ВОЕННАЯ БЫЛЬ

В ноябре 1914 года я был назначен старшим адъютантом разведывательного отделения штаба 10-ой армии. Получив предписание и простившись с товарищами по штабу Северо­-Западного фронта, я 7-го ноября выехал из Вар­шавы и 8-го уже прибыл в Марграбово, малень­кий восточно-прусский городок, где в то время находился мой новый штаб.

Представление мое командующему армией генералу Сиверсу и начальнику штаба генералу Одишелидзе было обычной формальностью, ге­нерал же квартирмейстер, генерал-майор барон Будберг, подробно ознакомив меня с характе­ром моей будущей работы, между прочим прибавил:

«Да, имейте в виду. На днях к вам прибудет на должность переводчика новый офицер, под­полковник Мясоедов. Его рекомендует военный министр, и генерал Рузский (главнокомандую­щий фронтом) просил нашего начальника шта­ба устроить его у себя. Так как должность пере­водчика вакантна, то мы и решили зачислить его к вам».

Сообщение это меня неприятно поразило.

До войны я жил в Петербурге и служил в главном управлении генерального штаба, а по­тому невольно был в курсе всех слухов и разго­воров, создавшихся вокруг нашумевшей минув­шей зимой громкой истории, где в качестве гла­вного действующего лица фигурировал Мясое­дов. Я знал, что офицер этот, бывший жандар­мский ротмистр на станции Вержболово, поль­зовался очень подозрительной и темной репута­цией, знал, что одни считали его чуть ли не шпионом, а другие — не то крупным контрабан­дистом, не то, просто, жуликом. Мне также бы­ло известно, что мой будущий переводчик сос­тоит в каких-то исключительных отношениях с Сухомлиновым и его супругой и что одно вре­мя Главному Штабу стоило не малого труда за крыть перед этим любимцем свои двери, прони­кнув в которые он намеревался, ни более, ни менее, как устроить в управлении Дежурного Генерала особое бюро офицерского сыска, дол­женствовавшего собирать сведения о полити­ческой благонадежности каждого из нас.

На этих ролях Мясоедов должен был высту­пить уже по своей жандармской специально­сти, развив в полной мере не только слежку, но вероятно, и провокацию. К чести Главного Штаба проект этот провалился при своем возни­кновении, но все же не без некоторой борьбы, едва ли не с самим Сухомлиновым.

Ясно, что при наличии всех этих сведений, перспектива иметь Мясоедова своим помощни­ком, да еще в ответственном деле разведки, мне далеко не улыбалась, но так как факт уже со­вершился, то я мог только передать все, что я знал генерал-квартирмейстеру и просить его, если возможно, избавить меня от такого сотру­дника, за которым мне же пришлось устано­вить наблюдение.

К удивлению моему, генерал Будберг, слу­живший до войны на Дальнем Востоке, совер­шенно не был посвящен в то, что так одно вре­мя волновало Петербург, и подробности, мною сообщенные, для него были совершенной ново­стью и огорчившей и поразившей его.

— Что же мы с вами будем делать? — сказал он мне.

— Назначение уже состоялось. Просили за него Военный министр и Главнокомандующий фронтом. Если бы начальник штаба знал то, что вы говорите, он, наверное, протестовал бы, а то ведь и он был также неосведомлен, как и я. Из положения надо выйти и выход приду­майте вы. Одно имейте в виду, что после всего, вами доложенного, я категорически приказы­ваю устроить так, чтобы он, служа у вас,, ни од­ной минуты не оставался в штабе и совершенно не был в курсе наших штабных дел».

На этом разговор наш кончился.

Мне, хотя и предстояло решать трудную за­дачу, требование генерал-квартирмейстера бы­ло, конечно, понятно. Кто бы ни был Мясоедов, но раз существовала хоть тень подозрения от­носительно его особы, в пределах штаба дер­жать его было невозможно, да и к разведке следовало допускать с большой осторожностью.

Между тем время приезда Мясоедова при­ближалось. Его ждали числа 10-го ноября, то- есть, дня через два, задача же моя усложня­лась еще тем, что я сам был новым человеком, присматривался и изучал обстановку, а посвя­щать в свои планы и предположения кого-ни­будь из помощников, мне без надобности пока не хотелось.

Раздумывать, однако, долго не приходилось и я решил поручить Мясоедову самостоятель­ную разведку в таком глухом углу фронта, ко­торым немцы не интересовались и о котором он, даже при желании, не мог бы сообщить что- либо серьезное. Такое поручение сопряжено было с немедленным отъездом его к месту наз­начения, и, следовательно, тем самым исполня­лось основное требование генерал-квартирмейстера: Мясоедов из штаба удалялся. Оставалось обдумать условия, ограничивающие его перед­вижения по фронту, и, посвятив в дело подчи­ненного мне начальника контр-разведки, жандармского ротмистра Т., приказать ему приста­вить к Мясоедову своих агентов.

План мой был, в общем, одобрен генерал-квартирмейстером. Когда, кажется, 11 ноября, прибыл Мясоедов, то я сейчас же отправил его в район Иоханисбурга, приказав находиться при начальнике нашего отряда (кажется, силою около полка или бригады пехоты) и без моего разрешения никуда не переезжать. На мое сча­стье, из разговоров с Мясоедовым выяснилось, что еще служа е Вержболове, он завел много знакомств среди русских старообрядцев, высе­лившихся в Восточную Пруссию, но сохранив­ших свою религию и национальность. Такие лю­ди нам могли быть полезны. Одно из таких се­мейств жило в мирное время в районе, куда я его посылал. Я ухватился за это и приказал Мя­соедову заняться розыском этой семьи и за­вязать с ней сношения.

Поручение подозрений не возбуждало и Мя­соедов благополучно уехал, сопровождаемый своими невидимыми спутниками.

В Иоханисбурге он пробыл около месяца. Донесения его были шаблонны и ничего особен­ного не представляли. Старообрядцев он не на­шел и никаких полезных связей не завязал. Сообщая об этом, он неоднократно просился приехать в штаб для личного доклада. Прось­бы эти я всегда отклонял, под различными бла­говидными предлогами откладывая в долгий ящик приезд его в Марграбово.

Агенты тоже ничего существенного не доно­сили. Сообщали, что Мясоедов занимается охо­той в тылу и, между прочим, что он отвинтил и присвоил находящуюся на стене городского магистрата историческую мраморную доску, сооруженную в память посещения Иоханисбурга, кажется, Императором Александром 1-ым.

Время, однако, шло. Дальнейшее пребывание Мясоедова в прежнем районе становилось до очевидности бесполезным и могло возбудить в нем подозрение, а потому, в конце концов, я ре­шился воспользоваться его очередной просьбой о личном докладе и разрешил приехать в штаб на один-два дня.

Этой неприятности избежать было трудно. Однако, чтобы обеспечить себя от его излишне­го любопытства, одних филеров было не доста­точно и я должен был поручить Мясоедова осо­бенному вниманию ротмистра Т., как начальни­ка моей контр-разведки.

— Завтра приедет сюда подполковник Мясое­дов. Сделайте так, чтобы он остановился у вас и ни на минуту не выпускайте его из виду. Пусть он и обедает и ужинает с вами. Когда он уедет, доложите мне, что он здесь делал, — сказал я Т.

— Слушаюсь, господин полковник! Будет ис­полнено!

На следующий день Мясоедов приехал и остановился у Т. Доклад его сводился к беспо­лезности работы в Иоханисбургском районе и к просьбе командировать его в Вержболово, где он надеялся найти тех же старообрядцев. Тогда же он предложил мне, с целью разведки, войти в сношение с одним из его знакомым, немцем- фабрикантом, высланным из Риги, кажется, в Пермь. Первую просьбу я разрешил. Вержболо­во был в тылу наших позиций и при наличии наблюдения, которое, конечно, продолжалось, он был бы и там безвреден. Вопрос о сношении с немцем-фабрикантом, я пока оставил откры­тым.

Пробыв в штабе не более суток, Мясоедов от­правился к новому месту командирования, а мой ротмистр доложил мне, что во время пре­бывания в Марграбове в поведении Мясоедова ничего существенного замечено не было. Он по­чти никуда не ходил и особенного интереса к тому, что делается в штабе, не проявлял.

— Я, господин полковник, сошелся с ним по- товарищески, докладывал Т., осмотрел все его чемоданы подобранным ключей и в них ниче­го подозрительного не обнаружил.

Это было сказано с таким увлечением и «то­варищеские отношения» так непосредственно звучали перед «подобранными ключами и че­моданами», что я невольно не удержался от улыбки и заметил Т., что если он всегда так по­ступает с товарищами, то я не хотел бы прина­длежать к числу их.

Т. на шутку не обиделся и продолжал до­клад, сообщив, что Мясоедов, уезжая от него, вывинтил и увез с собой бой стенных часов, принадлежащих немцу-хозяину квартиры, бе­жавшему, кажется, из Марграбова. Часы эти особенно прельстили его тоном своего боя. Он не раз восхищался ими и, в конце концов, не удержался, чтобы не присвоить. Операцию с часами, так же, как и осмотр чемоданов, оба приятеля произвели, конечно, тайно друг от дру­га.

Пребывание Мясоедова в Вержболове, тоже ничем особенным отмечено не было. Старооб­рядцы и там не оказались, а в своих донесени­ях с целью разыскать их он, на этот раз, уже просился съездить в Двинск.

Я отвечал уклончиво и предложил ему пока оставаться на месте.

Приближалась середина января 15 года. На­ше долгое пассивное стояние в Восточной Прус­сии, как и следовало ожидать, кончилось пере­ходом в наступление немцев. Положение, после того как они отбросили наш правофланговый корпус генерала Епанчина к Ковно, сделалось угрожающим. Мы стремились сосредоточить наши резервы на левом фланге, в районе Лы­ка, где 3-ий Сибирский корпус уже несколько дней вел упорные бои, а немцы тем временем обходили нас все глубже и глубже справа. Штаб армии принужден был спешно отходить из Марграбова, сначала на Сувалки, потом на Августов и, наконец, на Гродно. От Сувалок к Августову тянулись 26-ой и 20-ый корпуса, при­чем 20-ый, в момент нахождения штаба армии в Сувалках, вел уже бой на окраине города. На следующий день немецкая конница заскочила так далеко в тыл, что в то время, как штаб ар­мии находился в Августове, квартирьеры его в Сопоцкине (несколько западнее Гродно) были захвачены в плен немецкими разъездами. Та­кой же участи могли подвергнуться и мы, во главе с нашим командующим. Обстановка бы­ла крайне тяжелая. Дела по горло. Совершая отступительный марш, надо было зорко следить за всем, что делается у немцев, улавливать их маневр, учитывать перегруппировку. Для рабо­ты положительно не хватало суток, а тут еще и дело Мясоедова совершенно неожиданно ос­ложнилось.

За несколько дней до отхода штаба из Мар­грабова (даты не помню), из штаба фронта на имя командующего армией, в архи-секретном порядке, со специальным курьером, прибыло письмо от главнокомандующего генерала Руз­ского, в котором он сообщал, что служащий у нас в штабе 10-ой армии подполковник Мясое­дов давно уже работает в пользу немцев. Как на главную улику указывалось, что один из наших офицеров, освобожденный немцами из плена, под условием работать в качестве шпио­на (это немцы практиковали часто), явился по начальству, доложил об обстоятельствах свое­го освобождения и заявил, что при отправлении немцы дали ему инструкцию, в которой упоми­налось что по делам разведки ему надлежит сноситься с подполковником Мясоедовым, быв­шим адъютантом военного министра, который уже давно состоит их агентом и может дать ему ценные руководящие указания.

Главнокомандующий приказывал немедлен­но донести, на каких ролях подвизается у нас Мясоедов, и не замечено ли что-либо предосу­дительного в его поведении. Впредь нам пред­писывалось для устранения всякой возможно­сти развить Мясоедову свою преступную дея­тельность, отправить его куда-нибудь в коман­дировку в глубокий тыл, под надежным наблю­дением и притом так, чтобы он не знал, что за ним следят.

Письмо это было прочитано тенералом Сиверсом в присутствии начальника штаба, кото­рым был тогда уже генерал-майор барон Буд­берг, генерал-квартирмейстера полковника Шокорова и моем. На вопрос командующего ар­мией, что мы думаем предпринять, и начальник штаба и генерал-квартирмейстер и я заявили, что Мясоедов, вследствие таких-то и таких-то причин, с первого же дня своего пребывания, находится у нас особом положении, что пору­чения ему давались лишь фиктивные и что на­блюдение за ним тоже давно установлено. При этом я добавил, что для отправления Мясоедо­ва в дальнюю командировку я мог бы, не воз­буждая никаких подозрений, использовать его же желание и послать его в Пермь к тому са­мому немцу-фабриканту, о котором я говорил уже выше.

Командующий армией одобрил наши дейст­вия и, согласившись на мое предложение, при­казал составить ответ в штаб фронта, а Мясо­едова немедленно вызвать и отправить, не за­держивая, по новому назначению.

Все так и было исполнено. Но не успел ку­рьер отвезти ответного письма а моя телеграм­ма о вызове Мясоедова дойти до него, как, ка­жется, на следующий же день командующий армией получил, уже шифрованной телеграм­мой, приказ: Мясоедова далеко не отправлять, а дать ему поручение в ближайшем тылу, при­дав в качестве помощника присылаемого для этой цели из штаба фронта особо опытного фи­лера.

Времени после первых распоряжений про­шло так мало, что новое приказание можно бы­ло исполнить в точности. Не представляло затруднений подсунуть Мясоедову и помощника, так как такового и личный автомобиль он про­сил у меня чуть ли не с первого дня. Автомо­биль, конечно, дать ему было нельзя, а что ка­сается помощника, то просьба его являлась как нельзя кстати. В телеграмме с вызовом я ему не упомянул о предстоящей командировке, а потому и здесь Пермь свободно и легко мож­но было заменить гор. Ковно, то есть пунк­том, который был указан самим штабом фрон­та, если даже не Ставкой Верховного, которая к этому времени тоже стала интересоваться этим делом. Вопрос осложнялся все грознее и грознее. Мясоедов прибыл в Марграбово в день нашего отступления. Дела было так много, что о фиктивной передаче ему района Ковенской разведки, нечего было и думать. Бросить его в Восточной Пруссии тоже было нельзя. Необхо­димо, следовательно, везти его в Сувалки вме­сте со штабом и притом так, что если он о чем-нибудь догадается, то не мог бы удрать.

Самую передачу района разведки надо было обставить возможно естественнее. Там у меня работал особый офицер. Нужно было его выз­вать, надо было дождаться и «помощника». На все это требовалось время и притом, хоть нем­ного, свободное, а тут, как на грех, немцы, что называется не давали нам вздохнуть и напи­рали не только на Марграбово, откуда мы уш­ли, но и на Сувалки, куда мы пришли. Было действительно тяжело, но я тем не менее решил все-таки всю процедуру передачи разыграть в Сувалках, так как не было гарантий, что даль­ше не будет хуже, да и к тому же все, кого я ждал, прибыли.

И вот утром, после 3-ей или 4-ой бессонной ночи, в здании Сувалкского окружного суда, где остановился штаб, я, наконец, мог принять Мясоедова и заняться с ним. Все прошло глад­ко. Он ничего не подозревал, познакомился со своим «помощником», получил задачу, принял район и успел выехать из города, к которому с севера уже подходили немцы.

До прибытия в Гродно я связь с Мясоедовым потерял. Это обстоятельство не особенно бес­покоило меня, так как при нем находился «по­мощник» и, кроме того, он был поручен опыт­ному подполковнику Ш., начальнику крепост­ной жандармской команды.

(Окончание следует)

Ю. Плющевский-Плющик

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Обзор военной печати (№104)
• ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ (№107)
• Таинственное исчезновение. – В. Е. Милоданович
• ТАВРИЧЕСКИЕ ГРЕНАДЕРЫ. – В. Н. Биркин
• 6-я Лб. Гв. Донская Казачья Его Величества батарея, Лб. Гв. Конной Артиллерии (Окончание, №104). – Э. Э. Шляхтин
• Письма в Редакцию (№114)
• Весна и лето 1915 года
• Служба в Донской артиллерии (Окончание) – М.Т. Чернявский
• Обзор военной печати (№119)