БАЛ ПО ТРЕВОГЕ
Гагринская климатическая станция, или попросту Гагры, в доброе старое время являлись одним из красивейших и уютнейших пунктов нашего, почти всюду сплошь красивого Кавказского побережья Черного моря, несмотря на несколько давящее ощущение от слишком близко подходящих здесь высоких гор. Но, кроме своего красивого местоположения, второй особенностью Гагр в ту эпоху были введенные там в культ чистота и порядок. Всем было известно, что Гагры являлись любимым детищем Его Высочества Принца Александра Петровича Ольденбургского, почти постоянно там проживавшего. Строгий, требовательный к другим, но и сам полный кипучей энергии и неутомимой трудоспособности, Принц положил много труда, энергии и заботливости, на создание Гагринской климатической станции. И результат получился блестящий. Несмотря на то, что далеко не все еще было закончено и многие постройки носили лишь временный характер, всюду царили образцовый порядок, удобство и чистота. Внутренняя жизнь Гагринской станции носила даже полувоенный характер. Так, например, в пожарном отношении, каждый постоянный житель Гагр имел вполне определенную обязанность на случай пожара, и все население Гагр точно знало, что в таком случае каждый должен был делать. Принц лично все проверял, всюду присутствуя и всем живо интересуясь.
В один из дней конца июля 1907 года на рейде Гагр стало на якорь учебное судно «Березань». Хотя Гагры не значились в списке салютующих портов, тем не менее по какой-то неписанной традиции с «Березани» был произведен флагу Его Высочества артиллерийский салют. На салют этот немедленно с берега было отвечено положенным числом выстрелов из маленьких, почти игрушечных медных пушек.
Вернувшись после официального визита от Принца, командир судна передал старшему офицеру, что Его Высочество приглашает всех свободных от службы офицеров сегодня вечером во «Временную» гостиницу на любительский спектакль, после которого там же состоится «бал по тревоге». Этот спектакль уже ставился местными любителями недели две тому назад и по распоряжению Принца ныне повторяется специально по случаю прихода военного судна. Выражение же «бал по тревоге» вряд ли может быть понятно кому-либо, кроме гагринских жителей или пребывавших в Гаграх лиц. А между тем выражение это не преувеличено и означает оно следующее: в день прихода «Березани» энергичный Принц разослал конных ингушей объехать по данному им списку все дома и дачи и объявить, что сегодня, по случаю прихода военного корабля состоится бал. Такое оригинальное приглашение на бал в Гаграх рассматривалось не только как простое приглашение, а просто как нечто промежуточное между приглашением и приказанием, а потому на бал по такой «тревоге» собирались почти все извещенные жители.
Кроме того, командир сообщил еще старшему офицеру, что Его Высочество предложил принять с берега некоторое количество воды. Дело в том, что в Гаграх была особо хорошая вода и Принц организовал подачу этой воды наливом на суда, непосредственно с берега на рейд. Как известно, гавани или даже пристани для больших судов в Гаграх нет и все суда становятся на якорь на открытом, очень приглубом гагринском рейде, в расстоянии 1 — 1 1/2 кабельтова от берега. И вот, несмотря на это расстояние, в Гаграх была организована подача воды на суда при помощи длинных шлангов, поддерживаемых на плаву рядом особых поплавков. Система эта была очень ненадежна, так как на таком открытом рейде, как Гагры, редко бывает мертвый штиль, поэтому дальнейшая зыбь, ветер и течение, выгибая шланги на буйках в дугу, часто рвали эти шланги, их приходилось вновь сращивать, терять много времени и бывало в результате морская вода попадала в судовые цистерны. Но все командиры судов также знали, что отказаться от приемки воды в Гаграх значило искренне и глубоко огорчить любезного и неутомимого Принца, лично всякий раз руководившего подачей шлангов, ибо эта подача была одной из достопримечательностей или, как теперь принято говорить, «достижением» Гагр. Поэтому, всякое военное судно, даже имея полный запас воды, никогда не отказывалось от приемки и хоть немного, но всегда принимало воду в Гаграх.
Другой достопримечательностью Гагр, касавшейся мореплавателей, были громадные часы на фасаде дворца Принца, большая стрелка которых была более сажени длиной. По мысли устоителя, по этим часам проходившие мимо Гагр суда должны были проверять свои судовые часы.
Несмотря на почти полный штиль, подача воды на «Березань» все же затянулась до самого вечера, ибо благодаря течению вдоль берега шланги все время относило в сторону, они натягивались и несколько раз рвались.
Съехав заблаговременно на берег и пообедав в прекрасном ресторане той же «Временной гостиницы», все свободные от службы офицеры, как судового состава так и преподавательского Минной Школы, плававшей на «Березани», в указанное время были в театре. С приходом Принца, ровно в назначенный час поднялся занавес. Очень оригинальной и красивой особенностью этого спектакля явились декорации третьего акта. По ходу пьесы дело должно было происходить вечером в саду и вот, вместо соответствующих декораций просто была разобрана задняя стенка сцены и, таким образом, продолжением сцены явился залитый лунным светом, настоящий красивый сад, к которому почти вплотную подходили высокие, поросшие лесом горы. Картина получилась действительно очень эффектной, и вряд ли с такими природными декорациями могли бы соперничать лучшие театры в мире После спектакля, прошедшего весьма дружно, начался бал, затянувшийся далеко за полночь. В общем, если вначале и чувствовалась, быть может, некоторая натянутость, то она скоро совершенно исчезла и царившее веселье было самым искренним и непринужденным.
После бала офицеры даже не успели как следует отдохнуть, как им вновь пришлось съехать на берег. Гостеприимный хозяин Гагр, Его Высочество на следующий день в 7 часов утра пригласил офицеров собраться в его дворце, откуда в экипажах всем поехать в собственное имение Принца — «Ольгино», отстоявшее на девять верст от Гагр. Ровно в семь часов офицеры были уже в назначенном месте рандеву, заметив по дороге, что неутомимый Принц в это время уже ходил по улицам аллеям курорта, лично наблюдая за подметанием и поливкой этих улиц. Подметание происходило при помощи большой круглой метлы, вроде тех что парикмахеры называют «круглой щеткой», поставленной на шасси, запряженное рослым, красивым мулом. Вслед за «круглой щеткой», проходила улицы, поливая их, большая цистерна, тоже запряженная парой таких же рослых мулов. Ровно в семь часов, в нескольких экипажах, Его Высочество, командир и офицеры учебного судна и Минной Школы в обществе двух адъютантов Принца выехали в «Ольгино».
Мыза Принца «Ольгино» действительно представляла образцовое хозяйство. Всюду царила строгая организация, порядок и чистота, но особенно привлекали общее внимание знаменитый птичий двор и конюшни «Ольгина». На птичьем дворе были собраны, кажется, все существующие разновидности лучших пород домашней птицы. Разведение этой птицы, кормление и уход за ней были организованы с редкой заботливостью и продуманностью. Конюшни же по имевшимся там многочисленным прекрасным и редким экземплярам лошадей, мулов, зебр и метисов могли соперничать с самыми знаменитыми конюшнями.
Другой достопримечательностью «Ольгина» являлся источник минеральной воды — «Ольгинской воды», тоже составлявшей гордость Принца. Вода эта, очень приятная на вкус, немного напоминала «Ессентуки», хотя и была более слабая. Воду эту Принц ящиками дарил кают-компаниям военных судов, помимо той, которая приобреталась ими в Гаграх для офицерских буфетов. После осмотра «Ольгина», все офицеры были приглашены завтракать к Принцу, в его дворец в Гаграх.
Перед отправлением в обратный путь желающим офицерам было предложено совершить этот путь верхом. Этим любезным предложением воспользовались четыре мичмана. Здесь необходимо заметить, что из четырех мичманов один был сыном кавалерийского офицера, командира полка, а потому с детства был приучен к верховой езде. Второй, хотя и в меньшей мере, но тоже был знаком с этим видом спорта. Остальные два о верховой езде не имели ни малейшего понятия. Но, как тут было устоять, особенно когда их приятели «кавалеристы» гордо направились в конюшни. Поэтому и оба мичмана «не кавалериста» тоже пошли за своими товарищами, шепнув лишь незаметно конюху: «Ты уж нам, братец, тово, выбери лошадь посмирнее…». Лошади были быстро оседланы, мичмана, кто сел, а кто взгромоздился в седло, и вся кавалькада из четырех мичманов и обоих адъютантов Принца тронулась в Гагры. Но не успели пройти и версты, как вдруг совершенно неожиданно, Бог весть откуда, нашли грозовые тучи и разыгралась сильная, типичная горная гроза с проливным тропическим дождем и оглушительными раскатами грома. Укрыться, переждать грозу было негде, а потому пришлось просто ускорить аллюр. Наши оба мичмана «не кавалериста» чувствовали себя отвратительно, особенно тяжело было положение одного из них, коему досталась, по уверению конюха, «любимая лошадь Его Высочества» — «Маруся». Мичман и «Маруся» представляли странное сочетание, в котором выбирал аллюр и даже дорогу не всадник, а лошадь, мичман же, по полной неграмотности, не мог даже перевести лошадь с галопа на другой аллюр, к тому же и стремена, тоже по неграмотности, оказались слишком длинными. В таком отчаянном положении мичман, исключительно по желанию «Маруси», проскакал девять верст под проливным дождем, но не отстал от прочих всадников.
В печальном виде явились наши мичмана во дворец. Офицеры съехали на берег во всем белом, каковое обмундирование, насквозь промокнув от ливня, облепляло тело, как купальный костюм. Но мало того, во время бешеной скачки под проливным дождем, на белых брюках мичманов, помимо отпечатавшихся комьев грязи, отпечатались еще и всеми цветами радуги и седла, подседельники, чепраки и прочее лошадиное обмундирование и наши четыре всадника имели очень «живописный» вид, особенно с «кормы». Съездить на судно переодеться не позволяло время, а потому пришлось при помощи адъютантских вестовых наспех, на себе же, замывать самые причудливые разноцветные узоры.
В таком мокром, грязном и весьма жалостливом виде предстали наши мичмана кавалеристы под издевательские остроты остальных офицеров, не вылезавших из экипажей, на завтрак к Его Высочеству. Еще во время завтрака наши два горе кавалериста почувствовали боль в пояснице. Когда же все встали из-за стола, то у наших двух мичманов боль в пояснице распространилась на всю «кормовую часть» и на ноги. Все тело ломило и ныло, а ноги как-то непроизвольно расползались. Но испытания этого дня еще не кончились.
Пока длился завтрак, с моря подул весьма свежий ветер, быстро разведший большую волну. На таких кавказских открытых рейдах, как Сочи, Адлер и Туапсе, в течение получаса может так сильно засвежеть, прибой становится настолько сильным, что всякое сообщение с берегом становится немыслимым. Такая именно картина и имела место в настоящем случае. Придя на пристань, командир и офицеры убедились, что вернуться на судно на судовых шлюпках уже нет никакой возможности. Пришлось попытаться добраться на так называемых турецких фелюках, на которых поддерживается обычно сообщение в открытых кавказских портах с пассажирскими и грузовыми пароходами, обслуживающими побережье. Для этой цели по приказанию Принца на пляж был собран весь гагринский гарнизон — полурота пехотного полка. В двух вытащенных на берег фелюках поместились командир и офицеры. Солдаты, под личным руководством Принца, спустили фелюки, по очереди, на воду, входя туда по пояс, при этом и Принц входил вместе с ними. Первая шлюпка с командиром и частью судовых офицеров, благополучно миновав буруны, без дальнейших приключений достигла судна, вторая же, на которой находились заведующий обучением и офицеры Минной Школы, на бурунах, перевернулась. Выкупавшись, офицеры вышли не без труда на берег и им пришлось второй раз повторить попытку. Наконец и вторая фелюка благополучно дошла по назначению. Трудной операцией было выскочить из фелюки на приподнятый трап. Трудность эта особенно осложнялась для двух мичманов, плохо владевших ногами после верховой езды, они почти на карачках лезли по трапу. И в таком состоянии одному из них пришлось еще вступить на вахту. Эти мучительную вахту мичман долго помнил.
По возвращении на корабль выяснилось что вернулись не все, — не хватало подпоручика, младшего инженер механика. Сей последний, как затем выяснилось, выйдя из дворца и не обращая никакого внимания на состояние моря и погоды, отправился с визитом к даме, с которой он познакомился накануне и танцевал на «балу по тревоге». Помимо визита, подпоручик предполагал пригласить даму и ее супруга сегодня к ужину в кают-компанию. Но пока младший механик занимался светскими визитами, Его Высочество, по возвращении фелюк на берег приказал поднять на сигнальной мачте сигнал по международному своду: «Прекратить сообщение с берегом!». Положение визитера осложнилось. Командир же учебного судна решил, — если не стихнет, к ночи выйти в море. После 20 часов была сделана попытка связаться с берегом при помощи шестерки. На руле шестерки пошел мичман, только что отстоявший вахту и коему эта вахта принесла некоторую пользу, ибо после четырех часов хождения по палубе мичманская «корма» стала меньше ныть, а ноги расползаться. Но, видимо не доверяя вполне молодому мичману, с ним по просьбе командира пошел и старший офицер, немолодой уже капитан 2 ранга и изрядный морячина. Шестерке, с большим трудом сдаваясь на дреке, с соблюдением всех правил приставания на бурунах удалось достигнуть пристани и умудриться взять с берега артельщиков и буфетчиков. На протяжении всего пути шестерки и всей ее операции у берега она освещалась судовыми прожекторами и не заметить с берега шлюпку было невозможно. Но младшего механика на пристани не было. Прождав с четверть часа, с риском ежеминутно разбиться о пристань или перевернуться, и не дождавшись механика, шлюпка отвалила и вернулась на судно. К полуночи «Березань» снялась с якоря и ушла в Новороссийск, куда прибыла на следующий день, а через сутки, на очередном пассажирском пароходе РОПИТ-а (Русского Общества Пароходства и Торговли) прибыл из Гагр и «нетчик» — младший механик. Когда, смущенный, он явился на «Березань», то уже у трапа, от вахтенного начальника узнал, что командир потребовал к себе ревизора с книгой судовых приказов. Комментарии излишни. На «Березани» особенно мичмана знали, что это обозначает. Подпоручик инженер механик был арестован командиром на две недели домашним арестом и, сидя на судне во время стоянок в других портах, с грустью вспоминал и «бал по тревоге» и «ее» и все дальнейшие последствия и свои злоключения.
СИМВОЛИЧЕСКАЯ РЕЧЬ БОЦМАНА
В английском флоте, когда хотят сказать о чем-нибудь как о небылице или невероятном, существует пословица: «Расскажи это морской пехоте». И, хотя одним из действующих лиц приводимого ниже рассказа и является сержант британской морской пехоты, тем не менее все сообщаемое здесь является не небылицей, а самым подлинным фактом.
В ряде торжеств и приемов, коими было отмечено в феврале 1913 года празднование трехсотлетия царствования Дома Романовых на русском отряде судов в Константинополе, имел место и парадный обед, данный кондукторами русских судов своим иностранным коллегам. Обед этот состоялся в кондукторской кают-компании линейного корабля «Ростислав». Кондукторам в организации этого обеда помогали и офицеры. Было решено, что после тоста за здоровье Государя Императора и всей Царской Семьи единственный тост — приветственную речь иностранным гостям произнесет по-русски кондуктор председатель кают-компании, но перед прибором каждого из приглашенных, на обратной стороне карточки меню будет напечатан перевод этой речи на французский и английский языки.
В назначенный день и час на «Ростислав» съехались кондукторы, метры, палубные офицеры и другие соответствующие им чины кондукторского звания Англии, Франции, Германии, Австро-Венгрии, Италии, Испании, Голландии, Румынии и Турции. Всего человек 20.
Встречали гостей наши кондукторы, а также подпрапорщики плававших на русских судах двух рот Белостокского пехотного полка. Среди приехавших гостей особенно обращали на себя внимание старший боцман английского крейсера «Блэк Принс», — своим огромным ростом и могучей, широкоплечей фигурой, и фельдфебель английской морской пехоты, — своим ярко-красным мундиром, резко выделявшимся на общем фоне морской синей форменной одежды кондукторов всех наций. Из-за этих ярко-красных своих мундиров чины британской морской пехоты прозывались «омарами».
Стол кондукторской кают-компании был изыскано накрыт и убран цветами. Перед прибором каждого гостя стояла карточка с меню и переводом на французский и английский языки речи председателя кают-компании.
Обед, по русскому обычаю, начался с различных закусок и водки. Иностранные гости, потчеваемые своими русскими хозяевами, быстро приспособились к русской водке, которая, судя по выпитому количеству, явно пришлась гостям по вкусу. В положенный момент председатель кают-компании машинный кондуктор Михайлов произнес тост за Государя Императора, а затем, вскоре, и составленную ему офицерами приветственную речь к гостям. Официальная часть обеда на этом и закончилась, и все присутствующие, невзирая на незнание большинством иностранных языков, чувствовали себя весьма весело и непринужденно и как-то все же болтали. Время шло, блюда сменялись, бокалы опустошались. Вдруг гигант — английский старший боцман встал. Все поняли, что он желает произнести тост, и замолчали. Когда наступила полная тишина, английский боцман, обведя всех сидящих свирепым взором, медленно произнес: «Решие» и загнул один палец своей правой руки. «Ингланд», — был загнут второй палец — «энд Френс» — третий палец, и боцман, сжав пальцы правой руки в кулак и, потрясая своим могучим кулачищем, наглядно изобразил что это за сила — Тройственное Согласие. Затем, подняв свой бокал и очерчивая им в воздухе, сидящих за столом немцев, австрийцев, итальянцев и других, внушительно пробасил: «Ноо гуд хипп урра!» и залпом осушил свой бокал.
Речь, полная политического значения, произвела на всех должное впечатление и даже занесенные в рубрику «но гуд» гости, по крайней мере внешне, не обиделись, и обед кончился весьма оживленно, без всяких недоразумений. Но когда гости разъехались, то оказалось, что в кают-компании все же остался один гость.
Этим гостем был английский боцман, произнесший за обедом политическую речь. Он просто и коротко заявил хозяевам: «Мне у вас понравилось, и я не уеду»… Он продолжал бражничать с некоторыми своими русскими коллегами весь вечер и часть ночи. Затем гость поспал, а утром со своими русскими приятелями начал «поправляться». На дружеские советы, что ему надо все же к подъему флага съездить на свой корабль, гость заявил: «Не желаю!» и остался.
После подъема флага к «Ростиславу» пристал английский катер с бывшим тоже вчера на обеде «омаром» — фельдфеблем морской пехоты. «Омар» уговаривал боцмана вернуться домой, но последний просто послал «омара» ко всем чертям. «Омар» уехал. В конце концов на «Ростислав» за боцманом прибыл английский офицер, молодой мичман. Что мичман говорил боцману неизвестно, но только боцман с невероятно мрачным и свирепым видом все же погрузился на катер со своим офицером и уехал.
Так как этот международный обед кондукторов в истории флотов всего мира явился первым таким объединением, то было решено, по мысли обедавших на «Ростиславе» иностранцев, запечатлеть это событие общей фотографической группой, и по настоянию иностранных кондукторов сниматься съехались на «Ростислав», на корабль, на котором впервые за историю флота произошло такое объединение.
Н. Р. Гутан
(2 votes, average: 3.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Из флотских воспоминаний (№116). – Н. Р. Гутан
- Из флотских воспоминаний. – Н. Р. Гутан
- Из флотских воспоминаний (№112). – Н. Р. Гутан
- Из флотских воспоминаний (Продолжение, №111). – Н. Р. Гутан.
- Из флотских воспоминаний (№113). – Н. Р. Гутан
- Из флотских воспоминаний (№114). – Н. В. Гутан
- Из воспоминаний гардемарина. – Н. Кулябко-Корецкий
- Шторм 14 ноября 1854 года. – А. Макарович
- Императорская яхта «Штандарт». – Сергей Двигубский
Loading ...