ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Тяжело больному, на койке госпиталя, мне невольно приходят в голову различные эпизо­ды из моей службы на судах Гвардейского эки­пажа. На закате дней моих, я постараюсь за­фиксировать их на бумаге в надежде, что вос­поминания мои могут быть интересны не толь­ко моим сослуживцам по Гвардейскому экипа­жу.

Первое мое плавание было на Император­ской яхте «Полярная Звезда» в 1900 году. Ях­та эта, обычно, отдавалась в распоряжение Им­ператрицы Марии Феодоровны для Ее ежегод­ных летних визитов к своей семье в Дании. Мне часто приходилось слышать о необыкновенном царственном обаянии Императрицы. Мой отец Павел Владимирович, шталмейстер Двора Его Величества, в молодые годы, командовал Кава­лергардским Ее Величества полком и ему слу­чалось на придворных балах танцевать с Им­ператрицей. Он часто рассказывал нам о ее необыкновенном обаянии, в чем мне пришлось лично убедиться во время пребывания яхты в Копенгагене. Во время стоянки в этом порту, Императрица несколько раз приглашала всех офицеров кают-компании к Царскому столу завтракать. После одного из завтраков меня по­звали к Императрице. Она стояла на юте и с ней рядом был командир яхты кап. 1-го р. ба­рон Штакельберг. Я подошел к Императрице и она меня спросила по-французски: «Ваш брат, кажется, скоро женится на м-лль Нарышки­ной?» (Вопрос касался моего брата Александра, офицера Кавалергардского полка). На мой утвердительный ответ Императрица сказала, обращаясь к командиру: «барон, отпустите Родзянко в Петербург на свадьбу его брата». Мне осталось только поблагодарить Императрицу за такое внимание. Могут сказать — это ме­лочь… да, но мелочь незабываемая и, если вся жизнь состоит из мелочей, то возможно, что и троны, иногда, держатся на таких мелочах.

Во время перехода яхты из Кронштадта в Копенгаген, случилось одно событие, которое могло окончиться драматически. При выходе яхты из Финского залива в Балтийское море, мы попали в такой туман, что в одном кабель­тове ничего не было видно. Дали малый ход, завыли сирены, наш командир барон Штакельберг, прекрасный моряк, совершивший не­сколько кругосветных плаваний на парусных судах пошел на самый бак, к бушприту, что­бы лучше видеть, и оттуда давал приказания на мостик. Внезапно с левого борта раздалась сирена, и из тумана вылез пароход-купец. Ко­мандир скомандовал (по тогдашней системе): «Лево на борт», и яхта покатилась вправо, и вот тут-то перед нами оказался другой паро­ход. Командир командует «Полный назад… Во­дяная тревога!» Корма яхты сильно затряслась. Встревоженная Императрица вышла на палу­бу. Мы благополучно разошлись с пароходами. Императрицу успокоили, но дело могло кон­читься совсем иначе и трагично. Кстати, мне припомнилось, как, во время тревоги, молодые матросы, а их было порядочно на яхте, забега­ли не зная, что им делать. Тогда же мне ясно представилась недопустимость назначения но­вобранцев на Императорские яхты. В Англии на королевские яхты назначаются только ста­рослужащие матросы, много лет проплавав­шие, знакомые с практикой морского дела. И у нас таких было достаточно. Припоминаю воз­вращение из кругосветного плавания крейсера Гвардейского экипажа «Рында» с прекрасной командой.

В порту Копенгагена жизнь на яхте проте­кала довольно однообразно. Кроме чистки и приборки, да вахт, службы, в отсутствие Им­ператрицы, почти не было. Но, в конце лета, к Датскому Королю Христиану IX, не помню по какому случаю, со всех концов Европы, съе­халась его Царственная Семья.

Императрица пригласила всех этих родст­венников на прием, на яхту. Помню, как мы поднимали на стеньге один за другим пять штандартов: русский — Императрицы, англий­ский — Королевы Английской, датский — Дат­ского Короля, греческий — Короля Греческого и, наконец, шведский — Короля Объединенных, в то время, Швеции и Норвегии. После прие­ма Царственные родственники стали уезжать и один за другим выходили на палубу. К трапу подали наш паровой катер, в который Царст­венные особы стали поочередно спускаться. Со стеньги, также по-очереди, стали спускаться королевские штандарты и поднимались на но­совом флагштоке катера. Оркестр наш играл гимны, на берегу датчане принимали гостей с музыкой, караулами и торжественными цере­мониями. Все это было великолепно и красиво.

Осенью меня назначили на миноносец «Сом», Гвардейского экипажа, уходивший на Дальний Восток. К переходу на Восток было назначено пять миноносцев: «Сом», отличный миноносец английской постройки, а остальные четыре по­строенные в Германии: «Кит», «Скат», «Дель­фин» и «Касатка». Немецкие миноносцы имели несколько больший ход, но, зато, «англичанин» лучше держался на волне. Помню, когда мы проходили Бискайским заливом, а всем изве­стно, что такое осенью этот залив, ветер был очень крепкий и волна огромная. Меня чуть не снесло с мостика в море, едва успел удер­жаться за поручни. Так вот, в этот шторм, мы пришли в Виго на сутки раньше «Кита» и «Ската».

Вообще, это плавание было чрезвычайно ин­тересно и увлекательно. Выйдя из Кронштад­та, мы зашли в Киль, Кильским каналом вы­шли в Северное море, пошли в Дувр, Шербург, Брест, Виго, Алжир, Мессину, Коринфским ка­налом в Пирей, затем в Кипр, Порт-Саид, про­шли Суэцким каналом в Красное море, зашли в Коломбо, Шанхай и, наконец, последний пе­реход в Порт-Артур. Во время этих переходов нас неоднократно сильно трепало и были мо­менты трудные. Меня не укачивало и я эти «трепки» любил, несмотря на то, что нас было двое и приходилось стоять на две вахты с Во­еводским, что было тяжело. Что значит юность!…

В Порт-Артуре мы вступили в состав Тихо­океанской эскадры. «Сом» вскоре был введен в док для осмотра и перемены правого винта, одна лопасть которого была сломана в дороге. Командир кап. 2-го р. А. Гире и старший офи­цер лейтен. Н. Философов, оба, вернулись в Петербург, миноносец был переведен в Сибир­ский экипаж, а мичман Воеводский, я и вся ко­манда переведены на Гвардейского экипажа крейсер «Адмирал Нахимов», только что при­шедший из Владивостока.

Командовал крейсером кап. 1-го р. Стеман, старшим офицером был кап. 2-го р. Петров- Чернышин, офицерский состав: лейтенанты Племянников, С. Трухачев, Мазуров, Лодыгин, Долгов, Мальцев, Беша Эллис, барон Иван Чер­касов и мичман граф Игнатьев. Жизнь потек­ла обычная, эскадренная: занятия, учения, эс­кадренные маневры, вместе с вахтами, запол­няли все дни. В кают-компании мы играли в рекомендованную начальством военно-морскую игру. Противником нашим в этой игре всегда были японцы и, каждый раз, результатом этой мирной войны было разбитие нашего флота японским.

Должен сказать, что было полным недомыс­лием в то время считать Порт-Артур базой для флота в военное время. Возможно, что через десять-пятнадцать лет, при огромной настойчивости и планомерной работе, он и сделался бы таковой, но в то время, в 1901 году, за три го­да до войны с Японией, в порту не было дока достаточной величины для броненосцев, вход судов в бассейн был возможен только во вре­мя отливов и приливов, иначе большие суда были заперты в гавани, без возможности выхо­да в море.

Вскоре, из Морского Штаба пришла новая выдумка, весьма умная, видимо в целях эко­номии: корабли стали ставить по очереди в ре­зерв на шесть месяцев, иначе говоря, обрекали на абсолютное бездействие, как офицеров, так и команду, что чрезвычайно вредно отзывалось на морали тех и других.

По приходе в Артур броненосца «Пересвет» с него были переведены на «Адмирал Нахимов» Вел. Князь Кирилл Владимирович — старшим офицером, вместо Петрова-Чернышина, лейте­нанты П. Дурново, Кубе, мичмана Ива Эллис и Гавря Волков и инженер-механик князь Гага­рин. По выходе из резерва, жизнь потекла обычным порядком. «Нахимов» был послан в Японию с визитом. Надо сказать, что в это вре­мя на Дальнем Востоке Германия полностью поддерживала нашу восточную политику, по­этому немецкий адмирал, командовавший в это время небольшой эскадрой, стоявшей на рейде Иокогамы, оказал нам все знаки морской веж­ливости и внимания, а также сделал визит Ве­ликому Князю. Мы также проявили по отно­шению немцев полное дружелюбие и у нас был устроен большой обед, на который были при­глашены немецкие офицеры. Все было, как по­лагается — закуска с водкой, обед с шампан­ским, оркестр, балалаечники, потом пунш, ужин и, в конце концов, немцы остались на крейсере на ночь. Утром адмирал прислал за ними ка­тер с офицерами. Мы их немедленно тоже за­тащили в кают-компанию и пошла потеха, ко­торая кончилась только на другой день. Нем­цы решили нам ответить и устроили, как у них полагается, «бир-абенд» с отличным оркест­ром, а чудное баварское пиво — большая ред­кость на Дальнем Востоке. От этого «бир-абенда» мы испытали настоящее мучение. В самом деле, целую ночь, под крики «хох», нужно бы­ло вливать в себя по бокалу пива. К утру, мы просто распухли, оставшись трезвыми. Удо­вольствия, в общем никакого.

Мы были приглашены во дворец в Токио, а Великий Князь сделал визит Микадо.

В середине 1903 года было решено вернуть «Нахимов» в Кронштадт. На переходе из Шан­хая в Сайгон, скончался от разрыва сердца наш командир кап. 1-го р. Стеман. По приходе в Сайгон, он был похоронен на французском во­енном кладбище. Довольно долго мы простояли в Сайгоне, ожидая нового командира, которым был назначен кап. 1-го р. Бухвостов.

По возвращении в Кронштадт, мы все по­лучили отпуск, после которого, я был назначен на яхту Гвардейского экипажа «Стрела», гене­рал-адмирала Великого Князя Алексея Алек­сандровича. Яхта эта часто ходила с Великим Князем из Петербурга в Петергоф, для докла­дов генерал-адмирала Государю, а иногда с ним же в Кронштадт. Переходы эти проходили при мне спокойно, без особых инцидентов. Припо­минаю, из этого периода, забавный случай: у Великого Князя поваром служил знаменитый Зеест. Обыкновенно, Великий Князь заранее, заказывал ему на сколько персон приготовить завтрак, но однажды, не предупредив заранее, сказал ему, что завтракать будет что-то чуть ли не 30 человек. Зеест был в полном отчаянии но, взяв себя в руки, собрал все, что нашел из провизии как в кают-компании, так и у коман­ды, и устроил, совершенным чудом, превосход­ный завтрак.

Мне рассказывал Н. Волков, адъютант Великого Князя, что на заседании у Государя, по поводу посылки 2-й эскадры, большинство адмиралов, в том числе и Рожественский, были против посылки. Принятое решение о посылке эскадры нельзя назвать иначе, как абсурдным. Кроме пяти еле достроенных со­временных броненосцев, все остальные суда были старые «калоши», и было полной бессмыс­лицей рассчитывать на коэффициент их артил­лерийского огня. Если можно было еще как-то объяснять этот поход до падения Артура, эскад­ра Рожественского могла, скажем, соединить­ся с 1-й, но с Мадагаскара, после падения Арту­ра сам командующий адмирал Рожественский доносил в Петербург о дальнейшей бессмыслен­ности похода, но в ответ получил приказание «идти вперед», а также извещение, что к нему послана еще третья эскадра, из судов берего­вой обороны, непригодных даже к простому океанскому плаванию (гениальная выдумка кап. 2-го р. Кладо — этого злого гения Тихо­океанской драмы).

Считаю справедливым и нужным сказать, что самый поход из Кронштадта до Японии был исключительным морским подвигом. Прой­ти свыше 20.000 миль, без права захода в пор­ты, с угольными погрузками в море, без воз­можности ремонта судов и не потерять при этом ни одного корабля — случай совершенно исключительный в анналах флотской истории. Финал же этого беспримерного подвига был предрешен — полный разгром 2-й эскадры.

В состав эскадры входил Гвардейского эки­пажа эск. броней. «Император Александр III», офицеры и команда которого, в большей части, состояли из моих старых соплавателей по «Со­му» и «Адмиралу Нахимову». Я был назначен на него после Гулльского инцидента и списания в распоряжение комиссии Гаври Волкова и Ивы Эллиса, двух мичманов, говорящих по-англий­ски. Мне нужно было догонять эскадру через Париж, но там я получил телеграмму о назна­чении меня старшим офицером на транспорт «Иртыш», для замены списанного в срочном по­рядке «знаменитого» лейтенанта Шмидта.

Описание моего плавания на «Иртыше» не входит в заданную мною себе задачу. Скажу только, что плавание это под знойными луча­ми тропического солнца, при постоянных по­грузках угля в открытом море было более, чем тяжелым. Мы кормили эскадру не только уг­лем, но и многим необходимым, включая даже свежую провизию. Прибыв на Мадагаскар, я явился адмиралу Рожественскому и просил о переводе меня на «Александр III», но адмирал мне ответил: «вы мне нужнее на «Иртыше», на что я сказал, что, как офицеру Гвардейского экипажа, мое место на боевом корабле, а не на транспорте, в тылу. «Кто вам сказал это? «Ир­тыш» идет в бой», — был ответ адмирала, пе­ред которым мне осталось только смириться. Это обстоятельство и дало мне возможность на­писать эти записки, потому что с «Алексадра III» не спасся ни один человек.

Во время самого боя, после выхода из строя «Суворова», доблестный командир «Алексан­дра III» кап. 1-го р. Бухвостов поднял сигнал «следовать за мной» и на курсе, указанном ад­миралом N 23, сделал смелую попытку про­рваться к северу на Владивосток. Около 15 ч. 30 м. «Александр III», подбитый, временно вы­шел из строя, но затем выровнялся и снова вступил головным в колонне броненосцев. Уже к вечеру около 18 ч. 30 м. мимо «Иртыша», идущего малым ходом с четырьмя затопленны­ми отделениями, кабельтовах в 8-10 по право­му траверзу прошли три горящие броненосца «Император Александр III», «Бородино» и «Орел». Я ясно видел, как около 18 ч. 45 м., «Император Александр III» дав последний залп из кормовой башни, как бы прощальный салют, начал медленно переворачиваться на левый борт и вскоре, остался плавать вверх килем. Было видно, как несколько десятков людей ка­рабкались и влезали на обнаженный киль. Про­плавав вверх килем минут 20, корабль зато­нул.

Так геройски погиб доблестный броненосец Гвардейского экипажа со всей своей блестящей командой и славным офицерским составом во главе со своим командиром кап. 1-го р. Бухво­стовым. Воистину, тогда погиб цвет Гвардей­ского экипажа и почти весь его офицерский со­став. Один наш боцман Неманов чего стоил — морской волк, если можно так выразиться, морское чудище, бывший боцман «Рынды», старший боцман-кондуктор последовательно на «Нахимове» и «Александре III». Человек высо­кого роста, страшной физической силы, имев­ший всегда на команду большое и благотворное влияние. Мир праху вашему, герои Гвардей­ского экипажа, покоящиеся на дне Цусимского пролива! Вечная вам память доблестные мо­ряки-гвардейцы! Родина потеряла в вас своих верных сынов, а я лично — моих дорогих дру­зей и соплавателей в среде как офицеров, так и команды.

Лично я, на другой день, на полубаркасе за­тонувшего «Иртыша», имея на этой шлюпке одних только раненых матросов, сам был кон­тужен и, пробыв год в японском плену, вернул­ся в Россию после подписания мира.

Капитан 2-го ранга В. П. Родзянко

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Адмирал Сенявин. – В. К. Пилкин
• Хроника «Военной Были» ( № 125)
• Императорская яхта «Штандарт». – Сергей Двигубский
• В первый раз (№113). – Г. А. Усаров
• Форма одежды чинов флота в царствование императора Александра I. – Юрий Солодков.
• ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ (№113)
• №119 Ноябрь 1972 г.
• Из воспоминаний гардемарина. – Н. Кулябко-Корецкий
• Иван Константинович Айвазовский. – Г. фон Гельмерсен