моих кирасир, обстановка снова изменилась. Нужно сказать, что Ростовский железнодорожный узел имеет круговую ветвь, соединяющую главный путь через Дон и железнодорожную линию вдоль Дона. На этой круговой ветви вдруг показался идущий задним ходом бронепоезд с морскими орудиями и салон-вагонами. Поезд дымил и на малом ходу приближался к пункту сосредоточения полка на окраине Темерника. В этот момент подоспел взвод Лейб-Гвардии Конной Артиллерии и барон Фитингоф-Шелль снял свои две горные пушки с передков и приготовился встретить бронепоезд (а их оказалось фактически два — «Вся власть советам» и «Советская Россия)», которые медленно подходили и расстояние до пути было 300 шагов. Наши две пушки открыли огонь прямой наводкой гранатой по паровозу, откуда поднялось облако пара и «Вся власть советам» продефилировал перед нами, не открыв огня.
Поезд остановился, но тут мы поняли, что под его прикрытием, матросы в черных бушлатах бросили свой поезд и спасались в сторону скакового круга. Тут произошло нечто совершенно неожиданное, повиновение было забыто и наши солдаты взяли инициативу в свои руки. Как только первый бронепоезд остановился, наши молодцы кинулись через железнодорожное полотно вдогонку убегавшим матросам. Их примеру последовала команда второго бронепоезда «Советская Россия» и равнина сделалась свидетелем одиночных поединков между нашими кавалеристами и матросами. Когда генерал Данилов приказал трубить сбор, на снежной равнине были лишь неподвижные черные точки зарубленных или заколотых матросов.
Наш командир был очень недоволен этим самоуправством, но когда эскадроны вернулись в строй, нахмуренный генерал только сказал «Без приказания из строя не отлучаться, помнить дисциплину!»
Наш командир передал по эскадронам приказание стать на квартиры в крайних домах Темерника, не расседлывать и половина состава в усиленном сторожевом охранении.
Мы, офицеры, собравшись вокруг командира, выражали наше удивление тем, что мы не входим в Ростов, который мы могли взять голыми руками. Я забыл сказать, что пока мы захватывали в плен бригаду, вышедшую из Темерника, Корниловцы и Марковцы отбили огнем атаку другой советской бригады, атаковавшей Гниловскую по берегу и частично по льду. У красных деморализация была полная и ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Однако приказ был приказом и надо было подчиниться. Дело в том, что казаки, наступавшие от Аксая, задержались в продвижении, и высшее командование хотело замкнуть кольцо, так как путь к отступлению лежал больше к востоку, то есть — из Нахичевани.
Ночь была тревожная, а для меня — мучительная из-за боли в груди, и мы с облегчением вздохнули, когда на рассвете полк снова собрался в резервные колонны и двинулся к скаковому кругу. В виде особой чести генерал Данилов приказал эскадрону Его Величества кирасир итти в голове полка.
Полк двинулся в колонне по Нахичеванскому проспекту к центру. Тут произошло последнее приключение, окончившееся по счастью благополучно. Я вел мой эскадрон за командиром полка, по ветру развевались наши значки на пиках, на значке нашего эскадрона был двуглавый орел. Я не представлял собой никакого декоративного элемента, грудь ныла от боли и я был согнут в дугу. Вдруг, прямо на нас несется советский броневик с красными звездами, двумя пулеметами и ясно видна красная надпись «Мефистофель». Что делать? Почему он не стреляет? Броневик несется прямо на нашу колонну и может смести нас! Генерал Данилов командует «стой!», но тут происходит нечто невероятное: броневик направляется влево и въезжает в огромный сугроб, где его колеса беспомощно буксуют. Открывается задняя дверь и из машины вылезла тройка: какой-то комиссар в шубе с хорошим воротником, девица в косынке сестры милосердия и шофер. Тут мы поняли, почему броневик не стрелял. Внутри был ящик табака и мешки с сахаром, не позволявшие добраться до пулеметов. Эта тройка была арестована, у броневика поставлен караул, а позже добыча была роздана по эскадронам.
После этого последнего инцидента все прошло гладко. Полк в полном порядке, под овации населения, прошел по Нахичеванскому проспекту и стал на квартиры в центре города. Население не знало как нас ублажить. Приносили еду, папиросы, вино, словом полное торжество победителей. Пешие части вошли в Ростов с юга, а кавалерия с севера.
Заключение.
Во всяком бою элемент неожиданности является часто решающим и заменяет собой соотношение сил. Так было 7-го февраля 1920 года, когда численно малая единица, — Сводно-Гвардейский кавалерийский полк, сильная духом, дисциплиной и главное, под командой исключительно одаренного, беззаветно храброго и хладнокровного командира, генерал-майора М. Ф. Данилова, Лейб-Гвардии Кирасирского Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка, кадета Орловского Бахтина кадетского корпуса и юнкера Николаевского кавалерийского училища, совершила одно из самых блестящих, по своим результатам, кавалерийских дел.
Выход под сильным обстрелом превосходных сил наступающей пехоты из тет-де-пона Гниловской, фланговый марш во фланг и тыл противника, не помышляя о собственном тыле, конная атака на нерасстроенную пехоту на ровной местности, начатая за полторы версты, с уверенностью в победе, это дело рук незаурядного командира, которому верили и за которым шли, Выход полка в тыл Темерника и инцидент с двумя бронепоездами свидетельствует о том, что противник был застигнут врасплох.
В этом деле не было свидетелей, а через 10 дней был новый кровавый бой под Егорлыкской, в котором погибло 10 офицеров, так что живыми свидетелями боев 7-го и 8-го февраля остались только кавалергард Г. Г. Раух и автор этой статьи.
Цель ее — не восхваление своих заслуг, а желание отдать должное нашим офицерам и сроднившимся с ними солдатам, которые, не щадя жизни, честно выполняли свой долг.
Книга, написанная Марковнами, показывает, что пешим частям Добровольческой Армии действия конницы, то есть — Сводно-Гвардейского полка, остались неизвестными, а они были решающими, так как полк прошел по тылам противника, окончательно его деморализовав и уничтожив его боеспособность.
Не могу не вспомнить наших кирасир, унтер-офицеров и взводных, бывших кадет, создавших спайку, благодаря которой все чудеса оказались выполнимыми. Борис Николаевич Кейгерист, 2-го кадетского корпуса, Лев Николаевич Вентцель, Первого кадетского корпуса, Сергей Богданович Богдасаров, Сумского кадетского корпуса, Матусевич, Марсалий Марсальевич, 2-го кадетского корпуса, Иванов, Кирилл Владимирович, Первого кадетского корпуса и Николаевского кавалерийского училища. Не могу не вспомнить и правоведа Сташевского, Михаила Арсеньевича, произведенного в корнеты и убитого под Карповой Балкой в Крыму, на Сиваше, 27-го октября 1920 года. Все они честно легли за честь полка и за Россию.
Ротмистр Е. Оношкович-Яцына
(Не оценивали)
Loading ...Похожие статьи:
Loading ...