ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Это было во вре­мя Лодзинских бо­ев. 8 ноября Гварде­йская казачья бри­гада участвовала в экспедиции на ме­стечко Брезины.

После ночлега в окрестностях Скерневиц, мы выступи­ли в направлении на Колюшки; левее нас шла Кавказ­ская кавалерийская дивизия. Сейчас же, в нескольких верстах к за­паду, бригада проходила поле, где дня два тому назад, немецкий кавалерийский дивизион раз­громил обоз и артиллерийский парк Сибиряков. Опрокинутые двуколки, развеянные ветром по полю карты, погоны и разные вещи попадались на каждом шагу. Я поднял на память погон пра­порщика, который и пробыл у меня в чемодане до конца войны. В стороне от дороги, в разных направлениях, стояло несколько зарядных ящиков, полных снарядами крупного калибра. Картина была печальная, но утешением могло служить что «недолго братья пировали».

После своей легкой победы, кавалерийский дивизион с двумя орудиями решил сделать на­лет на Скерневицы, по их сведениям, наших войск там не было. Поэтому, без тщательной разведки, немцы двинулись по гатям, через охотничьи парки, к Скерневицам. Расчет их был бы верен, если бы в это время, по железной до­роге не прибыл туда случайный эшелон пехо­ты, направляющийся в Колюшки. Начальник эшелона занял позицию на западной окраине местечка и встретил неприятеля метким огнем с короткой дистанции. Застигнутые врасплох в походной колонне, немцы в беспорядке хлыну­ли назад, потеряв одно орудие и устилая путь своими людьми и лошадьми. Потери их были около полуэскадрона убитыми, утонувшими, за­вязшими в болотистом ручье, а всю эту исто­рию мы слышали в одной из деревень под Скерневицами, где немцы останавливались перед на­бегом. Там же появились и их остатки после приема в Скерневицах.

Бригада продолжала движение в направле­нии Колюшек. Не доходя верст семь до Брезин, обнаружили движение через Брезины на Ко­люшки немецкого обоза с прикрытием. Предста­влялся лакомый кусочек для такого значитель­ного отряда как наш (почти две дивизии с бата­реями). Вспомнив, что это 8 ноября — Фельдцейхмейстерский праздник и праздник моего Воронежского корпуса я радовался, что Гос­подь послал нам случай отплатить немцам за Сибиряков. Не успел я этого подумать, как на­ша батарея лихо выехала на позицию и откры­ла, как казалось, губительный огонь. К сожале­нию, снаряды не могли покрыть семиверстную дистанцию и Начальник Кавказской кавале­рийской дивизии генерал Шарпантье, находив­шийся левее нас и впереди, прислал ординарца с советом прекратить бесплодный обстрел с та­кой дистанции. Оказалось, что командир бата­реи принял 3-хверстную карту за 2хверстную.

Начало боя было не так чтобы удачное…

Бригада продолжала двигаться вперед и, по­дойдя к Брезинам, сотни спешились и повели наступление. Началось с перестрелки с прикры­тием обоза а, подойдя к местечку, некоторые взводы имели рукопашные схватки. Так, незаб­венный наш вахмистр Нехаев врывался в дома и вытаскивал запрятавшихся там немцев на свет Божий, что называется, голыми руками. Вскочив в один дом, распалившись, он совер­шенно забыл что вооружен, кинулся на немца, укрывшегося за тюфяком и за шиворот выво­лок его на свежий воздух. Хорошо работал спе­шенный взвод 3-й сотни, под командой сотника Карелова.

Конная часть 4-й сотни, с хорунжим Фроло­вым во главе, атаковала часть обоза, соединив­шись с Тверскими драгунами, и поздно вечером этот храбрый офицер явился в штаб в простре­ленной папахе и шинели и доложил, что привел отбитую у немцев, повозку полную снарядов.

Итак, начало нашего боя казалось сулило нам успех но… «не так склалось, як ждалось».

После вялого боя без решительных резуль­татов, наступил час, когда началось обсуждение «вечного вопроса» — где будем ночевать? На­чальник дивизии ничего не говорил. Начальник штаба молчал, так как находился в ссоре со сво­им прямым начальством. Командир бригады ме­чтал об ужине, командир нашего полка Вели­кий Князь Борис Владимирович нервничал, а мы все были чрезвычайно раздосадованы бес­плодным боем и так безнадежно потерянным случаем.

Ночевали, кажется, в Ежове, а на другой день решено было хлопотать об отдельной ко­мандировке для полка, «отдельном плавании», как говорил Великий Князь. Разрешение На­чальника дивизии было получено и командир полка — Великий Князь остался доволен.

Мы получили задачу произвести усиленную разведку полком в юго-западном направлении, на Спалу, и войти в связь с 5-й кавалерийской дивизией. Поспешили выступить пораньше, из боязни чтобы у нас не отняли нашу прогулку.

Был крепкий осенний день. Настроение у полка было бодрое, сказал бы, приподнятое. Вы­слали несколько разъездов. Из них, помню, один от 5-й сотни, под командою вахмистра Григорь­ева, в юго-восточном направлении, на железную дорогу. По заведенному порядку, на место пред­полагавшегося большого привала, был выслан доктор. Уминский. У него везде были знакомые, часто приятели, и сам он кое-что смыслил в ку­линарии; все это вместе взятое обещало любез­ный прием и хороший завтрак.

На этот раз выбор Уминского остановился на домике ксендза, в местечке. Дом был простор­ный и столовая большая. Как и всегда, у ксен­дза заведывала хозяйством племянница, срав­нительно молодая и миловидная особа. За зав­траком разговор вертелся на недавнем пребыва­нии в этом доме немцев, во время их поспешного отступления от Варшавы. Ночевало здесь тогда много немецких офицеров. Настроение было на­столько тревожное, что когда среди ночи раз­несся слух о приближении казаков, все подня­лись, и через час уже никого из немцев в ме­стечке не было. Впопыхах, немецкая офицер­ская прислуга забыла возвратить хозяевам сто­ловое серебро любезно одолженное для ужина.

По словам хозяйки, среди постояльцев находился некий генерал Бредов. Когда она подала ему умываться, генерал обратил внимание на фотографию ее детей. Справился, кто они и живы ли и со слезами сказал, что его два сына по­гибли на фронте, и ничто не вознаградит за их потерю.

Полк оставался в местечке до получения до­несений от разъездов. В общем, ничего серьез­ного выяснить не удалось, только разъезд вах­мистра Григорьева донес, что он вошел в связь с частями 5-й кавалерийской дивизии и имел столкновение с немецким разъездом, застав пос­ледний на отдыхе. В результате схватки, неприятельский разъезд был уничтожен, пять немцев убито, офицер и пять конно-егерей взяты в плен. Только двоим удалось уйти. С нашей сто­роны убитых и раненых не было. Ушел конь урядника Алаева, и он сам с разъездом не вер­нулся. Великий Князь был очень доволен таки­ми донесением и приказал доставить пленных в штаб полка, и мы двинулись к Спале.

В сумерки прибыли в дом лесничего. Про­сторный барский дом, хорошо вытопленный; предупредительный хозяин, распоряжавшийся помещением полка как можно удобнее, все это в связи с известием об удачном поиске разъезда поддерживало повышенное настроение полка. Все с нетерпением ожидали привоза пленных.

Наконец, около семи часов вечера, в зал вва­лилась высокая фигура немецкого офицера с го­ловой, закутанной шарфом и в рейтузах, сильно порванных на колене. Освободивши голову от шарфа, пленный отрекомендовался лейтенан­том Вернером, Гессенского Конно-егерского пол­ка. Сопровождавший его подхорунжий Григорь­ев доложил приблизительно следующее:

«Исполняя задачу, невдалеке от железной дороги я встретил разъезд 5-го уланского Ли­товского полка. От них узнал, что близко, в от­дельной усадьбе, отдыхает немецкий разъезд. Высмотрели. С северной стороны усадьбы на стенке стоял часовой. С южной — запертые во­рота. Решил, вместе с уланами выбить немцев из усадьбы и уничтожить. Для этого отправил большую часть разъезда наблюдать южную сто­рону фольварка а сам, с уланским унтер-офице­ром и несколькими людьми решил обстрелять усадьбу с севера. Подошли пешком, открыли огонь, и первым же выстрелом свалили часово­го. У немцев поднялась тревога. После несколь­ких выстрелов, они посадились на коней и кину­лись через ворота на юг. Тут их обстрелял и атаковал мой разъезд. Уланы в атаку не пошли. Только постреляли. Пять немцев было убито, пятерых взяли в плен. Под офицером ранили коня, он упал. Офицер отстреливался из револь­вера, но ребята захватили его живьем. Два нем­ца все таки успели ускакать. Из наших все жи­вы и сейчас при мне. Только урядник Алаев упал с конем во время атаки, и конь убег за нем­цами. Он остался искать коня». Все это было рассказано скромно, просто, словно о будничном случае из казарменной жизни.

Великий Князь поблагодарил Григорьева и обещал, представить его к награде.

Наш пленник, молодой, высокого роста, пред­ставительный лейтенант, с открытым симпатич­ным лицом, произвел на всех нас хорошее впечатление. Он появился к нам, точно мирный про­езжий, с которым случилась неприятность — в пути сломался экипаж, лошади понесли или просто потерял дорогу, прибился на огонек.

Он откровенно рассказал, что был выслан с разъездом от Конно-Егерского полка для порчи железной дороги, был на станции, выполнил свою задачу и, после утомительной работы, дол­жен был остановиться на отдых в усадьбе, где был захвачен «уланами» (он по ошибке принял наш разъезд за уланский, из за отсутствия лам­пасов). Обстрелянный с севера, он расчитывал уйти на юг, но был встречен там и огнем и кон­ной атакой. Под ним была ранена лошадь, упа­ла. Выпустив все патроны из револьвера, ему ничего не оставалось, по его выражению, как сдаться. «Тут я потерял свою каску и разорвал рейтузы. Казаки обошлись со мною вежливо и были любезны исполнить мою единственную просьбу — пристрелить мою раненую лошадь. У нее была перебита задняя нога, и я не мог видеть ее мучений. Лошадь была прекрасная, и я очень был к ней привязан».

Обед уже ждал нас. Великий Князь посадил Вернера, как гостя, рядом с собой и весь обед с ним беседовал. Пленник, по его словам, учился в Гейдельбергском университете, где его прия­телем, между прочим, был Нарышкин, ныне офицер л. гв. Уланского Ее Величества полка. Вернер признался в своем руссофильстве. До войны он служил в Гессенском драгунском пол­ку, Шефом которого был Император Николай И. Вернер был в почетном карауле при встрече Го­сударя и имел орден Св. Станислава III ст.. Пе­ред войной были сформированы конно-егерские полки, и Вернер был переведен на комплектова­ние одного из них. Совсем накануне войны, полк его был перевооружен, — не то сабли, не то винтовки заменили пиками. «Результат этой замены, улыбаясь добавил Вернер, что ни один солдат не умеет владеть пикой».

В это время меня вызвали из за стола. В пе­редней, урядник 5-й сотни Алаев, отставший от разъезда Григорьева, вручил мне полевую за­писку. В ней значилось буквально следующее:

«Свидетельствую, что лейб-гвардии Атаман­ского полка урядник Алаев преследовал двух немцев и, на моих глазах, заколол обоих пикой. 5-го уланского Литовского полка корнет Влади­миров».

Прежде чем передать записку Великому Князю, я, естественно, не утерпел, чтобы не уз­нать у Алаева подробности этого исключитель­ного подвига. «Как же ты обработал их так, Алаев?» спросил я.

Урядник Алаев, бывший лейб-казак, 2-го Донского Округа, станицы, кажется. Потемкин­ской, небольшого роста, скорее маленький и представительностью не блещет. Впоследствии, он вторично отличился в 1915 году, в атаке еса­ула Каргальскова под Сухавою. В рукопашном бою был ранен и, за ранениями, уволен домой.

«Так что, Ваше Высокоблагородие, значит, как пошли мы в атаку. А конь мой горячий, как рванулся, споткнулся и упал. И я, значит, с ним. Вскочил я — глядь — два немца, что живые ос­тались — на входы. А конь мой за ними. Я было пешком побёг. Куды тут? Разве пешим дого­нишь их. Главное, коня уж больно жалко. До­рогой он для меня, доморощенный. Трое часов взял на скачках в лейб-Казачьем полку. Вижу — немецкий конь без седока. Я на него — а он, проклятый, не идет — не иначе как загнатый, или раненый. Просто — хоть пропадай. А уланы не хочут гнаться. Я к одному «землячок дай ко­ня поскакать». «Возьми» грит. Я сейчас это сел, «давай уж и пику», говорю. Дал он пику, — я и пошел. А место открытое — далеко видать. Скачут они, мой конь, вижу, за ними. Да должно быть кони мореные, пристали, а тут, значит, бо­лото им и деваться некуда. Вижу, что не уйдут. Испужались — страсть. Ну я враз нагнал. Одно­го ширнул пикой, другого. И готово! Взял коня. А корнет Владимиров все это видел. Похвалил. «Давай» говорят «я тебе свидетельство напишу, не иначе как крест получишь». «Покорно благо­дарю», говорю, пишите». «Только коней и аммуницию ты нам отдашь, потому мы помогали». Берите, думаю, они мне не нужны. Слава Богу, что своего выручил».

Можете себе представить картину как этот молодчина, на первом попавшемся коне, на не­привычном седле, чужою пикой разил немцев.

Сообщение о прибытии Алаева, записка и по­дробности его подвига произвели сенсацию и на­рушили порядок обеда. Великий Князь заранее поздравил Алаева Георгиевским кавалером. Ко­гда все это разсказали Вернеру, он заметил: зна­чит никто из моих егерей не вернулся к полку. Там ничего не будут знать о моей судьбе. Груст­но, что моя бедная мать, не получив весточки, конечно, будет считать меня погибшим». Вели­кий Князь тотчас же предложил пленнику на­писать письмо его матери, которое он брался пе­реслать через Комитет Великой Княгини Ма­рии Павловны, в Норвегию.

После сытного и веселого обеда, Великий Князь спросил Вернера, есть ли у него деньги и, узнав, что всего 5-10 марок, предложил ему ссу­ду, сказав, что лейтенант вернет ему, когда раз­богатеет На утро лейтенанта отправили в Скер­невицы с его людьми.

В декабре месяце 1914 года, после Высочай­шего смотра в Седлеце, Великий Князь доло­жил Государю подробности пленения лейтенан­та Вернера. На это Государь заметил: «Как же, помню хорошо Вернера в Гессене. Отлично пом­ню его тетушек, очень почтенные старушки».

В январе 1915 года я ехал в вагоне Великого Князя из Варшавы в Радом, где был расположен наш полк. Вместе с нами ехал и Нарышкин, о котором упоминал Вернер. В разговоре о нем Нарышкин подтвердил что хорошо помнит Вер­нера по университету, дружил с ним, как с руссофилом и отозвался о нем, как о человеке в высокой степени порядочном.

Во всем этом эпизоде нет ничего громкого, но я глубоко верю, что описанные подвиги под­хорунжего Григорьева и урядника Алаева, скромных сотрудников неувядаемой славы на­шего полуторастолетнего полка, по справедли­вости найдут себе должное место на страницах полковой истории.

Тимофей МИХАЙЛОВ

старый атаманец и командир

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Конная атака 14 августа 1915 г. под господским двором «Жмуйдки». – Игорь Черкасский
• Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
• Картина художника Г.К. Бакмансона «Измайловский досуг» – Юрий Солодков
• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№117). – В. Цимбалюк
• НЕЧТО О “ЗВЕРИАДЕ”. – Н. Косяков
• ТАВРИЧЕСКИЕ ГРЕНАДЕРЫ. – В. Н. Биркин
• ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ (№107)
• Хроника «Военной Были» (№111)
• «Щипонос». – П.В. Шиловский