В начале августа, напротив позиций 275-го Лебединского, которым я командовал, и соседнего, справа, полка той же 69-ой пехотной дивизии, из немецких передовых окопов каждую ночь начали слышаться какие-то подозрительные шумы. Ничего точно узнать не удалось, тем более, что вскоре эти шумы прекратились. Только позже мы поняли, что немцы, установив баллоны с хлорным газом, ждали благоприятного западного ветра, чтобы отправить нас на тот свет.
Думая о возможной газовой атаке, я начал принимать меры. Были проверены газовые угольные маски; для себя, на всякий случай, я получил вторую; все солдаты в окопах также их получили. Не доставало только для стоявших в дальнем резерве и для большинства денщиков. В приказе по дивизии рекомендовалось всем, кому нехватит масок, закрывать рот и нос смоченной в какой-то медицинской жидкости марлей. И жидкость и марля были выданы.
Находясь всегда вблизи позиции, я неизменно, руками своей саперной команды сооружал деревянный дом из двух комнат для нас с денщиком, с обращенной к тылу террасой. На всякий случай, весь этот барак был окружен снопами соломы, которую полагалось зажечь, как только появятся газы. Уверяли, что газы не проникнут тогда внутрь дома.
В тот памятный день, мой деревянный домик, отчасти прикрытый тенью единственного дерева, находился рядом с третьей линией окопов, где располагался батальон резерва, а вблизи был выстроен командный пункт с блиндажем, с заранее проведенными к позиции линями телефонов.
Часа в три дня бригадный генерал Котлубай звонит из дивизии и говорит:
— Я хочу приехать к вам вечером, и не один; пойдем сначала на позицию, а затем посидим, поговорим.
Я сразу понял, что без шашлыка и выпивки не обойтись и что под «аллаверды» этому кавказцу нужна будет и музыка. Послал в обоз за своим квартетом, мобилизовал повара Павла, не забыл и «Напереули» — красное кавказское вино типа бордо, доставленное мне как- то из Кисловодска отпускным солдатом.
Появляется Котлубай и с ним две наши «зубодралки», наряженные, надушенные, веселые. Ни о какой позиции, конечно, не было и речи. Осведомился только:
— Что у вас слышно? (так обыкновенно спрашивали в Польше), и затем — к столу, на террасу.
И вот, под звуки рыдающей скрипки, в обществе двух миловидных женщин, за великолепно сервированным ужином, в тихую августовскую ночь не заметили, как шло время, и когда мой чудесный грузин, после неоднократного «аллаверды» и «мравалджамие», взглянул на часы, была уже полночь. Ни одного выстрела за все это время не раздалось со стороны немцев. Казалось, что все происходило — и ели и пили мы — не здесь, у порога смерти, а где-то далеко, в каком-то загородном ресторане, не то в Петербурге на Островах, не то в Одессе, на Большом Фонтане.
В первом часу гости уехали, я лег спать. Вдруг сквозь сон чувствую, что что-то происходит. Открываю глаза, слышу сильные артиллерийские взрывы и падение, как град, шрапнелей на крышу моего дома. Кричу:
— Молчанов, давай живо одеваться!
Едва успел надеть штаны и влезть в сапоги,
в комнату вбегает, с лицом искаженным от ужаса, офицер и от волнения едва произносит:
— Господин полковник, газы! Немцы пустили газы! — и убегает в свою роту.
В мгновенье ока я был одет, и к денщику:
— Давай маску, одевай сам и зажигай солому!
Натягиваю маску, волнуюсь, и, о ужас! резина, что одевалась на голову, лопается. Чувствую уже запах хлора. Молчанов немедленно снимает свою маску и подает мне, а сам бежит к чемодану,. вытаскивает мою запасную и надевает на себя.
Дежурный вестовой уже поджег солому и все вокруг моего дома запылало. Направляюсь к командному пункту, отдаю по телефону, сквозь маску, нужные распоряжения и одновременно рассылаю ординарцев к батальонным
Полковник Ген. Штаба В. Н. фон-Дрейер.
командирам.
Было около двух часов ночи, когда первая волна газов целиком покрыла все расположение полка, до полкового резерва включительно. За ней последовали еще две волны, пущенные противником в 4 и 6 часов утра. Стрельба артиллерийская и ружейная не прекращалась ни на минуту. Вслед за третьей волной, когда она прошла тыл полка, немцы двинулись в атаку.
На всем моем фронте она целиком была отбита; в соседнем полку немцы взяли пленных и пулеметы.
Потери от газов и последовавшей за ними атаки были огромные. Выведено из строя: около 1.200 солдат, большая часть умерли; 18 офицеров — умершие или тяжело отравленные; много санитаров, очищавших утром окопы и снявших раньше времени маски, скончались позже в лазаретах. Почти все денщики, у которых не оказалось масок, а была только марля, скончались на месте в тяжелых страданиях. На позиции находилось 26 лошадей, доставивших накануне продовольствие; все они подохли, мучаясь и исходя пеной.
Страшную картину представляла вся местность, где накануне все было покрыто зеленью, а после газов осталась желтая, как солома, трава и такие же деревья. Всюду, едва передвигаясь и тяжело дыша, ползали полевые мыши и лягушки; в соседней речке плавали мертвые рыбы.
Не снимая маски в течение пяти часов, едва не задохшись, я благополучно вышел из тяжелого испытания, но в продолжении месяца с трудом ходил и совершенно не мог ездить верхом. Отпущенный для поправления здоровья на три недели в Москву, в середине сентября я вернулся в полк, продолжавший вести до самой революции неинтересную и безотрадную позиционную войну.
В. Дрейер.
Похожие статьи:
- Конная атака 14 августа 1915 г. под господским двором «Жмуйдки». – Игорь Черкасский
- Бой на Злотой Липе Тоустобабы-Хорожанка. – Полк. Архипов
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
- ТАВРИЧЕСКИЕ ГРЕНАДЕРЫ. – В. Н. Биркин
- Атака Украинских гусар под г. Прасныш. – Б. Левшин
- Российские солдаты. – Полковник Попов
- О военной доблести. – П.Ф. Волошин
- 24-пехотный Симбирский генерала Неверовского полк (Продолжение, №109). – В. Павлов
- О бронепоездах Добровольческой армии (Продолжение, №112). – Анд. Алекс. Власов