ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Приказом Главнокомандующего Манчжур­ской Армии было объ­явлено, что те прапор­щики, которые были произведены из воль­ноопределяющихся в этот чин за боевые от­личия и получившие от своих полковых ко­мандиров отличную аттестацию, могут оставаться в армии и нести службу в своих полках. На основании существующих тогда во­енных законов, я по прибытии на театр войны был произведен из вольноопределяющихся в зауряд-прапорщики с назначением на офицер­скую должность, а за Мукденские бои, произ­веден в чин прапорщика и, как многие другие, остался на основании приказа Главнокоманду­ющего, служить после войны в 97 пех. Лифляндском Генерал-Фельдмаршала графа Шереметова полку, с которым я сроднился и по­любил. Вернувшись с полком из Манчжурии в Двинск, за убылью офицеров я командовал 11-й ротой. По прибытии полка на мирную сто­янку многие раненые и больные офицеры уеха­ли лечиться на Кавказ, Крым, в Одессу и Гре­цию.

В силу каких-то натянутых отношений между Военным Министром — генералом Редигером и Главнокомандующими Манчжурской Армией генералами Куропаткиным и Линевичем, генерал Редигер не считался со многими приказами Главнокомандующих Манчжурской Армией и не шел навстречу интересам боевых офицеров, которые, вернувшись в Европейскую Россию, очутились под его властью.

Ген. Редигер, не посчитавшись с приказом Главнокомандующего Манчжурской Армией, издал приказ по Военному Ведомству, в кото­ром было сказано, что те боевые прапорщики, которые служат в полках, должны в этом году сдать экзамены за полный курс Военного учи­лища при училище, а те, которые не сдадут, бу­дут уволены в запас к 1-му октября.

Хотя времени для подготовки не было, но всем прапорщикам пришлось ехать в Военные училища. Поехал и я в Виленское Военное учи­лище. Командир полка Ген. Штаба полковник Широков, дав мне отличную аттестацию и ко­мандируя меня в Виленское Военное училище, вручил мне письмо на имя Начальника учили­ща — генерала Хамина, с которым он был в дружеских отношениях по академии.

В Виленское Военное училище прибыло 212 прапорщиков с большим боевым опытом, Украшенные боевыми наградами, (как говорили в те дни в Вильно, что боевые ордена прапорщиков раздражали инспектора классов и некоторых педагогов, которые вообще не имели орденов), но с малыми познаниями, что дало «право» ин­спектору классов и некоторым бездушным пе­дагогам резать на экзаменах эту молодежь. Единичные кажется человек 12-15, выдержали экзамен, а остальные 200 провалились, а пото­му, на основании приказа Военного Министра, оказывались на тротуаре с 1-го октября. Есте­ственно все волновались и тяжело переживали предстоящее увольнение из родных полков, где приняли боевое крещение в Манчжурии. Был уже случай, что один прапорщик (Георгиевский кавалер), проживая в гостинице «Немецкая», в момент острых душевных переживаний и на почве ранений, пытался покончить жизнь са­моубийством, но, к счастью, боевые соратники спасли его. Я был отстранен от экзаменов ин­спектором классов и отправлен на Антоколь № 2, где пробыл сутки.

На наше счастье, училищем командовал ми­лый, добрый и тактичный генерал Хамин, кото­рый очень сочувственно отнесся и помог нам. С разрешения Начальника училища, все мы, не выдержавшие экзамены, собрались в большом зале училища для общего обсуждения создав­шегося положения. На этом собрании было ре­шено просить Начальника училища, как своего непосредственного и прямого начальника, за­ступиться за нас и ходатайствовать перед на­чальством об оставлении нас на службе. Прийдя к нам на наше собрание, или, как мы тогда назвали «митинг прапорщиков», Начальник училища, выслушав наши просьбы, спокойно, коротко и определенно заявил нам, насколько память моя сохранила, следующее: «Господа! Я понимаю ваше неприятное и тяжелое положе­ние и, как ваш прямой начальник в данный мо­мент, я обязан вам помочь. Вы понимаете, что я должен каждому из вас вручить предписание об отбытии в свои полки, но я этого не сделаю до окончательного решения вопроса о вас. Се­годня вечером я буду в штабе округа, где по­стараюсь говорить о вас с Начальников Штаба и Командующим войсками. Прошу вас тихо, спокойно и не волнуясь жить в Вильно и ждать решения, а также прошу завтра к 11 ч. утра явиться ко мне в кабинет, Лифляндского полка прапорщика Лейман, которому я все разъясню и который вам все передаст. Прошу разойтись по своим квартирам и спокойно ждать. Я жду от вас спокойствия и дисциплины. Сделав общий поклон, Начальник училища покинул зал.

На следующий день, ровно к 11 часам утра, раздвинув синие портьеры и открыв дверь, я вошел в кабинет Начальника училища, кото­рый сидел за письменным столом, на котором лежало письмо моего командира полка. Поздо­ровавшись со мной, Начальник училища сооб­щил мне, что, как Командующий войсками, так и Начальник штаба, сочувствуют нам и считают приказ Военного Министра об увольнении нас несправедливым и обещали ходатайствовать за нас, найдя разумным решение Начальника учи­лища о невручении нам предписаний отбыть по полкам, так как, если бы мы все разъехались, то не представляли собой ту тесную и солид­ную единицу, какую представляем теперь, на­ходясь в прикомандировании к училищу. Пре­дупредив меня о том, что он не имеет права нам советовать, Начальник училища предложил мне поехать к Великому Князю Константину Константиновичу и у него просить, от лица всех прапорщиков, защиты. «Вы, Лейман, по­нимаете», сказал Начальник училища, «я не мо­гу вас командировать. Вы должны ехать за свой риск и страх. Чем вы рискуете? Что зна­чит дисциплинарное взыскание, хотя бы 30 су­ток гауптвахты, в сравнении с увольнением 1-го октября? Только не попадайтесь плац-адъю­тантам и помните, что я о вашей поездке ниче­го не знаю. Хорошо, если бы вы поехали не один. Подберите попутчика-помощника. Зайди­те к адъютанту, который выдаст вам проезд­ной документ «Литер А» — за покупкой канце­лярских принадлежностей». Пожелав мне сча­стья, Начальник училища простился со мной и отпустил меня.

Передав все прапорщикам, я и прапорщик 20 стрелкового полка «Ваничка», с первым от­ходящим поездом покинули Вильно, направляясь в С. Петербург.

Прапорщик «Ваничка», воспитанник Гатчинского Сиротского Института, часто гостил в Петербурге у своих знатных тетушек и бабу­шек и отлично знал город и его окрестности, почему был для меня очень ценным проводни­ком и, обладая большим юмором и богатой ми­микой, был незаменимым моим помощником в нашем общем деле. Зная все петербургские строгости, мы покидали свою комнату с опа­ской и только1 в необходимых случаях.

Отдохнув и обдумав план действий, Ванич­ка сделал «вылазку» из комнаты, поехал к од­ной своей знатной тете на разведку. Вернулся Ваничка поздно и сообщил мне, что Великий Князь Константин Константинович находится в Стрельне.

На следующий день утром, одев парадную форму, мы поехали туда, но, не доезжая стан­ции Стрельна, Ваничка на основании «тактиче­ских» или иных соображений, решил покинуть поезд на короткой остановке и пойти к дворцу через боковые ворота. Я согласился и мы выш­ли из поезда. Идя по шоссе, мы издали увиде­ли узорчатые ворота, у которых стояли пар­ные, высокого роста, часовые. Пропустят ли? — мелькнул у меня в голове вопрос. Но когда мы подошли к воротам, то винтовки часовых от­четливо и одновременно наклонились в приеме на караул «по-ефрейторски». Откозыряв, мы гордо миновали ворота и, пройдя парк, остано­вились у садового дивана, окруженного куста­ми белой сирени.

Перед нами открылась ровная и большая площадка с блестящей на ярком солнце стату­ей и громадный красивый дворец. С левой сто­роны дворца стояла вереница нарядных откры­тых колясок. Прикрываясь кустами мы наблю­дали за дворцом и строили планы, — что пред­принять и как действовать. Перед вестибюлем дворца толпились придворные, духовенство, дамы и офицеры. Коляски подъезжали к ве­стибюлю и гости, сев в экипажи ,отъезжали от дворца.

Вдруг, неожиданно для нас, от общей груп­пы военных отделился один офицер и напра­вился в нашу сторону. К нам подошел гвар­дейский ротмистр и, не подавая руки, вежливо- холодно спросил нас кого мы ждем и что мы хотим. На вопросы ротмистра мы ответили, что хотим говорить с Великим Князем Константи­ном Константиновичем по личному делу, он как то недоброжелательно, ответил, что Его Императорское Высочество не имеет времени с нами разговаривать, так как у него гостит гре­ческая Королева, а по ее отбытии, Великий Князь уезжает в Петербург. Сказав это нам, ротмистр, не прощаясь, повернулся и пошел к дворцу.

На душе у нас стало пасмурно, но мы не уходили, и, окунувшись в мрачные думы, не заметили, как к нам подошел старичек с доб­рым лицом, ласковыми глазами и пушистыми, седыми баками. Мы быстро подтянулись и, пристально взглянули на придворного чина, ко­торый был одет в синий фрак с золотым галу­ном, короткие штаны и белые чулки. На белой манишке под белым галстуком-бантиком, сия­ла большая золотая медаль, которая свиде­тельствовала нам, что этот «придворный кава­лер» имеет не большой чин.

Подойдя к нам, этот симпатичный старичек приветствовал нас медленным поклоном и спросил тихо и вежливо: «Вы, молодые люди, к Константину?». Мы ответили утвердительно, после чего «придворный кавалер» вырази­тельно посмотрел на подходившего в этот мо­мент к дворцу ротмистра, сказал: «Этот офицер вам не поможет, он не добрый человек. Минут через 15-20 Ольга уезжает и Константин выйдет ее провожать. Вы выходите из кустов и стойте на плацу, на виду. Константин вас уви­дит и сам позовет. Он обязательно позовет. Здесь часто приходят просить Константина «юнкаря». Поговорив еще немного, наш добрый старичек, сияя золотой медалью на ярком сол­нце, удалился в кусты.

Ободренные «приворным кавалером» мы вышли на площадку и зорко всматриваясь в разъезд гостей, ожидали выхода Вел. Князя. Наконец осталось одно ландо. Из широкого ве­стибюля вышла дама в белом наряде, которую сопровождал Великий Князь. Когда экипаж отъехал от дворца, мы ясно увидели высокую фигуру Великого Князя, залитую лучами солн­ца. Великий Князь смотрел в нашу сторону. Мое сердце заметалось и замерло. Подняв пра­вую руку к глазам, Великий Князь громко крикнул: «Ко мне?» Мы вытянулись, прило­жив руки к головным уборам «Пожалуйте!» по­велительно добавил Великий Князь и скрылся в вестибюле. Мы пошли к дворцу.

В глубине большого вестибюля нас ждал Великий Князь. Выслушав стоя наш рапорт- представление, Великий Князь подал нам руку и, сев в кресло и заложив ногу за ногу, стал за­давать вопросы, интересуясь, давно-ли и где служим, кто наши родители, в каких боях уча­ствовали, были ли ранены и, наконец, спросил по какому поводу явились к нему.

Не перебивая друг друга, но несколько вол­нуясь, мы поочередно доложили Великому Князю все подробно о положении прапорщи­ков в Вильно и просили его ходатайствовать за нас. Великий Князь, изредка улыбаясь, внима­тельно и терпеливо нас слушал и наконец ска­зал, что он не разделяет точку зрения Военного Министра и что при обсуждении вопроса о пра­порщиках в Совете Государственной Обороны будет настаивать на том, чтобы боевых прапор­щиков не увольнять из Армии. Заканчивая раз­говор и прощаясь с нами, Великий Князь при­казал нам явиться завтра с докладом-просьбой к Председателю Совета Государственной обо­роны и поставить его в известность, что мы бы­ли у него. Поблагодарив Великого Князя за до­броту, внимание и ласку, мы отчетливо и круто повернулись и радостные покинули дворец.

От приятного волнения, пройдя площадка мы в парке заблудились и не могли отыскать во­рот, но на наше счастье натолкнулись на не­большую горушку с красивой беседкой, кото­рая была у самой чугунной ограды парка. Не долго думая, мы воспользовались этим удоб­ным обстоятельством и, помогая друг другу легко преодолели это препятствие и очутились на улице около вокзала.

Не зная местных правил, мы проходили к вокзалу по крытой платформе, как вдруг к нам подошел жандармский унтер-офицер и очень вежливо доложил, что это платформа ве­ликокняжеская и нам по ней ходить нельзя, на что мы сказали жандарму, что мы из провин­ции и были во дворце у Великого Князя. Кор­ректный унтер-офицер, узнав, что мы были приняты Великим Князем, поместил нас в ва­гон-салон для дворцовых служащих. Приехав в Петербург, мы послали телеграмму Начальнику училища и прапорщикам о нашем благополуч­ном «визите».

Кто Председатель Совета Государственной Обороны? Мы этого не знали, а спросить у Вел. Князя не считали удобным. Ванечка опять пое­хал на разведку к своим знаменитым теткам. Вернулся он в пасмурном настроении и сооб­щил, что Председатель Совета Вел. Кн. Нико­лай Николаевич, которому мы должны явить­ся, не имея документов. Стало страшно, душа ушла в пятки, но явиться надо. Отступления не могло быть и 30 суток гауптвахты считали обе­спеченными.

На следующий день, помолясь Богу, мы по­ехали. В большом вестибюле услужливые лю­ди в алых фраках и белых чулках, сняли, как то незаметно для нас, пальто и, открыв двери, пропустили нас в большой и длинный зал, ко­торый был полон генералитетом и дамами в глубоком трауре. Мы прижались к стенке у ок­на, наблюдая и знакомясь с обстановкой. По паркету безшумно и быстро скользил подпол­ковник в штабном сюртуке при шарфе, про­сматривая документы и направляя, то даму, то генерала в те или иные двери, порой и сам ухо­дил из приемной. В дальнем углу залы, за письменным столом, сидел вольноопределяю­щийся гвардейской пехоты и что-то записывал, когда к нему подходил кто-либо из прибываю­щих в зал. Нам стало ясно, что встречаться с дежурным штаб-офицером для нас не выгод­но, не имея документов, и мы воспользовав­шись его очередным уходом из приемной, по­дошли к вольноопределяющемуся (все же свой брат), которому сообщили, что, по повелению Великого Князя Константина Константинови­ча, являемся к Председателю Совета Государст­венной Обороны.

Дежурный вольноопределяющийся, стоя нас выслушав, попросил отойти опять к окну и ждать приглашения, указывая на дверь за письменным столом, куда сам скрылся. Вернув­шись в зал и увидя, что строгого подполковни­ка нет и что зал полон новыми посетителями, вольноопределяющийся, не закрывая дверей, пригласил нас в кабинет. Мы переступили по­рог кабинета со страхом и трепетом, предпола­гая, что входим в кабинет Вел. Князя Николая Николаевича, но ошиблись.

В левом углу у окна за большим письмен­ным столом сидел симпатичный полковник Ге­нерального Штаба. Он поздоровался с нами и, пригласив сесть, предложил закурить папиро­сы. Доброе лицо и ласковые глаза полковника настолько нас подкупили, что мы поведали ему все подробно, не утаив от него и то, что мы в Петербург приехали самовольно, без докумен­тов. Полковник несколько раз на протяжении нашего повествования от души смеялся. Выслу­шав нас и подписав несколько бумаг, которые принес ему адъютант, полковник сказал, что сейчас идет к Великому Князю Николаю Нико­лаевичу и доложит о нас. Перед трюмо, приве­дя себя в порядок и взяв папку с бумагами, пол­ковник раздвинул портьеры и, открыв двери, удалился. Мы остались одни, ожидая своей судьбы.

Минут через 20-30 полковник вернулся и, сев за стол, сообщил нам, что Великий Князь принять нас не может, так как уезжает по срочным делам в Царское Село, но приказал все подробно у нас узнать и сегодня к 6 ч. вече­ра — ему доложить.

Закурив папиросу и угостив нас, полковник взяв карандаш и чистый лист бумаги, от слова до слова записал все, что мы ему рассказали. Прощаясь с нами,, он просил нас явиться к нему завтра утром в обыкновенной форме, а не в па­радной, на что я заявил ему, что нам без доку­ментов проходить приемную очень рискованно. Услышав это, полковник, смеясь, вручил мне записку-пропуск и, пожимая руку, пожелал не встречаться с плац-адъютантами. Мы бодрые и веселые, покинув кабинет, прошли приемную. По дороге домой, отослали телеграмму в Виль­но, а вечером на радостях были в Троицком те­атре.

На следующий день утром мы, имея про­пуск, храбро пройдя приемный зал при другом дежурном штаб-офицере, явились к нашему полковнику, который, улыбаясь, поздоровался с нами и спросил: «Не были ли вы на «губе»? Затем, приняв серьезный вид, сказал, что вче­ра вечером все подробно доложил о нас Вели­кому Князю Николаю Николаевичу, который стоит на той точке зрения, чтобы не увольнять прапорщиков из Армии и что свое мнение бу­дет твердо защищать в Совете Государственной Обороны, когда этот вопрос на этих днях будет разбираться. Полковник поздравил нас с успе­хом, так как считал, что мнение Вел. Князя бу­дет безусловно принято Советом Государствен­ной Обороны. Проводив нас до дверей кабине­та, полковник пожелал нам скорейшего и бла­гополучного отъезда из Петербурга, счастливо­го пути и просил передать его привет началь­нику училища, с которым он знаком по Акаде­мии. К вечеру этого дня мы, отправив радост­ную телеграмму в Вильно, сияющие от счастья, мчались в скором поезде на юг.

Через час по приезде в Вильно мы оба были у Начальника училища, который, выслушав нас, поблагодарил и, поздравив с успехом, при­казал передать прапорщикам, чтобы собрались к вечеру в большом зале училища. Мы все со­брались. Я громко скомандовал: «Г. г. офице­ры», когда Начальник училища вошел в зал. При полной тишине генерал Хамин произнес громко и весело: «Здравствуйте, господа!», на что по залу пронесся дружный ответ. Став пе­ред серединой фронта, он ровным и спокойным голосом сказал следующее: «Господа, поздрав­ляю вас, так как глубоко уверен, .что вы все останетесь служить. Не может быть, чтобы вас уволили из Армии, которая нуждается в бое­вых и молодых офицерах. Неся службу в своих полках, постарайтесь подготовиться и приез­жайте держать экзамены. Благодарю вас за по­рядок и дисциплину. Теперь я не могу вас за­держивать дальше. Завтра получите предписа­ния у адъютанта и у него распишетесь об отбы­тии по полкам. Лично являться мне — не тру­дитесь. Желаю счастливо служить в родных полках, в рядах которых вы получили боевое крещение». Выслушав от меня благодарность от лица всех собравшихся за доброту, ласку и ходатайство, Начальник училища поклонился и покинул зал.

На следующий день, получив предписания, мы все уехали из Вильно. Если инспектор клас­сов и некоторые преподаватели своим жесто­ким и бездушным формализмом зародили в нас недоброе чувство, то добрый и высоко гуман­ный и тонко понимающий наше безвыходное положение Начальник училища генерал Хамин оставил в нас светлое, благодарное и незабыва­емое на всю жизнь воспоминание.

Вернувшись из командировки в полк и яв­ляясь командиру полка, я доложил ему подроб­но о своей поездке в Петербург и Стрельну, на что командир полка, подумав немного, сказал: «Благодарите Начальника училища, только по­тому, что он вмешался в вашу поездку, вы не будете сидеть 7 суток на главной гауптвахте в Крепости». В это время, находясь в отпуску, жил в Петербурге нашего полка подполковник Чернов. Я ему написал письмо с просьбой наве­стить доброго полковника и справиться о на­шей судьбе. Через 2-3 дня я получил от него те­леграмму: «Поздравляю». Прапорщики оста­лись служить в Армии и я счастливо служил в родном и славном Лифляндском полку до 1-го декабря 1917 года.

Много прапорщиков, которые были срезаны на экзаменах в ту осень, оставшись в Армии, в войну 1914-1917 г.г., толково, проявляя герой­ство, командовали ротами и батальонами, а не­которые из них отдали свои жизни за Веру, Царя и Отечество на боевых полях в Восточной Пруссии, на Варшавском фронте и в Карпатах.

Прошло много, много лет с той осени, но я и теперь, здесь на чужой земле, на склоне лет своих, с чувством глубокой благодарности вспо­минаю Великого Князя Константина Констан­тиновича, Великого Князя Николая Николае­вича, доброго полковника в кабинете, порог ко­торого я боялся переступить, «придворного ка­валера», который посоветовал нам выйти из ку­стов белой сирени, и доброго, заботливого и сердечного Начальника училища генерала Ха- мина, сыгравшего такую роль в судьбе всех прапорщиков нашей Армии.

Настоящий начальник тот, кто — строгий и справедливый начальник и вместе с тем, добрый и заботливый отец-командир. Таким был для нас генерал Хамин и я хочу, очень хочу, чтобы его имя в истории нашего Училища было поставлено на одной высоте с именем генерала Адамовича.

Я держал экзамен за полный курс Военных училищ при Виленском военном училище. Сдав успешно все экзамены, я впитал в себя вечный завет училища: «К высокому и светло­му знай верный путь».

Капитан Лейман

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
• Обзор военной печати (№109)
• НЕЧТО О “ЗВЕРИАДЕ”. – Н. Косяков
• О прапорщиках производства 1 июля 1914 г. – В. Бастунов
• «Щипонос». – П.В. Шиловский
• Письма в Редакцию (№114)
• Картина художника Г.К. Бакмансона «Измайловский досуг» – Юрий Солодков
• Жребий. – Сергей Широков
• Практические стрельбы Русской артиллерии на полигоне близ Поноона. – Н. Г-В.