Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Friday October 4th 2024

Номера журнала

Генерал Я. Г. Гандзюк (ОКОНЧАНИЕ). – В. Кочубей



Первоначально, наступление этого Юго-Западного фронта было назначено на 2-ое июня. Однако, ввиду того, что итальянский фронт ока­зался прорванным в середине мая австро-венгерскими войс­ками, наша Ставка уступила настойчивым просьбам союзников и передви­нула этот срок на 21-ое мая. Этому наступле­нию предшествовала мощная артиллерийская подготовка на участке всех четырех армий Юго-Западного фронта. По окончании таковой начались атаки неприятельских позиций, при­чем главный удар наносился правофланговой 8-ой армией в направлении города Луцка. К вечеру 24-го мая 8-ая армия достигла Луцка, продвигаясь на фронте в 70-80 верст вглубь австро-венгерского расположения верст на 25-30.

На участке 11-ой армии, в состав которой входил тогда еще 18-ый армейский корпус, это продвижение вперед было гораздо скромнее и, по сравнению с крупным достижением нашей 8-ой армии, ставшим известным в истории 1-ой Мировой войны как «Брусиловское наступле­ние» или «Брусиловский прорыв», результаты его были незначительны и, в общем, ограничи­вались пока что только захватом трех линий неприятельских окопов.

В своих воспоминаниях, изданных в 1963 го­ду в Москве, генерал Брусилов говорит, между прочим,:«что касается 7-ой и 11-ой армий, то я им придавал значение второстепенное, вероят­но, главным образом, потому, что против них находились не австро-венгерская, а именно гер­манская «Южная армия»…»

Однако, в общем итоге, успех всех четырех армий Юго-Западного фронта был значителен и только в три первых дня этого наступления захвачено было более 100 тысяч пленных, кро­ме того взято много орудий, пулеметов и гро­мадное количество разного технического мате­риала. В этих боях 18-ый армейский корпус не имел возможности особенно отличиться, так как именно против его участка находились ис­ключительно германские войска, силы которых отнюдь не уступали численно таковым этого нашего корпуса (в том числе была там уже из­вестная 48-ая резервная дивизия).

Ввиду того, что наш Западный фронт успеха в своих операциях не имел и все его попытки наступать не дали ожидаемых результатов, центр тяжести нашего наступления летом 1916 года перешел теперь на Юго-Западный фронт.

В целях большего развития операций нашей 8-ой армии и расширения сделанного ею про­рыва австро-венгерского фронта, в ее район стали прибывать крупные подкрепления с Се­верного и Западного фронтов. Ее размеры и си­лы настолько увеличились, что командование фронтом решило обрезать ее участок. Для этого два ее левофланговые корпуса были переданы в состав ее соседней слева 11-ой армии, которая, в свою очередь, оба свои южные корпуса отда­ла своей соседке, 7-ой армии. Таким образом, наш 18-ый армейский корпус перешел теперь в состав этой последней.

К этому времени полковник Гандзюк всту­пил в командование 91-ым Двинским полком 23-ей пехотной дивизии все того же 18-го ар­мейского корпуса.

В последних днях июня было начато энер­гичное наступление на фронте нашей 7-ой ар­мии, которая к 1-му июля продвинулась к за­паду от линии Езержаны-Порхов. В этих боях полковник Гандзюк был тяжело ранен. Он, не щадя себя, несмотря на сильный неприятель­ский артиллерийский и пулеметный огонь, в самых опасных условиях боя лично руководил наступлением своего полка. За свою распоря­дительность и самоотверженное командование полком в этих боях, полковник Гандзюк был награжден внеочередным Владимиром 3-й сте­пени, получил Высочайшее благоволение и французскую военную медаль.

Только осенью, по излечении своих ран, вер­нулся полковник Гандзюк на фронт и вскоре был назначен командиром 416-го Верхнедне­провского пехотного полка 104-ой пехотной ди­визии, входившей в состав 34-го армейского корпуса.

Зима 1916-17 гг. была очень снежная. Силь­ных морозов на Волыни не было, зато огромнейшие массы снега засыпали сугробами все дороги, заполнили окружавшие нас со всех сто­рон громадные лесные пространства, делая их непроходимыми. Мало известная раньше река Стоход, один из многочисленных притоков При­пяти, в истории 1-ой Мировой войны стала из­вестной целым рядом тяжелых и кровопролитнейших боев 1915 и 1916 годов, которыми наша старая армия вписала немало славных страниц. Вот именно на этом Стоходе, там где он делает характерную петлю в форме острого угла, об­ращенного своим острием на восток, 34-ый ар­мейский корпус занимал позицию с осени 1916 года. Позиция эта не шла, как это бывает обык­новенно, вдоль русла реки. Она резала выше­упомянутую петлю Стохода в ее самом -широ­ком месте, опирая свои фланги о реку, правый — восточней деревни Ситовица, а левый около Малого Порска, образуя, таким образом, здесь как бы тет-де-пон. Длина этого корпусного уча­стка была около 17 верст и его правую часть за­нимала 104-ая пехотная дивизия. Начиная с ян­варя 1917 года на участке корпуса царила ти­шина, нарушаемая от времени до времени пред­приятиями наших охотников с целью добычи «языка» (захвата пленных). В этих предприя­тиях особенно отличались охотники 416-го Верхнеднепровского полка полковника Ган­дзюка, постоянно доставлявшие штабу корпуса захваченных ими германских пленных, опра­шивать которых приходилось автору этих строк.

Здесь же застала наш корпус февральская революция, которая мало отразилась на настро­ении последнего. Вероятно, удаленность от же­лезных дорог отбила у агитаторов охоту разла­гать 34-ый корпус.

Весной корпус был переброшен в Галицию, в состав 7-ой армии, где занял позицию к севе­ро-западу от города Бучача. Эта переброска корпуса была связана с предполагавшимся в течение лета наступлением «свободнейшей в мире армии», задуманным Временным Прави­тельством. А выбор, павший для этого на 34-ый корпус, был вызван его моральным состояни­ем, нетронутым еще ядом приказа № 1-ый, а также революционной агитацией и пропаган­дой. Несколько недель спустя, 34-ый армей­ский корпус был переведен немного севернее, в район восточней города Бжежан, где предпо­лагался главный удар 7-ой армии. Здесь полков­ник Гандзюк попал во главе своего нового пол­ка в район, хорошо ему известный из боев 1915 и 1916 годов.

Как известно, это так называемое «насту­пление Керенского» окончилось полнейшей не­удачей и развалом наших армий. Однако от­дельные светлые эпизоды этого, самого по се­бе предрешенного (принимая во внимание тог­дашнее моральное состояние наших войск) на­ступления, наглядно напомнили нам все быв­шее величие и, главное, традиции старой Рос­сийской Императорской армии. Одним из таких

эпизодов была атака нашей 104-ой пехотной дивизии и захват ею высот «Дике Ланы» тут же, к востоку, при самом городе Бжежаны, — важном для противника узле путей сообщения. Сам Керенский уговаривал дивизии и полки 7-ой армии, призывая их произвести атаку не­приятельских позиций. Некоторые из них с ме­ста заявили, что принимать какое либо участие в этом наступлении даже и не думают, другие обещали атаковать, однако в последнюю мину­ту раздумали и с места не сдвинулись. Из четы­рех дивизий, входивших во время этого насту­пления в состав 34-го армейского корпуса, то­лько 104-я произвела своим полным составом эту атаку и то только — благодаря полковнику Гандзюку.

С тех пор, как эта дивизия из лесов над Сто- ходом попала на поля Галиции, ее моральное состояние очень поколебалось, надрываемое постоянной разлагающей работой многочислен­ных большевистских агентов, а также приме­ром соседей. Только 416-ый Верхнеднепров­ский полк, который твердо держал под своим постоянным влиянием его новый командир, полковник Гандзюк, еще не потерял своего во­инского духа. Когда же, после длительной и основательной артиллерийской подготовки, на­ступил для 104-ой пехотной дивизии срок ата­ки, она заколебалась и не двигалась с места. Тогда полковник Гандзюк своим громким, зыч­ным басом обратился к полку, напомнив ему в нескольких теплых словах его долг перед ро­диной. Потом выхватив из ножен шашку и ско­мандовав «Полк, за мной!», первым бросился на германские окопы. Весь Верхнеднепровский полк, как один, пошел за своим командиром, заражая примером всю 104-ую дивизию и неко­торые соседние части других дивизий. Захва­чены были, одна за другой, три линии окопов, занимаемых германскими 15-ой и 24-ой резерв­ными дивизиями. Три дня держали части 34-го армейского корпуса захваченные окопы, не имея возможности дальше развить свой успех, так как ни один из соседних корпусов не дви­нулся с места. А когда на третий день немцы подвезли свою совершенно свежую 241-ую ди­визию и всеми своими тремя дивизиями контр­атаковали 34-ый корпус, глубоко охватывая оба его фланга, последний, истекая кровью, вынужден был отойти на свою исходную пози­цию.

За эту героическую атаку полковник Ган­дзюк был представлен к Георгию 3-ей степени и вскоре был произведен в генералы.

Ввиду понесенных корпусом тяжелых по­терь, он был отведен в резерв армии, в район Вулканов на реке Серет.

Тут начался новый, последний период судь­бы доблестного полковника Гандзюка.

В поисках путей к восстановлению боеспо­собности нашей армии, Главнокомандующий, генерал Брусилов направил к командиру 34-го армейского корпуса, генералу Скоропадскому, офицерскую делегацию — представителей ук­раинской Центральной Рады в Киеве, с пред­ложением украинизировать его корпус. Скоро­падский хотел прежде всего убедиться в том, что из себя представляет Центральная Рада, это самочинно создавшееся украинское правитель­ство, и познакомиться с возглавлявшими по­следнее людьми. Для этого в сопровождении ав­тора этой статьи выехал он в автомобиле в Ки­ев. Впечатление, произведенное на генерала Скоропадского правительством Центральной Рады было самое отрицательное, поэтому хотел он отказаться от украинизации своего корпуса и для этого решил съездить в штаб Юго-Запад­ного фронта, чтобы сообщить лично Главноко­мандующему свои впечатления. Однако эта его поездка в Каменец-Подольск, местонахожде­ние штаба Юго-Западного фронта, совпала с переходом немцев в наступление на всем фрон­те. Скоропадский, вместо доклада у Главноко­мандующего, поспешил вернуться в свой кор­пус, местонахождение которого было в штабе фронта неизвестно. Наши армии этого наступ­ления не выдержали и в полном расстройстве отходили на всем фронте на восток. В штабе 7-ой армии только приблизительно могли ука­зать на район, где должен был находиться 34-ый армейский корпус. В поисках последнего только с громадным трудом пробирались мы ав­томобилем по дорогам, запруженным отходя­щими обозами и толпами солдат, потерявшими всякий воинский вид. Ехали мы шагом, с по­стоянными невольными остановками, в северо­-западном направлении, в поисках штаба корпу­са.

Понадобилось много часов, пока мы его на­шли. Там узнали мы, что из всего корпуса еще только 416-ый Верхнеднепровский полк пол­ковника Гандзюка удерживает где то, с кое ка­кими примкнувшими к нему остатками других частей корпуса, наступающего противника. Ка­кой либо надежды на то, чтобы 34-ый армей­ский корпус удержит наступающего противни­ка, не было, так как этот корпус, так же как и его соседи, был уже в полном расстройстве и только и думал о том, чтобы как можно дальше уйти от наступающих немцев.

Скоропадский приказал мне немедленно же ехать в автомобиле на розыски полковника Гандзюка, ориентироваться у него в обстанов­ке и дать ему указания, куда следует ему отхо­дить с полком. Пришлось ехать наугад, так как никто точно не знал, где находится 416-ый полк. Проехав немало верст и постоянно спра­шивая офицеров встречных, отходящих частей, я наконец, услышал где то впереди шум боя, в направлении которого я теперь направился. На какой такой тропинке мой конь за­стрял. Дальше ехать было невозможно. Но шум боя казался совсем уже недалеким. Впереди трещали пулеметы, разрывались снаряды, но еще ничего не было видно. Я продолжал путь пешком, держа направление на все яснее и гро­мче доносившийся шум боя. Пройдя версты три, поднялся я на находящуюся передо мной воз­вышенность и тут вдруг увидел незабываемое зрелище: впереди, 416-ый полк и еще какие то части, как на маневрах, занимали длинную ка­наву, пересекающую поле, и вели огневой бой с противником, который тоже где то укрылся. Не смотря на сильный неприятельский огонь, ясно видна была богатырская фигура полковника Гандзюка, который лично руководил боем, стоя во весь рост. Приходилось только удивляться, что еще ни одна пуля не задела полковника в этот день. На мой вопрос, почему он не укроет­ся за возвышенность, почему так легкомыслен­но рискует своей жизнью, полковник мне отве­тил: «На войне бывают моменты, когда необхо­димо ставить ва-банк свою жизнь, иначе побе­дителем будет противник». И был он несомнен­но прав, так как вероятно только личный при­мер любимого командира удерживал всех этих людей, уже затронутых большевистской про­пагандой, от того, чтобы покинуть цепь и, так­же как тысячи других, бежать от противника. Больше всего волновало полковника Гандзюка то, что патроны были на исходе и, не зная, где находился полковой обоз с патронными дву­колками, он был лишен возможности их попол­нить. Положение его полка было опасное, так как не было артиллерии, которую немцы име­ли. Кроме того, свободно можно было устано­вить, что последние накапливались против флангов полка.

Ориентировавшись в обстановке, указав ему на карте рубеж, на который должен был он от­ходить и обещав ему раздобыть и прислать па­троны, направился я в обратный путь. Прихо­дилось удивляться, что несмотря на царивший уже в то время полнейший развал армии, пол­ковник Гандзюк все еще непоколебимо верил в свой полк и в то, что последний исполнит свой долг. Это верно он его еще крепко держал в ру­ках и я с удивлением спрашивал себя, как он это делает? Ведь его полк был сформирован всего лишь летом 1915 года из ополченских дружин! Кроме того, всего лишь десять дней перед тем он понес огромные потери в боях за Дике Ланы. Однако было ясно, что пока его воз­главляет полковник Гандзюк, ничто не может превратить его в такую дезорганизованную толпу, потерявшую всякий воинский вид, в ка­кую тогда уже обратились старые кадровые полки с богатыми, более чем трехсотлетними традициями и славным боевым прошлом.

В течение того же дня мне пришлось еще раз съездить по приказанию корпусного в 416-ый полк. Получив патроны, переходил он на новую позицию. Невольно залюбовался я его выравненными рядами и порядком, в котором он шел после тяжелого боя, со своим команди­ром во главе.

Пока полковник Гандзюк сдерживал прево­сходные силы германцев, наседавшие на него, энергичный генерал Скоропадский привел свой корпус, дезорганизованный и расстроенный примером других, более или менее в порядок, так что последний мог занять своими двумя ди­визиями уже готовые позиции вдоль реки Збруч, по обе стороны пограничного местечка Сатанов. Однако, долго не пришлось нам тут стоять. Уже на другой день пришел приказ Главнокомандующего Юго-Западным фронтом, теперь — генерала Корнилова, начать украини­зацию 34-го армейского корпуса. Таким обра­зом генералу Скоропадскому не приходилось больше задумываться над этим вопросом, пред­ложенным ему еще генералом Брусиловым. Те­перь оставалось только исполнить приказание Главнокомандующего.

Для проведения в жизнь этой украинизации корпус отводился на 100 верст в тыл, в район Межибужья. Начдив 104-ой генерального шта­ба генерал Люпов, бывший злополучный наш военный агент в Японии перед самой русско-японской войной, был отозван и на его место на­значен полковник Гандзюк, приказ о производ­стве которого в генералы как раз был получен.

О самой украинизации 34-го армейского кор­пуса я тут писать не буду. Интересующихся же этим вопросом отсылаю к статье В. Згуровского «Украинизация 34-го армейского корпуса» в № 414-м «Часового», от ноября 1960 года. Ска­жу тут только, что из всей этой «украиниза­ции», цель которой была поднять дух и возвра­тить боеспособность войсковым частям, ничего не вышло. После попытки русского наступле­ния (Керенского) летом 1917 года, развал армии достиг слишком больших размеров, чтобы еще можно было что либо сделать, чтобы оздоро­вить армию и вернуть ей боеспособность. Кро­ме того, Центральная Рада, так называвшееся тогдашнее правительство Украины, слишком боялась диктатуры дисциплинированного вой­ска, вооруженного и хорошо обученного и поэ­тому, вместо того, чтобы содействовать этой «украинизации», она всеми способами ее затру­дняла и тормозила. Предполагая, что его исто­рическая, гетманская фамилия вызывает эти опасения социалистической Центральной Рады, в конце 1917 года генерал Скоропадский отка­зался от дальнейшего командования корпусом и на его место был назначен генерал Гандзюк.

Между тем наступила зима 1918 года. В Рос­сии уже в минувшем октябре власть перешла к большевикам. Однако, Украину возглавляла пока что еще Центральная Рада, хотя ее дни были уже сочтены, так как она не имела, по своей собственной вине, никаких войск для обо­роны страны. А большевицкий «главковерх» Муравьев уже приближался со своими банда­ми к Киеву. Получив об этом сведения, генерал Гандзюк решил сделать последнюю попытку уговорить Центральную Раду опомниться и при помощи того, что еще осталось боеспособным из 34-го армейского корпуса, противостоять Муравьеву. Для этого отправился он 25-го ян­варя в сопровождении начальника штаба кор­пуса генерального штаба генерала Сафонова и полковника Гаевского в Киев.

Поездка эта оказалась для него роковой. Не доезжая до Киева, автомобиль их был останов­лен бандой матросов, человек в 20-25. Оказалось, что еще накануне Киев был захвачен бандами Муравьева, о чем в штабе корпуса, находив­шемся в Белой Церкви, еще ничего не было из­вестно.

Опознав генералов, матросы хотели тут же их расстрелять. Однако, генерал Гандзюк по­требовал от матросов отвести их к своему выс­шему начальству. Их привезли в Киев и пред­ставили так называемому военному трибуналу, который возглавлял сам Муравьев.

Обоим генералам и полковнику Гаевскому было предложено вступить в Красную армию, от чего они отказались. Тогда последовал при­говор Трибунала: «Отправить их в штаб Духо­нина».

Арестованных отвезли поездом к зданию Военно-Инженерного училища, где было место большевицких расстрелов. В вагон ворвалась толпа матросов и, угрожая штыками, скомандо­вала «Выходи на расстрел!» Тогда генерал Гандзюк обратился к своим спутникам со следую­щими словами: «Просить и унижаться перед этими мерзавцами не будем! Единственное, что могу пожелать нам, — это умереть героями!». Сказав это, обнял генерала Сафонова и полков­ника Гаевского и расцеловался с ними. После чего он заявил: «Как командир корпуса, я вы­хожу на расстрел первым!» Это происходило уже после 17 часов 25-го января 1918 года.

У стены здания Военно-Инженерного учи­лища находилась коновязь. К этой коновязи подвели матросы арестованных генералов. Раз­дался залп и оба генерала упали. Тогда полков­ник Гаевский, видя, что теперь будет его оче­редь, пока матросы еще возились при расстре­лянных генералах, воспользовался наступив­шей темнотой и бросился бежать. Сначала ма­тросы оторопели, потом стали беспорядочно стрелять вслед убегающему, но только легко ранили его.

Таким образом полковник Гаевский спасся от расстрела и, благодаря этому, стали известны все подробности о последнем дне героической жизни Якова Григорьевича Гандзюка, этого вы­дающегося представителя нашей бывшей Им­ператорской армии.

Летом 1918 года, когда власть на Украине перешла к гетману Скоропадскому, после дол­гих и тщательных поисков, наконец удалось найти тела обоих, зверски убитых большеви­ками генералов в массовой могиле на одном из Киевских кладбищ. Теперь они были похоро­нены с отданием воинских почестей на малень­ком кладбище около развалин монастыря на Подоле. Ввиду того, что на теле генерала Ган­дзюка были обнаружены 12 штыковых ран, на­до полагать, что он не был сразу убит при рас­стреле и только позже прикончен штыками.

На могиле генерала Гандзюка был постав­лен простой дубовый крест с надписью: «Здесь покоится прах генерал-майора Я. Г. Гандзюка, зверски убитого большевиками 25-го января 1918 года».

Так трагически закончилась героическая жизнь этого скромного, но выдающегося пред­ставителя нашей старой Императорской армии, всю свою жизнь, все силы и здоровье посвятив­шего своей родине, которой он остался верен до конца.

В. Кочубей

Добавить отзыв