I
Это было 18 июля старого стиля 1916 года. Семья наша тогда жила постоянно в городе, именовавшемся Царским Селом. Это был уездный городок с, примерно, двадцатью пятью тысячами населения, очень благоустроенный, отстоявший от Петрограда в двадцати пяти верстах, соединенный с ним первой построенной в России железной дорогой. Этот небольшой городок утопал в зелени садов и парков, был постоянным приютом русских писателей и поэтов с «легкой руки» Державина, Жуковского, Карамзина и Пушкина, а с 1904-го года сделался постоянной резиденцией русской императорской семьи, жившей в Александровском дворце на территории Александровского парка, закрывавшегося для посетителей во время пребывания во дворце царской семьи. Остальные парки были открыты для посетителей и в них можно было гулять бесплатно, а Екатерининский дворец можно было осматривать, получив разрешение в канцелярии дворцового коменданта, совершенно легко выдававшей такие разрешения.
В указанный день, под вечер, мать пригласила меня прогуляться и мы вдвоем пошли по Колпинской (ныне — Пушкинской) улице к Дворцовой, прошли мимо офицерского дома сводно-пехотного полка и направились к Федоровскому собору, стоявшему на возвышении, на берегу небольшого озера. Следует сказать, что Федоровский Государев собор был построен в 1912-1913 гг. к 300-летнему юбилею династии Романовых, по проекту архитектора Перетятковича, в древнерусском стиле. Храм представлял собою однокупольную церковную постройку с центральным входом через высоко поднятую паперть и со входами через уютные крытые «подъезды» с разных сторон храма, украшенными навесами с синими куполками. Центральный большой купол храма был золотой и горел на солнце крестом и позолотой.
Храм имел Два придела: верхний придел, освященный в честь фамильной иконы бояр Романовых — иконы Божией Матери Федоровской, и нижний придел, освященный в честь святого праведного Серафима Саровского. В этом так называемом «нижнем храме» находился серебряный массивный ковчежец с прядью волос святого праведного Серафима, врученных императору Николаю II в Саровской пустыни во время прославления святого праведного Серафима, на котором присутствовали император, императрица и их старшие дочери.
Храм был расположен в сравнительной близости от Александровского дворца, но уже за оградою парка, и от ограды парка вела к храму узенькая дорожка, по которой часто император и его семья направлялись в Федоровский собор пешком. Этой же дорожкой могли пользоваться рядовые богомольцы, для которых доступ в храм был открыт постоянно. Дорожка подводила к одному из боковых входов в храм, которым и пользовались только члены императорской фамилии; вход этот вел в небольшой вестибюль, соединенный дверью с правым клиросом верхнего храма; на этом клиросе, обычно, стояла во время богослужений царская семья.
Чтобы в темные вечера охране было легче проводить ее работу, по обочинам дорожки, ведшей от парка к храму, на пнях больших срубленных деревьев были построены маленькие часовенки с серебряными иконками преподобного Саровского святого и за стеклом часовенок были поставлены лампады, освещавшиеся сильным электрическим светом, который делал обозримой дорожку в темные осенние и зимние вечера и позволял охране ориентироваться в следовании царственных богомольцев.
В указанный выше день мать и я приближались к Федоровскому собору, совершенно случайно выбрав его объектом нашей прогулки, и в самый тот момент, когда мы подходили к озерку, на берегу которого был расположен собор, раздался трезвон его колоколов и из центрального входа показался крестный ход — крест, хоругви, иконы. Лишь тогда мы вспомнили, что 18 июля по старому стилю — канун дня обретения мощей преподобного святителя Серафима Саровского. Тогда мы поспешили к храму и с его правой стороны от входа встретили крестный ход. Рядом с нами стояло довольно много народа, специально или случайно, как и мы, оказавшегося или пришедшего к Федоровскому собору в этот момент
Вслед за фонарем, крестом и хоругвями шел император Николай II, неся в обеих руках ковчежец с прядью волос Божьего Угодника, а за ним шли люди с иконами и обслуживавшее тогда Федоровский собор духовенство — митрофорный протоиерей о. Афанасий Беляев, протоиерей о. Алексей Кибардин и протодиакон о. Иоанн Недбалик. Крестный ход шел очень медленно, никакой особой охраны не было, и Государь прошел мимо нас в расстоянии примерно двух метров.
К этому дню император Николай II приехал в Царское Село из Ставки Верховного Главнокомандующего, чтобы помолиться за Себя, Свою Семью, за Свой народ и воинов у ковчежца великого прозорливца Серафима.
(После прославления Святого Праведного Серафима Саровского в народе ходил рассказ о том, что приехавшему на прославление императору Николая II было якобы передано собственноручное письмо Св. Серафима Саровского, адресованное — «Тому императору, который приедет в Саровскую Пустынь». Таким императором оказался Николая II и поэтому ему и была передана эта монастырская реликвия. Рассказывают, что император вскрыл письмо и прочел вложенный в конверт листок. Прочтя его, Николай II, как передает молва, побледнел, нервным жестом разгладил бороду и передал письмо барону Фредериксу, министру императорского двора. Говорят, что в письме было предупреждение императору, заключавшееся в том, что Серафим Саровский написал, что Россию ждут в царствование этого императора величайшие потрясения, что этот император будет последним императором из царствующей династии и что многих вместе с императором ждет мученическая кончина. Это рассказывалось еще до революции. Что это — вымысел, легенда, правда?)
Государь император был одет в походную форму защитного цвета: гимнастерку и шаровары, взятые в высокие сапоги. У Него было утомленное лицо, очень загорелое, с глубокими — казавшимися белыми — морщинами на лбу, на висках и на щеках, усы и борода словно выгорели, указывая на то что Государь и Верховный Главнокомандующий проводил много летнего времени на воздухе. С Государем не было никого из членов Его Семьи.
Мы вошли в храм вместе с крестным ходом. Государь оставался у всенощной до конца, а потом с несколькими сопровождавшими его военными — видели мы — пошел по узенькой дорожке пешком к Александровскому дворцу в спускавшейся сизоватой вечерней дымке.
Поражала «скромность» императора, его желание слиться со всеми, молившимися в храме, его явная глубокая вера, какая-то затаенная скорбь в больших глазах.
Эта «встреча» произвела на меня глубокое впечатление.
II
Вторая «встреча» с императором Николаем II произвела на меня еще большее впечатление.
Было это после февральской революции 1917-го года. Император и Его Семья находились под домашним арестом в Александровском дворце в Царском Селе. Александровский парк был закрыт для посетителей, у входа в парк стоял караул революционных войск; солдаты, составлявшие караул, были украшены красными бантами на шинелях и красными повязками на рукавах.
Я шел по Дворцовой улице Царского Села, примыкавшей к Александровскому парку, на которую выходили главные ворота парка. На сравнительно небольшом расстоянии от ворот находился и Александровский дворец, именовавшийся так по имени императора Александра I; этот дворец подарила ему, любимому своему внуку, императрица Екатерина II, введя будущего императора в центральный вход дворца и передав ему этот подарок в круглом парадном зале дворца.
Теперь в этом дворце жили царственные узники.
Пройдя вход в парк и вглядевшись через железную прозрачную ограду в полянку парка перед дворцом, я заметил какое-то движение на одной из лужаек напротив дворца. Я сошел с тротуара, пересек проезжую часть улицы и подошел вплотную к высокой металлической решетке парка.
Моим глазам представилось «зрелище», которое не всякому было дано в жизни увидеть
Я увидел в полутораста шагах от себя четыре фигуры, такие знакомые по фотографиям и так запомнившиеся по «встречам» в Царском Селе: первая фигура — государь император Николай II в гимнастерке, военного образца шароварах и высоких сапогах, в фуражке защитного цвета, но без офицерской кокарды, со срезанными на плечах гимнастерки погонами; вторая фигура — Наследник Цесаревич, великий князь Алексей Николаевич, тоже в фуражке защитного цвета без кокарды и в расстегнутой шинели военного образца, без погон, в высоких сапогах; две другие фигуры — женские, — царские дочери, одетые очень скромно в темные костюмы, одна из них в шляпе, а другая без шляпы; в шляпе была великая княжна Татьяна Николаевна, а без шляпы — Мария Николаевна.
Впрочем, было не четыре, а пять фигур, — пятую я заметил несколько позже, так как она стояла несколько поодаль от всей группы. Это был представитель внутренней охраны, тоже в шинели и, как и караул при входе в парк, с алым бантом на шинели. Повторяю, — стоял он поодаль, как недреманный страж, выполняя приказание — не сводить глаз с узников и везде их сопровождать. У этого стража винтовки в руках не было, но на боку видна была револьверная кобура.
В руках бывшего императора был заступ и, по-видимому, его руками на зеленой лужайке была вскопана земля и из нее сделаны три широкие и очень ровные гряды. Наследник и две дочери сажали в грядки какую то рассаду, трудясь очень прилежно и аккуратно.
Было тяжело видеть в заточении и за таким занятием эту дружную Семью или, вернее, часть этой Семьи. Издали, насколько можно было различить, у императора Николая II было сосредоточенное и озабоченное лицо, совсем не изменившееся по сравнению с 1916-м годом, которое я видел при «встрече» у Федоровского собора; у дочерей были оживленные и, по виду, смирившиеся с их нынешним положением лица, а тринадцатилетний наследник при мне подошел к отцу и что-то озабоченно ему говорил, указывая на одну из грядок.
Сделалось больно и, одновременно, мелькнуло в сознании, что и им, лишенным свободы, тяжко видеть, когда люди наблюдают за ними в их нынешнем положении. Я отошел от ограды парка, перешел вновь на уличный тротуар и посмотрел на все окружение стоявшего перед моими глазами Александровского дворца. Купы сирени, росшие тогда перед его фасадом и позднее уничтоженные, чтобы больше открыть фасад дворца и восстановить первоначальный вид на него, уже были покрыты лиловатой дымкой распускавшихся весенних цветов. Говорили, что сирень и лиловый цвет были любимым цветком и цветом последней императрицы Александры Федоровны. Колонны центральной части дворца ярко белели под весенним солнцем, две скульптурные фигуры по бокам лестницы центрального входа во дворец — юноши, играющие в свайку, — как бы охраняли это жилище последнего императора от чужого вторжения; наконец, эти четыре фигуры «тружеников огорода»… Все это говорило о мире, о тишине, о спокойствии, и ничто не предвещало бурь и трагедий жизненных и в жизни этих людей, взятых тогда под арест «народной властью».
Но «труженикам этого огорода» не пришлось воспользоваться плодами своих рук, так как овощи в этом огороде поспели уже после того, как их всех увезли в Тобольск, уверяя, что там им будет удобнее и спокойнее, с тем, чтобы затем вывезти в Екатеринбург и зверски расправиться со всею Семьею и их верными слугами в подвале Ипатьевского дома.
Екатерина II ввела внука своего, будущего императора Александра I, в центральную входную дверь дворца в круглый парадный зал. А последнего царя, Николая II и его Семью, Александр Федорович Керенский вывел из того же круглого зала того же дворца в противоположные двери, выводившие в парк. Через эти двери последняя царская семья отправилась в сибирскую ссылку.
Эти две «встречи» с императором Николаем II свежи в памяти, и до сих пор передо мною стоит его загорелое, с яркими морщинами, лицо с утомленными глазами, — лицо, которое я видел в нескольких метрах от себя в крестном ходе в 1916-м году.
Алексей Угрюмов
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Хроника «Военной Были» (№116)
- Российский Военно-исторический Архив-музей в Париже. – Алексей Геринг
- Кадетский лагерь. – Н. А. Косяков
- СТO ЛЕТ НАЗАД. – Р. СПОРЭ
- Русские памятки за рубежом
- 3НАМЕНА КАДЕТСКИХ КОРПУСОВ
- Мои воспоминания О ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТЕ Ф. А. ГРИГОРЬЕВЕ. – Н. Мосолов
- В 1903 ГОДУ (Из воспоминаний о І-м Московском Корпусе)
- Адмирал Сенявин. – В. К. Пилкин
Loading ...