ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Великому мастеру звука Римскому-Корсакову принадлежит «Садко», с его тремя Гостями. Суровый, холодный, беспощадный Се­верный Ледовитый океан беспрестанно сража­ется с береговыми утесами. Рвут струны кон­трабаса, и резко ухает оркестровая медь, вос­производя прибой с отхлынувшей от камня пеной. Веселая, беспечная, ласково-милая Ад­риатика. Нежно рокочут арфы, легко, с живой мягкостью поют виолончели и скрипки, изобра­жая скользящие гондолы, струны лютней и южное пение. Таинственный Индийский океан, завораживающий, как глубокая мудрость Во­стока, полный сокровищ. Флейты, кларнеты, гобои, фаготы передают друг другу застывший лик дремлющего морского простора.

Пологие берега с косами и отмелями. Мут­ные волны, неярко белые гребни. На миг пока­жется прозрачная зелень и тотчас же взбала­мутится буроватой желтизной. Успокоившись, долго отдает дну потревоженный грунт. Было казачьим и останется таким, много повидав на своем веку. Тяжелые турецкие корабли боро­здили его воды, забирались в Тихий Дон, за­гораживали крепостями входы и выходы, вы­саживали отборных янычар, жестоко хозяйни­чали на азовских берегах. Сыплется в мешки золотистое пшеничное зерно, черными горами высится мариупольский уголь, пузырится серо-стальная ачуевская икра, выступает янтарными капельками масло на провесных балыках, не шелохнутся деревья с низко нагнутыми под тяжестью лиловых слив и малиновых вишен ветками в садах кубанских станиц.

Густой травой и бурьяном поросли поля кровопролитных сражений, нет ни ятаганов, ни абордажных топоров, ни зеленого мундира Петра, ни кораблей из воронежского леса… Медленно пробирается на челноке вышедший на рыбную ловлю казак, сушатся сети, ходят табуны. До самой Керчи ничто не напоминает об усатых янычарах.

Все светлей становится вода. Темно-желтые бугры, холмы с широкой Митридатовой горой, мелкие рыбачьи суда, запах соленой рыбы. Без­жизненные укрепления. Старая львица, всю жизнь переходя из рук в руки, простоявшая на подступах к Азовскому морю, с незапамятных времен, отражавшая или принимавшая всех, кого приносила черноморская или азовская волна, от владыки Понта до ушаковских или нахимовских кораблей. Белые вышки маяков на косах и отмелях безлюдной таманской сто­роны.

Ширится проход, круче пенится вольная, глубокая черноморская вода, ударяясь в крым­ские берега, забегая в извилины бухт. Одна за другой меняются волны, то скрываясь от взо­ров, то высыпая наружу белыми барашками дач в кущах садов и виноградников. Маячат снежные шапки гор, упираясь резными высо­кими рукавами в синее море. Отходят горы, лиловой дымкой затягиваются скалы, и вдруг открывается во всей своей красе, до самых Инкерманских высот, севастопольский рейд.

Чистый прозрачный воздух чуть-чуть ко­лышет зеленовато-голубое море, золотятся гла­вы древней купели Херсонеса, играя разно­цветными огнями соборных стекол, среди серо-желтых развалин, сбегающих к самому морю песчаным обрывом. С холма на холм, уходя от тяжелых фортов крепости, стоят дома с вью­щимися по стенам розами, переходя постепенно в самый город российской славы.

Здания, соборы, дворцы, ни единой пяди камня не политой кровью. Четвертый бастион уже в зелени деревьев, с корзинами земли и площадками для орудий. Панорама обороны. Длинная подзорная труба и густые эполеты Павла Степановича, в фуражке с приподнятой тульей, ощетинившиеся штыками севцы или владимирцы, белые рубахи матросов у орудий, разбросанные ядра, сине-алые зуавы, красные мундиры англичан перед третьим бастионом, двухъярусная башня Малахова кургана с кре­стом из ядер на земле, орошенной кровью смер­тельно раненного Корнилова. Окруженный со­ратниками стоит чугунный Тотлебен, про­ходят гуляющие. Грозное место когда-то, Исторический бульвар, уютный, приветли­вый под покровом южной ночи, полный душевной чистоты,, наверное от тех, кто беззаветно отдавал свою молодую жизнь, за­щищая Россию в незабываемые севастополь­ские дни… Серебряные трубы севастопольского портового хора в беседке, окруженной няньками с резвящейся детворой, на Мичманском бульва­ре, перед памятником Казарскому. Сигнальная мачта дворца командующего флотом. Морское собрание со звоном серебра, хрусталя и стуком биллиардных шаров, принимавшее самого Пирогова, в белом халате, с засученными рука­вами. Графская пристань, шлюпки, синие во­ротники форменок, Георгиевские ленты, золо­той погон, бесконечная белизна. Нежно ласкает вода подножие колонны в память потопленных судов. Бьют склянки на эскадре. Разливаются звуки поющих труб с Приморского бульвара до самой круглой Константиновской батареи. Меньше высот, больше однообразия, заливы, бухты, степь, подходящая к морю…

Родное Русское море. Греко-варяжский путь. Построенные руками новгородских кри­вичей ладьи. Червленые стяги с русскими вранами Аскольда, Олега, Игоря, Святослава, Вла­димира Святого, Ярослава Мудрого. Степенные, богатые византийские императорские корабли. Алешки с зимующими стругами. Корабли Гроз­ного Царя. Светлейший в Херсоне. Николаев. На страх врагам — рождение Черноморского флота.

Кручи шумной, говорливой Одессы с неиз­менной портовой суетой большого приморского города. На смену строгому, выдержанному, чи­сто военному Севастополю, идет кипучий юг с уличной жизнью, базарами, более деловой днем, под жарким солнцем, веселый в вечер­нюю пору, богатый дарами…

Желтая, глубоко врезающаяся в море вода, низкие берега, камыши, рукава, совсем не похожие на воспетые Европой струи голубого Дуная, особенно унылые осенью в сетке дождя. Вечные бои и сражения. Иоанн Цимисхий во всей красоте Византийской империи, длинные чубы, секиры и палицы Святославова воинства. Паши, сераскиры, запорожцы, донские казаки. Сам граф Румянцев, кипучий Суворов, греб­ные флотилии, кепи солдат, минные катера, бе­лый китель и холеные бакенбарды Скобелева. Волы, скрипящие мажары, высокие барашко­вые шапки молдаван, арбузы, звенящая цитра, терпкое черное бессарабское вино, темно-фио­летовые баклажаны, понтонные мосты. Сам Царь-Освободитель, в фуражке с большим ко­зырьком, с Наследником Престола, окружен­ный свитой…

Изящный, вычурный Крым, легкий, как сказка, так любящий штилевую погоду синего моря, не сравнимый с Кавказом, где полнове­сная красота Черного моря встает во весь свой могучий рост во всякую погоду, будь то буря или нешелохнущая тишина.

Тихая, спокойная анапская бухта. Песчаный берег. Ранним утром просыпается море. Вода так прозрачна и неподвижна, что видно все под ней. На дне лежат крепко пригнанные друг к другу древние камни греческого мола, сохранившие свою белизну несмотря на водо­росли. Без шума, без всплеска показывают свои жирные спины с острым плавником дельфины, подходя к самому берегу, тяжело вздыхают и дугой уходят в глубь. Совсем близко — ворота боры в Новороссийске. Страшная сила холод­ного зимнего ветра срывает с поверхности воду, замораживает ее и несет ледяными иглами дальше и дальше, перемешивая лед. с водой. Все ревет, стоит слепящая ледяная мгла, исчеза­ющая только в открытом море. Ближе и ближе подходят горы, все в лесах, с далекими бело-лиловыми вершинами вечных снегов. Разбуше­вавшаяся стихия со страшным грохотом бросает свои валы прямо на обрывы берега. Здесь море действительно черное с белыми крутящимися гребнями. Тяжелые тучи и темная зелень на­висших скал. Гора уже далеко, не видно бере­гов, одни валы с разбегающейся пеной, точно и ярко переданные гениальной рукой Айвазов­ского на его бессмертных картинах. Именно здесь — девятый вал, бьющий в дикие сочин­ские скалы, в подножье римской дозорной баш­ни Нового Афона, окруженной ореховыми дере­вьями, или в низкий берег Батума с чайными и бамбуковыми садами. Есть красота в игре и со­четании моря и гор Анатолийского побережья. Уныл румынский берег, лучше болгарский с чудным уголком Эвксинограда.

Черное море — подлинно Русское, непохо­жее на слишком отдающее Западной Европой Балтийское. Иное, чем Каспийское, целиком почти лежащее в русской земле, со светлыми переливами волны, полное любопытных, как дети, маленьких тюленей.

Новгород, Киев, Москва, вынесенные дне­провской и донской волной, давно стремились к Русскому морю, долго носившему это имя среди народов древности. Прочны были щиты босфорских застав, губителен греческий судо­вой огонь, многочисленны корабли полумесяца, тяжка турецкая неволя в сырых, темных подзе­мельях, высоки валы приморских крепостей, много пороха, орудий и ядер…

Опираясь на копье, стоял на белой стене византийского Акрополя Олег, смотря на рус­ские струги в Золотом Роге. Сочно вонзался киевский топор в подзор высокого византий­ского корабля в абордажном бою. Всю ночь горели светильники в ханском дворце, озаряя встревоженное лицо владыки, слушавшего повествование о пришедших в Крым кораблях грозного московского царя. В лихорадке трясся поверженный в ужас капудан-паша, разгром­ленный Ушаковым. Гуще пошел тяжелый дым из пароходных труб, расстилаясь по Мрамор­ному морю, громче зазвучала не турецкая речь на стамбульских берегах после нахимовского Синопа, готовя Севастополь. Попрятались в но­ры турецкие мониторы и корабли от лихих атак русских катеров. Равными подходили к Граф­ской пристани шлюпки с кораблей под бело-зе­лено-красным флагом, с ревущим золотым львом в крыже, пришедших под севастополь­ское крыло России.

Южная теплая ночь. Блещет мириадами серебряных огоньков Черное море. Тихо в Батуме. Керчи. Давно замолкли пушки Азова, Анапы. Очакова, Измаила. Перешел на Мич­манский бульвар командир «Меркурия». Не­движны стальные громады в Севастополе. Да­леко, далеко, в самом сердце русской земли висят мраморные доски Георгиевского зала с именами кораблей, флотских экипажей, офи­церов, Лазарева, Корнилова, Нахимова, Истоми­на. под единственной для всего флота звездой первой степени Ушакова, врезанной в мрамор волной Русского моря.

А. Крапивин

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Иван Константинович Айвазовский. – Г. фон Гельмерсен
• Учебное судно «Великая Княгиня Ксения Александровна». – Г.А. Усаров
• Шторм 14 ноября 1854 года. – А. Макарович
• Памятник русским воинам в Голландии. – П. А. Варнек
• ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ (№113)
• Николаевская Морская Академия и ее профессора. – А. С. Крапивин
• Следы старой катастрофы. – П.А. Варнек
• У берегов Кавказа (Окончание). – П. Варнек
• Федор Федорович Ушаков… Горацио Нельсон… – Г. фон Гельмерсен