ВОЕННАЯ БЫЛЬ

(Конец Белого Приморья 1922 год)
По рассказам участников боев и запискам поручика Б. Филимонова.

Японцы покидали Приморье не то под давлением союзников, не то своих же политических партий. Красные зашевелились, почуя хорошую добычу — еще не разграбленный ими Приморский Край. Белыми из Харбина был приглашен находившийся там Генерального Штаба Генерал-Лейтенант Дитерихс, который, приехав, принял на себя верховное командование, всех объединил и приступил к реорганизации крохотных остатков когда-то большой Белой армии.

Особенной уверенности удержать Приморье одними маленькими белоповстанческими отрядами, переименованными Генералом Дитерихс в Земскую Рать, было мало. Не испытавшее прелестей советских свобод, распропагандированное коммунистическими агитаторами население края на все призывы белых оставалось глухо и в большинстве с восторгом ожидало прихода красных освободителей — «нашу народную власть», как часто приходилось слышать от местных крестьян и казаков. На все увещевания наши почти всегда был один тот же ответ: «Вы ребята хорошие, но те — все-же наши».

В сердцах белых защитников Края однако теплилась маленькая надежда. В разных частях России вспыхивали, хотя и разрозненные, но крупные восстания. Уповая на волю Божью, Генерал Дитерихс начал перегруппировку своих сил. Земская Рать, оставшись верной России и долгу, приготовлялась к обороне, решив отстоять Приморье или отдать последний клочек русской земли дорогой ценой. Ее отряды спешно передвигались на отведенные для них Штабом Земской Рати участки обороны.

Главные силы Рати (3-й Корпус) под командованием Генерала Молчанова перебрасывались по линии железной дороги за Спасск навстречу красным регулярным частям. Восточно-Сибирская казачья Рать (Забайкальцы Ген. Глебова) сосредоточилась в окрестностях Сучанских копей, кишевших красными партизанами. Части 2-го корпуса Ген. Смолина уходили из Никольска-Уссурийского очищать от партизан Приханкайский район, лежавший к западу от железной дороги. Остатки 1-й Стрелковой бригады — Уральцы и Егеря, сведенные в полк под командованием Полковника Доможирова были переведены во Владивосток. Глуткинская батарея полковника Романовского, входившая в состав 1-ой Стрелковой бригады, продолжала оставаться в Никольске-Уссурийском, числясь в рядах 2-го Корпуса.

Сибирская казачья Рать, только что составленная из Оренбуржцев, Сибирцев и Енисейцев, под командованием Генерала Бородина, Командира Оренбургской бригады, переходила в район ряда сел и деревень, раскинутых на восток от южной части железной дороги Никольск-Уссурийский — Спасск. Ей поручалось охранять дорогу от нападения красных партизан товарища Шевченки, группировавшихся в селе Анучино, в ста верстах к востоку от дороги.

Прибыв в указанный ему район, Генерал Бородин поставил в селе Ивановка, лежавшем на тракте Никольск-Анучино, Сводный Сибирско-Енисейский казачий полк Генерала Блохина (Сибирца). Этот полк состоял из сотен Сибирцев — Войскового Старшины Афанасьева и Енисейцев — Войскового Старшины Бологова. Сибирскую казачью батарею Подполковника Яковлева, без орудия, поместил в деревне Лефинке, находившейся в десяти верстах на запад от Ивановки. Единственная французская пушка этой батареи оставалась неразгруженной с платформы на железнодорожной станции Ипполитовка, на которой сам Генерал расположился со своим Штабом. Своих Оренбургских казаков Генерал Бородин распределил по селам — Ляличи, Монастырище и Черниговка, лежавшим к северу-западу от Ивановки. На охране ст. Ипполитовка стояла отдельная сотня Уральцев, не входившая в состав Рати.

Началась боевая страда. Казаки сразу принялись за укрепление своих участков, строя опорные пункты и преграждая подступы к ним проволочными заграждениями.

Глуткинская батарея все еще находилась в Никольске-Уссурийском. Совершенно неожиданно пришло распоряжение о переводе ее в Сибказрать. Офицерами батареи это назначение было принято с чувством некоторого облегчения и тревогой. Уход из второго Корпуса почти всеми приветствовался, но приходилось расстаться с «Омцами» (Пехотный полк) — прекрасными боевыми соратниками. А казаки — Бог их знает? Однако все сомнения быстро рассеялись. Приехав на станцию Ипполитовку, батарея встретила самое благожелательное отношение всех, от самого Командующего Ратью до последнего казака. Со ст. Ипполитовки батарея вскоре была отправлена в село Ивановку и там быстро влилась в дружную семью Енисейцев и Сибирцев, составлявших его гарнизон.

Это огромное село, расположенное при слиянии двух маленьких рек, своей северо-западной стороной, шириною немного больше версты, упиралось в реку Лефа, через которую имелось только два довольно глубоких брода. Около одного из них был переброшен на другой берег узкий, в одну доску, переход для пешеходов. Юго-западная и южная стороны села Ивановки растянулись, более трех верст, вдоль огибавшей их совсем маленькой, с обрывистым правым берегом, речушки Ивановки. Она была настолько мелкая, что ее было легко где угодно перейти вброд. На другом ее берегу, рядом с проходившим мимо трактом Никольск-Анучино, который пересекал южную часть села Ивановки, поместился небольшой выселок — Красное Село. Три небольших деревянных мостика соединяли его с Ивановкой. Северо-восточная окраина этого сильно раскинутого села выходила на открытые поля в сторону села Ширяевки, — аванпоста красных партизан товарища Шевченки. В северном углу, за селом, почти у самого берега реки Лефы, стояла невысокая сопка и недалеко от нее, в улице села, находилась больница. В поле, на восток от больницы, виднелось кладбище и на юг от него одиноко торчал общественный амбар.

В центре села, около версты от реки Лефы, протянулась, поперек его, не очень большая площадь. На северном ее конце стоял дом волостного правления, а на южном возвышалась большая с высокой колокольней, деревянная церковь, обнесенная деревянной же оградой. В южном, выходившем на площадь углу ограды примостилась маленькая сторожка и радом с ней широкие деревянные ворота, на верхней перекладине которых, посередине, висела небольшая, в киоте под стеклом, икона Божьей Матери. Наискось от ворот, на другой стороне площади, в большом доме помещалась школа.

Небольшому отряду белых, состоявшему из 180 пеших и 99 конных, при 8-ми пулеметах и 2-х трехдюймовых орудиях, даже не приходилось и думать, чтобы ставить сторожевые посты и охранять все сильно разбросанные окраины села. Гарнизон белых обосновался в сравнительно маленькой его главной части, выходившей одной стороной на площадь, а другой — на реку Лефа. Было сразу приступлено к оборудованию нескольких небольших и двух главных опорных пунктов — в доме волостного правления, занятого Енисейцами, и в школе, где поместились Сибирцы. В промежутке были установлены, на некотором расстоянии одна от другой, только что прибывшие две пушки, дулами в сторону церковной ограды. Между ними начали рыть окоп для батарейных разведчиков. Работа кипела, но ее конца еще далеко не было видно. Проволочными заграждениями быстро

обтянули только два главных пункта. На церковной колокольне, как обычно, пристроился артиллерийский наблюдательный пункт. Остальную никем не занятую часть села патрулировали только днем. Красные партизаны, переодетые мужиками, имея легкий доступ, безнаказанно по ней прогуливались.

16-го сентября Генерал Блохин по каким-то делам уехал во Владивосток. Начальником гарнизона за него остался Войсковой Старшина Бологов. Вечером, окончив работу, все разошлись по своим квартирам. Вернулись патрули и высланные за село разъезды. Было тихо и спокойно. Красных нигде не было видно. Стоял чудный, прохладный осенний вечер, и ничто не предвещало грозившей опасности. В офицерской избе батареи, поужинав, засели за преферанс. Пулька затянулась — был третий час ночи, когда разошлись. Остался бодрствовать один дежурный офицер. Походив немного по комнате, он присел к столу. Думать ему ни о чем не хотелось — стоявшая кругом тишина клонила ко сну. Без дела, время тянулось очень медленно. Он взглянул на часы — было четыре часа утра. «До рассвета еще далеко», подумал он. Вдруг до его слуха с восточной стороны села донесся громкий лай собак. Всполошились все как-то разом, но и быстро все опять замолкли. Дежурный не придал этому никакого значения — мало что им там взбрело на ум. В избе становилось душно, и он вышел на крыльцо освежиться. Стояла ясная ночь. Высоко в небе поблескивал месяц, и ярко светились звезды. С полей тянуло холодком и заставляло его ежиться. В одной гимнастерке было слишком прохладно, и он повернулся уходить. В этот момент, прорезая тишину, в стороне, где так недавно лаяли собаки, прозвучало несколько винтовочных выстрелов и почти следом за ними раздалось громкое «ура» многих десятков голосов. Незаметно подошедшие к селу красные бросились в атаку на укрепления белых. Поднялась тревога. Батарейцы, кой-как одевшись, кинулись к своим пушкам. Казаки спешили занять свои опорные пункты.

Двухорудийная батарея красных начала обстрел села. То там то здесь, сверкая в воздухе, с треском вспыхивали огоньки рвавшихся шрапнелей, пули которых, как горохом, осыпали близлежавшие дворы и крыши домов. Партизаны, неистово крича «ура», шли на штурм волостного правления. Со всех опорных пунктов неслась сильная ружейная трескотня и рокот пулеметов. Невероятный шум от выстрелов и вой несшихся по всем направлениям пуль сливались в сплошной гул. Красные наступали со всех сторон. Телефонная связь Ивановки со Штабом Генерала Бородина оказалась прерванной. Партизаны перерезали провода. Ждать помощи было неоткуда. Оставалась единственная надежда на Лефинку — может быть услышат и сообщат.

Встреченные метким огнем защитников волостного правления, штурмовавшие его красные, понеся значительные потери, не выдержали и залегли, продолжая кричать «ура» и обстреливать дом. Батарейцы, спокойно выжидая, стояли около своих орудий, вглядываясь в раскинувшуюся перед ними площадь. Впереди внезапно показались какие-то тени. Красные партизаны, проникнув через дом священника, появились на площади и с криком «ура» бросились на пушки. Раздалась команда: «На картечь!» — Загремели орудия белых, освещая на темном фоне неба силуэт стоявшей немного в стороне церкви. Икона Божьей Матери на церковных воротах, отсвечивая своим стеклом вспышки выстрелов, замигала, как маяк.

Нарвавшись на картечь, партизаны побежали назад, — наступление красных оборвалось. Они начали отходить на окраины села. Постепенно прекратилась стрельба и на других участках.

Воспользовавшись временным затишьем, батарея белых перевела огонь по красной батарее. По вспышкам с наблюдательного пункта определили ее местоположение и, быстро нащупав, подбили одно орудие. Другое не замедлило сняться с позиции и ускакать в тыл. Наступила странная тишина. Только со стороны Лефинки доносилась отдаленная ружейная и пулеметная стрельба. Красные наступали и там. С колокольни были видны их цепи.

Немного передохнув, красные сделали вторую попытку атаковать центр белых — волостное правление и школу, которую обороняли Сибирцы. Потерпев здесь опять неудачу, партизаны небольшими силами повели наступление на левый фланг белых, стараясь его охватить. На помощь находившейся там цепочке Енисейцев были посланы конные Сибирцы и первое орудие повернули для ведения огня по кладбищу. Встретив сопротивление, красные откатились назад. Стрельба быстро затихла, и снова наступила тишина.

В полдень В. Ст. Бологов решил сам перейти в наступление и очистить село от партизан. Белые двинулись вперед. На правом фланге Сибирцы быстро перешли речушку Ивановку и, выбив красных, заняли Красное Село. На левом — конные Енисейцы овладели кладбищем. В центре пешие Сибирцы, продвигаясь между домов по главной улице, встретили упорное сопротивление противника и задержались. На флангах наступление белых продолжало успешно развиваться. С церковной колокольни в это время наблюдатель заметил большую конную колонну красных, двигавшуюся из Ширяевки на поддержку партизан. Силы становились далеко не равные и контр-наступление белых остановилось.

Орудие красных с очень далекой позиции снова открыло огонь по селу, и партизаны перешли в наступление. 2-е орудие белых (Капитан Стихин) начало обстреливать Красное Село. Занимавшие его Сибирцы, под давлением противника, отходили, но поддержанные пушкой, перейдя речушку, залегли на ее правом высоком берегу и, открыв огонь, остановили наступавших. 1-е орудие (Капитан Окорков), передвинутое на заднюю улицу, вело огонь по району больницы, где партизаны превосходящими силами сильно потеснили конных Сибирцев и заняли северную сопку. Сибирцы отошли в улицу села. Спасать положение с 35-ю конными енисейцами бросился В. Ст. Бологов и задержал красных. Шла беспорядочная стрельба на всех участках обороны. Но с места противники не двигались. Заняв удобные позиции, и белые и красные выжидали. День клонился к вечеру. Начало быстро смеркаться. В темноте партизаны могли легко просочиться сквозь редкие цепи белых и захватить орудия. В. Ст. Бологов, посоветовавшись с командиром батареи, Полковником Романовским, отдал приказ своему отряду выходить из села.

Осторожно, не спеша, чтобы не привлечь внимания красных, обозы, батарея и конные казаки двинулись к переправе через реку Лефу. Часть пеших казаков, оставшись на позициях, вела перестрелку с партизанами, прикрывая отход.

Один из офицеров Глуткинской батареи (Название это она носила по фамилии командира 1-й Стрелковой бригады в которую она раньше входила), кажется — Прапорщик Носков, (к сожалению, кто именно, я точно узнать не смог) в своем дневнике записал:

«Темнело… Движения у противника не было заметно. Поэтому орудие молчало. Люди ждали: Что будет дальше?.. Гнусаво загудел телефон. Командир батареи вызвал Капитана Окоркова. «Сматываться, уходим из Ивановки». Меланхоличный «Бандура» улыбнулся и приказал осторожно и тихо выводить передок со двора. «Осторожнее, господа!.. — Откатили назад орудие… Подвели передок. Опасались, что красные заметят — откроют огонь. Нет, все тихо… По косогору спустились вниз к реке. Шумит вода на мельнице. В вечернем сумраке блестят струйки воды, отражая небо. Вот здесь брод. Левее его — высокий мостик в одну доску шириной. Ниже по течению река заворачивает влево. Высокий берег, поросший кустарником, навис над рекой. — Наши конные оставили какую-то высоту, левее больницы, под давлением красных — уж не эту ли?.. Оба орудия спустились под горку — разведчики нащупали брод. Ну, пора… Головное орудие пошло по реке.

Запенилась вода под колесами и ногами коней. От них по реке пошли большие круги. Не заметили-ли красные переправы?.. По дощечке, один за другим, переходили люди. Второе орудие тоже перешло реку. Брод был глубок. Теперь шли повозки… На сопке, что повисла над рекой, раздался один, другой ружейные выстрелы. Не по нам-ли?.. Нет, опять все тихо… Когда двинулись вперед без дороги, то все облегченно вздохнули, хотя опасность была все еще близка и серьезна. С каждым шагом Ивановка оставалась все дальше и дальше, но нависший берег реки с сопкой, покрытой кустарником, той самой, про которую говорили, что она занята красными, не удалялся. Было уже достаточно темно и колонна шла, стараясь производить как можно меньше шума, все-же не настолько, чтобы зоркий глаз с сопки не мог заметить подозрительного движения».

«Стало совсем темно. Тихо, без шума шли люди среди полного мрака. Тускло мигали звездочки. Орудия шли по полю, без дороги. Высланные вперед конные ее искали. Она должна было быть где-то здесь, поблизости. Не сбились ли? Как бы не угодить к красным в лапы. На минуту колонна остановилась, но вот впереди мелькнула фигура конного — это казак. Дорога найдена, она совсем близко».

«Люди шли молча. Все были сильно утомлены. Каждый про себя думал свою думку. Идти теперь было легче — полевая дорога это тебе не пашня, ноги не проваливаются в рыхлой земле. Прибавили ходу. Мелкой рысцой пошли кони. Нет-нет, да и задребезжит орудие на редком ухабе. Откуда-то появились облака, быстро застилая бездонное небо. За ними скрылись звездочки. Редко-редко где блеснет — одна, другая… Облака спустились низко к земле и сомкнулись в плотные тучи. Колонна не успела отойти и двух верст от Ивановки, как стал накрапывать мелкий дождик. Вот, впереди мелькнул заметный пригорок. Виднелись какие-то кустики на нем. Подковы коней ударились о камни, затарахтело орудие… Дождик усиливался. Колонна прибавила шаг… Не Ивановка и партизаны заняли теперь главное место в умах белых бойцов, — тучи и дождь поглотили все их внимание. Он все усиливался и превратился в настоящий ливень. Дорога под ногами стала едва заметной. Опасность сбиться с пути и потерять ее вновь выросла.»

Около 10-ти часов вечера все промокшие и измученные, наконец, добрались до заимки Дорошенки, расположенной среди гор. Боясь сбиться с пути, решили остановиться до утра на привал. На заимке была всего лишь только одна хата, да и то небольшая. Чтобы дать возможность каждому хоть немного отдохнуть и подсушиться, было приказано каждые два часа производить смену людей в хате. Остававшиеся около Ивановки конные разведчики донесли, что в селе тихо, спокойно и преследования нет.

К утру дождь прекратился и распространилась приятная весть, что партизаны, понеся в своих трех наступлениях сильные потери и не надеясь больше на успех, ушли восвояси. Оказалось, что В. Ст. Бологов с частью пеших казаков, прикрывавших отход колонны, из села не вышел, а продолжал оставаться в опорных пунктах и следил за действием противника. Истинное положение он уже прекрасно знал к 10 часам вечера, но вызывать в такой свирепый дождь отряд обратно нашел неразумным и решил подождать до утра.

В 7 часов утра 18-го сентября, ушедшая колонна белых выступила из заимки Дорошенки назад в Ивановку. Людям и коням было тяжело идти — дорога после дождя розмокла и сделалась вязкая, но настроение у всех было бодрое — красные отступили. К 10-ти часам утра вернулись обратно в Ивановку и разошлись по старым квартирам. Стоял пасмурный день. Только изредка сквозь темные облака, заволакивавшие небо, прорывались солнечные лучи, озаряя лужи, остававшиеся от ночного ливня. Вскоре из Ляличей пришли Оренбуржцы во главе с Командующим Сибказрати, Генералом Бородиным. Красные наступали одновременно на все села и деревни, занимаемые Ратью, но везде были отбиты.

Ознакомившись с обстановкой, Генерал Бородин решил проучить красных и произвести налет на село Ширяевку, в которой, по сведениям крестьян, находились отступившие от Ивановки партизаны.

В три часа дня части Сибказрати выступили из Ивановки. Быстро подойдя к Ширяевке, неожиданно атаковали отдыхавших в ней красных партизан. Холодное, вечернее солнце бросало свои косые лучи на кустарники, дорогу и мазанки села. Застигнутые врасплох партизаны в беспорядке выскакивали из него, разбегаясь в разные стороны, второпях бросая снаряжение, повозки и раненых. Сумерки начали быстро спускаться на землю, и Генерал Бородин приказал прекратить наступление. Подобрав все, что было брошено красными, части Сибказрати вернулись в Ивановку, потеряв за два дня боев, только 13 человек ранеными и убитыми. Чья-то невидимая рука охраняла казаков и батарейцев.

Генерал Бородин и его Оренбуржцы вернулись на свои старые стоянки. Белые в Ивановке зажили обычной жизнью, укрепляя опорные пункты и продолжая усиливать проволочные заграждения. Два дня прошли спокойно. На третий (21-го сентября) утром в. Ст. Бологов с конными казаками произвел глубокую разведку. Ни в Ширяевке, ни дальше за ней, в Лубянке Тарасовке и Мещанке, красных не были видно.

Из Штаба Воеводы Земской Рати Генералу Бородину пришло распоряжение приготовиться к походу на Анучино — логовище красных партизан. В поход были назначены: Сибказрать со стороны Ивановки и Полковник Аргунов с Омцами (Пехотный полк) — со стороны Черниговки.

25-го сентября в Ивановку прибыли Оренбуржцы, а на следующий день Генерал Бородин со Штабом. Прибыла также французская пушка Сибирской казачьей батареи, снятая наконец с платформы. На церковной площади Генерал Бородин произвел смотр своим войскам.

Рано утром 27-го сентября, еще солнце не поднялось из-за гор, Сибказрать выступила из Ивановки по тракту в сторону Анучина. В авангарде шли Сибирцы, Енисейцы и одно орудие Глуткинской батареи. Двигались легко — дорога была в хорошем состоянии. По обе ее стороны расстилались поля. Вдали виднелись заросшие лесом сопки. Быстро прошли мимо лежавшей немного в стороне от тракта Ширяевки, — красных в ней не было, только облаяли встревоженные собаки. В Тарасовке — тоже никого. Был полдень. Остановились на короткий привал. Конные разъезды ушли вперед. Немного простояв и накормив коней, двинулись дальше. Дорога пошла высоко по горе. Кругом лес. Сквозь редкие прогалины внизу виднелись луга, за которыми небольшой перелесок на холме и дальше — очертания деревни Мещанки. Внезапно лесную тишину прорезали несколько ружейных выстрелов. По лугу во весь опор несся разъезд казаков. Стреляли по ним. Сомнения не было — Мещанка занята противником. Все насторожились. Осторожно, с остановками, стали спускаться вниз. Скоро гора осталась позади. Перешли два каких-то маленьких ручейка. Голова колонны подошла к крутой, поросшей сопке, нависшей слева от дороги над рекой Сандуганом. Пешие казаки рассыпались по обе стороны дороги в цепь и двинулись к деревне. Орудие по дороге следовало за ними. Кругом тишина, ни звука не слышно и никого не видно. Было начало второго часа дня.

Красные партизаны, заняв на краю деревни и по сопкам, возвышавшимся на Мещанкой, хорошую позицию, подпустили белый авангард почти вплотную и открыли по нему сильный ружейный и пулеметный огонь. Цепи казаков, вышедшие уже на открытое место, попали под жестокий обстрел и бросились назад, ища укрытия в кустах. Пронесся мимо пушки и конный разъезд. Орудие оказалось впереди цепи. Капитан Окорков (командир орудия) не растерялся. Пушку сняли с передка и под вой несшихся пуль открыли огонь на картечь. Цепи казаков моментально остановились и двинулись вперед.

Противник усилил огонь и сделал попытку перейти в наступление, но был отбит Енисейцами, которых вел В. Ст. Бологов. В. Ст. Афанасьев со своими Сибирцами стал взбираться на сопки, стараясь обойти красных слева. Гремело орудие Капитана Окоркова. Красные медленно, задерживаясь при каждой возможности, начали отступать. Бой продолжался пять часов. Наконец партизаны были выбиты и белые, потеряв ранеными и убитыми 26 человек, заняли деревню. Потери были только среди казаков.

Начало темнеть, когда подошли не принимавшие участия в бою главные силы с Генералом Бородиным. Выставив по сопкам заставы, начали устраиваться на ночлег. Бедная домами деревня не могла всех вместить. Большинству пришлось расположиться на связках сена и соломы, разбросанных вдоль плетней. Погода стояла хорошая. Утомленные переходом и боем люди быстро уснули крепким сном. Даже дождь из набежавшей ночью тучки мало кого разбудил.

В 4 часа утра (28-го сентября) был произведен подъем. Части Сибказрати выступили из Мещанки. В авангарде опять пошли Сибирцы, Енисейцы и первое орудие Глуткинской батареи. Дорога вилась по узкой долине реки Сандугана, прижимаясь левой стороной к высоким сопками поросшими лесом и густым мелким кустарником, который вплотную подходил к ней.

С правой стороны такой-же кустарник и местами — выше роста человека, густая трава. Дальше река и сопки. Кусты, переплетаясь между собой, представляли порой непроницаемую даже для солнечных лучей чащу.

Не более двух верст, двигаясь по этим дебрям, продвинулся авангард от Мещанки. Из кустов защелкали выстрелы. Красные поджидали белых. Капитан Окорков из своего орудия открыл огонь по чаще, откуда они неслись. Казаки рассыпались в цепь и, медленно продвигаясь вперед, полезли на сопки в обход засевших в кустах партизан. Беспрестанно останавливаясь и ведя непрерывный бой, изматывая лазаньем по сопкам своих людей, авангард белых к 10 часам утра подошел к деревне Большая Орловка, проделав всего 12 верст.

Перед Большой Орловкой красные, заняв хорошую позицию по краю деревни, решили белых задержать и открыли сильный огонь по наступавшим казакам. Заухала пушка белых, оглашая долину Сандугана своими выстрелами. Полковник Романовский (Командир батареи) наблюдал в бинокль за результатами выстрелов своего орудия. Спокойно и уверенно вели бой партизаны, но вдруг, как-то сразу, их стрельба ослабла. Где-то слева от деревни, на сопке, застрочил пулемет. Неутомимые Сибирцы и Енисейцы их обошли. Цепи красных поднялись и начали отходить. Полковник Романовский перенес огонь своей пушки по отступавшим партизанам. Сибказрать вошла в Большую Орловку.

Не задерживаясь, только произведя перегруппировку, Генерал Бородин двинул свои части дальше вперед. В авангарде теперь пошли Оренбуржцы и второе орудие Глуткинской батареи. Немного больше версты от Большой Орловки сопки и река круто поворачивали влево и в этом месте стояло в беспорядке несколько домов — Малая Орловка. Анучинский тракт, пройдя через эту деревушку, пересекал реку Сандуган и дальше шел в общем направлении на восток. Его путь преграждала довольно высокая прядь сопок. С версту от Малой Орловки дорога круто подымалась в гору (гора Брюхановка).

Медленно, ощупывая впередилежавшую местность, продвигались Оренбуржцы вперед. Следом за ними шло 2-е орудие (Капитан Стихин). Спокойно, не задерживаясь, прошли Малую Орловку. Орудие подошло уже к мосту через Сандуган. Другое орудие батареи, подтянувшись, остановилось на околице деревушки. Остальные части и обозы Сибказрати постепенно втягивались в нее. Из кустов, с другой стороны реки, раздались выстрелы укрывшихся в них партизан. Капитан Стихин моментально тут-же поставил пушку на позицию и открыл огонь. Прогремел выстрел, второй… Где-то сверху на горе Брюхановке прозвучал ответ. Орудие красных с закрытой позиции начало обстрел Малой Орловки. В воздухе вспыхивали облачки шрапнелей. То там, то здесь рвались гранаты, подымая вверх столбы грязи и камней. Сгрудившиеся в деревушке части и обозы Сибказрати начали из нее поспешно выходить на дорогу в Большую Орловку. Капитан Стихин перенес огонь своей пушки по горе Брюхановке, стараясь нащупать орудие партизан. Красным сверху было все видно, как на ладони. Их пушка била по белой батарее. Все ближе и ближе ложились снаряды. Одна из гранат разорвалась под ногами коня среднего уноса стоявшего на околице орудия. Кони рванули в сторону. Раздался треск лопнувшего дышла. Передок повернулся. Офицеры и солдаты бросились к коням и их задержали. Два коня были убиты и один ранен. Кругом рвались снаряды. Мимо орудий в тыл неслись коноводы Оренбуржцев, стараясь вывести коней из сферы артиллерийского огня. Кто-то из офицеров батареи им крикнул, прося помочь поднять передок, но никто не задержался.

Штабс-Капитан Решетников, вырвав из паскотины огромную жердь, быстро смастерил новое дышло. Подняли передок и перепрягли коней, заменив убитых и раненого верховыми. Оттянули орудие за деревушку и стали на позицию около стоявшей там французской пушки Сибирской казачьей батареи, обстреливавшей вершину Брюхановки. По ней же открыло огонь 1-ое орудие (Капитан Окорков). Впереди за деревней рявкнула пушка Капитана Стихина и строчили пулеметы и винтовки находившихся в цепи Оренбуржцев. Красные не наступали. Белые тоже не двигались с места. Раскаты орудийных выстрелов громким эхом отдавались в горах.

К вечеру все стихло и Генерал Бородин отдал распоряжение располагаться на ночлег: в Малой Орловке — Оренбуржцам и орудию Капитана Стихина, а в Большой Орловке всем остальным.

Ночь прошла спокойно. Наступил серый день 29-го сентября. Моросил мелкий дождик. Занимавшие Большую Орловку заметили каких-то всадников, разъезжавших по склонам сопок, лежавших по другую сторону реки Сандугана. Поставленные еще с вечера на позицию орудия белых открыли огонь. Всадники куда-то быстро скрылись.

Полковник Аргунов со своим отрядом, выйдя из Черниговки, тесня красных, дошел до деревни Калиновки и ее занял, но дальше из-за отсутствия дорог и сильного сопротивления красных, продвинуться не смог, о чем и донес Генералу Бородину. Из агентурных данных стало известно, что какая-то крупная колонна регулярной красной части двигалась с севера, по долине реки Даобихе, на поддержку партизанам и к концу этого месяца должна была прибыть в Анучино. По сведениям местных жителей из Сучана большая партия партизан шла в обход застрявшей в долине Сандугана Сибказрати.

Генерал Бородин, видя шаткость своего положения в случае дальнейшего продвижения в горы и боясь потерять обозы и пушки, послал донесение в Штаб Земской Рати, с просьбой об отводе его группы к Мещанке. К 9-ти часам утра ответа на донесение Генерала Бородина еще не было получено и три пушки белых, переменив позицию, произвели пристрелку горы Брюхановки. К полудню показались конные Оренбуржцы, колоннами уходившие в тыл. Батарейцы с тревогой и удивлением смотрели на них, не понимая, что случилось. Но через несколько минут пришло распоряжение и им: сниматься с позиции и уходить.

Без всякого нажима красных Сибказрать двинулась назад по дороге в Ивановку. Было ли получено разрешение? Толком никто не знал. Где-то далеко из тыла красных доносилась артиллерийская канонада. Что там происходило для всех тоже была тайна. Погода прояснилась. Ярко светило солнце. Шли легко и быстро. После нескольких коротких остановок в 10 часов вечера благополучно прибыли в Ивановку. На другой день все части Сибказрати разошлись по своим стоянкам. Ивановский гарнизон зажил на полумирном положении, но не надолго.

В ночь на 4-е октября отряд красных партизан, силою в 800-900 штыков и сабель при двух трехдюймовых орудиях, незаметно подошел к Ивановке и занял ее восточную окраину. Сторожевые посты белых вовремя заметили подозрительное движение в районе кладбища и по направлению к больнице. Без шума, не торопясь, был произведен подъем гарнизона. Все спокойно разошлись по своим опорным пунктам и позициям. Защитниками Ивановки на этот раз командовал сам Командир Сводно-Казачьего полка — Генерал-Майор Блохин, вернувшийся из командировки.

Полковник Романовский (командир батареи) направил первое орудие на нижнюю улицу, а второе поставил на специально оборудованную позицию у дома волостного правления. Не прошло и четверти часа после тревоги, как второе орудие открыло огонь по огородам, находившимся за домом священника. Было еще темно. Партизаны, увидя, что они обнаружены, с криками «ура» бросились вперед, но, попав под сильный заградительный огонь белых, не выдержали и залегли в огородах. В это время главные их силы, атаковав больницу, выбили из нее не имевших пулемета Енисейцев и стали спускаться в небольшую лощину, отрезая стоявшие около водяной мельницы обозы белых. Огнем второго орудия и подоспевшим подкреплением казаков они были остановлены и тоже залегли. Захват Ивановки с налета им не удался. Началась горячая перестрелка, не причинявшая большого ущерба ни тем, ни другим.

Батарея партизан, обстреливавшая расположение белых, пристрелялась к церкви и ее подожгла. Загорелась колокольня, на которой у белых находился наблюдательный пункт. Раздуваемый ветром огонь быстро перебросился на церковь. Белые прекратили стрельбу. Церковь стояла между ними и красными на «ничьей земле». Некоторые из Ивановских мужиков и баб, казаки и батарейцы бросились ее тушить. С беззаветной доблестью, под винтовочным и пулеметным огнем красных, таскали в ведрах воду, но все усилия остановить пожар были тщетны. Сухое дерево легко поддавалось огню. Языки его, как щупальцы, спускались вниз, все больше и больше захватывая церковь. Начали спасать церковное имущество — иконы и утварь. Несколько человек было ранено — убитых, слава Богу, ни одного. Но вот, колоссальным факелом, пламя обхватило всю церковь. Только на верху золотой крест иногда поблескивал под лучами осеннего солнца. Красные тоже перестали стрелять. Наступила тишина, нарушавшаяся потрескиванием горевшего дерева, всхлипыванием и причитанием деревенских баб. Все

стояли в оцепенении, смотря на бушующее море огня, которое все выше подымалось к небу. Вдруг, раздался оглушительный треск, и вся эта пылавшая масса рухнула вниз, оставив в воздухе миллиарды мелких искр. Золотой крест, задержавшись на мгновение наверху, блеснул еще раз, как бы благословляя стоявших внизу, и исчез в пламени огня. Затрещали винтовки и пулеметы… Забухали пушки, и партизаны в яростью рванулись вперед — в атаку на укрепления белых. Закипел снова бой. Положение у защитников Ивановки создавалось очень незавидное. Противник мог легко прорваться во внутрь их расположения. Телефон со Штабом Генерала Бородина опять не работал. Ивановка была отрезана от своих.

Нарвавшись на сильный встречный огонь белых, красные, немного отхлынув назад, готовились к новой атаке. В стороне Лефинки раздавались одиночные выстрелы Сибирского казачьего орудия и были видны наступавшие на нее цепи партизан. Неожиданно эти цепи остановились и стали постепенно пятиться назад. Вдали со стороны Ляличей показались стройные лавы Оренбургских казаков. Они быстро двигались, охватывая фланг красных. Стрельба начала затихать. Противник везде поспешно отходил. Ивановка была спасена. Церковь догорала. Сгорели и деревянная изгородь и сторожка. Остались стоять только столбы ворот, на перекладине которых продолжала висеть, всеми забытая, икона Божьей Матери.

Оренбуржцы на ночь остались в Ивановке. Красных нигде не было видно. Белые отдыхали после удачного боя.

Тяжело переживал, как передавали местные крестьяне, свою вторую неудачу под Ивановкой командир красных партизан — товарищ Шевченко. В Анучино, для поддержки его партизан, недавно прибыл регулярный красный отряд (два батальона 4-го Волочаевского полка). Командиры и комиссары этого отряда относились с пренебрежением к боевым качествам Шевченки и его подчиненных. Подсмеиваясь над ними, они говорили: «Не можете взять Ивановки — какие пустяки. Мы вам покажем, как нужно воевать». Уязвленный таким отношением к себе, он, только чтобы им доказать, предпринял вышеописанный налет на Ивановку и так осрамился.

На главном участке фронта, за Спасском, регулярные красные части, имея во всем большое преимущество, наступали. Белые под их давлением, переходя иногда в контр-наступление, медленно отходили. Из Анучина, на этот раз, в поход на Ивановку выступил недавно прибывший отряд регулярной красной армии. Шевченку с его партизанами послали выбивать белых из Ляличей и Монастырища. На прощанье Начальник Отряда сказал партизанам: «Увидите, как мы расправимся с этими белогвардейцами!»

Только три дня прожил спокойно Ивановский гарнизон после последнего налета Шевченки. В 4 часа утра 8-го октября один из казаков Енисейцев вышел из избы на двор. За забором этого двора проходила наружная линия проволочных заграждений. Стояло тихое утро, но было еще совсем темно. До слуха казака долетел чей-то разговор, доносившийся из-за проволоки. Он прислушался. Говорили два человека по-корейски. Их было немало среди партизан, служили они и в Красной армии. Сомнения не было — красные уже были в селе. Осторожно, стараясь не привлечь их внимания, казак удалился и донес по начальству. Быстро и бесшумно, по поднятой тревоге, чины Ивановского гарнизона заняли свои позиции. Первое орудие, стоявшее на всякий случай в упряжке, выехало на позицию у школы и снялось с передка. Коней с передком отвели за избу во двор. Второе орудие стояло на своей оборудованной позиции. В десяти шагах ничего не было видно. Белые, ожидая атаки красных, притаившись, застыли за проволокой.

Едва на востоке заалелась заря, со стороны красных прогремели, один за другим, пять орудийных выстрелов, выпущенных батареей партизан, которая сразу после этого снялась с позиции и ушла на соединение к своим партизанам. Это был только сигнал к наступлению. Из травы около общественного амбара поднялись цепи красных и двинулись вперед — на волостное правление, занятое Енисейцами. Стройно, как на параде, соблюдая равнение и дистанции, неся винтовки на ремне, двигались они. Впереди, каждый на своем месте, шли красные командиры. Все ближе и ближе их стройные ряды приближались к волости. Белые молчали. В. Ст. Бологов отдал строгий приказ — не стрелять без сигнала, Первая цепь красных подошла вплотную к рогаткам. Шедший впереди красный командир крикнул: «Проволока!» и повернувшись к своим, громко подал команду: «Товарищи вперед!..» — Раздался первый выстрел белых — Бологов взял его на мушку. Он упал, но красная цепь уже рвала проволоку. Заработали винтовки и пулеметы Енисейцев. Второе орудие открыло огонь на картечь. Наступавшая цепь была сметена. За ней, быстро приближаясь, крича «ура», шли вторая и третья. Падали убитые и раненые… Цепи редели. — «Вперед, товарищи!», кричали комиссары и командиры. Красноармейцы упорно продолжали идти вперед. Но немного не дойдя до рогаток, цепи красных, не выдержав больше, как-то сразу остановились и, отхлынув назад, залегли. Застучали их многочисленные пулеметы, осыпая градом пуль позиции белых. Наступали красные и на школу, которую обороняли Сибирцы, и были также отбиты. Они били в лоб по двум главным опорным пунктам белых.

Шла ожесточенная перестрелка. Пули с воем и свистом осыпали одиноко стоявший между красными и белыми остов церковных ворот с иконой Божьей Матери, которую опять позабыли снять. Телефон со Штабом Генерала Бородина на этот раз исправно работал. Генерал Блохин, сообщив в Штаб о своем положении, просил прислать поскорее выручку. Ему обещали.

Немного оправившись, красные произвели еще одну атаку на центр и, потерпев вторично неудачу, они бросили две свои роты, которые занимали Красное Село, в тыл правого фланга белых. Одна из рот, перейдя речушку Ивановку, прошла через рогатки и, тесня цепь Сибирцев, стала подыматься по косогору, заходя в тыл главным опорным пунктам Ивановского гарнизон. Победа красных была уже близка. Для белых защитников создалось очень серьезное положение. Генерал Блохин приказал орудию Капитана Окоркова сняться с позиции у школы и выйти навстречу противнику, что было без задержки исполнено. Став на открытую позицию, Капитан Окорков начал в упор расстреливать картечью цепи красных. Их бойцы дрогнули и стали отходить. Положение было восстановлено. Время шло… Бой продолжался. Запас винтовочных патронов у белых приходил к концу. Генерал Блохин опять снесся по телефону со Штабом Генерала Бородина. Ему снова пообещали прислать выручку — вернее подбадривали. Посылать было некого.

Товарищ Шевченко на этот раз имел успех. Он крепко обложил Оренбуржцев в Монастырище, а из Ляличей их выбил и занял село. Генерал Бородин на помощь отступившим послал пластунскую сотню с приказанием вернуться и занять обратно Ляличи. Что там точно происходило было трудно разобраться — приходили слишком разноречивые сообщения.

В Ивановке продолжался бой. Красные не переставая бросались на штурм. Их атаки отбивались главным образом ручными гранатами и артиллерийским огнем. На руках у казаков почти не оставалось патронов. Редко строчил пулемет — берегли последние. От взрывов гранат и орудийных выстрелов стоял невероятный гром. Настроение у защитников падало. Начало смеркаться. Все так-же бухали пушки и рвались ручные гранаты, но теперь и снаряды были уже на счету. Постепенно все начали мириться со своею участью и ждали скорого конца. Стало совсем темно. Противники прекратили стрельбу. Наступила жуткая тишина. Все обратилось в слух. Движения у красных не было слышно — они как будто куда-то пропали.

Орудие Капитана Окоркова стояло на открытой позиции перед школой. Впереди, шагах

в сорока, на фоне темной ночи едва заметно вырисовывался остов церковных ворот. В десять часов вечера около волостного правления ухнула граната. За ней вторая, третья… Грохнул выстрел второго орудия (капитана Стихина) батареи. Воздух огласился громким «ура» — красные пошли в атаку. Загремело орудие Капитана Окоркова, выпуская в темноту, беглым огнем на картечь снаряд за снарядом. И как днем, осветило остов ворот. С перекладины, резко бросаясь в глаза батарейцам, на них смотрела икона Божьей Матери. Всем стало как-то неловко — стреляли, как будто прямо по Ней. Но ничего нельзя было сделать, — красные шли в атаку. Пользуясь темнотой, они пытались прорвать оборону белых. Их цепи под прикрытием бешеного огня своих пулеметов беспрестанно кидались на проволоку. Рвались ручные гранаты белых и безостановочно стреляли их оба орудия. Пулеметы молчали — не было патронов.

Вдруг, Капитан Окорков подал команду: «Отбой!» — Орудие замолчало… Оставалось всего два снаряда. Пушку откатили за угол избы. Со двора выехал передок. Кони не стояли на месте. Над головой неслись стаи пуль. Пушку надели на передок и отъехав немного вглубь, остановились в тихом переулке. Усталые люди кучкой сбились на заваленке рядом стоявшей избы. Доносилась сильная ружейная стрельба и гром гранат. Не переставая ухало остававшееся на позиции орудие Капитана Стихина. Но, почему-то, все реже и реже и, наконец, совсем замолкло. Не стало слышно и ручных гранат. И все как-то сразу стихло. «Что случилось?», пронеслось у всех в голове. — «Не конец ли белой Ивановке?» — В темноте показалась какая-то фигура. Оказался свой батареец. Он пришел от другого орудия и принес радостную весть: «Атака отбита — красные отошли.» — И в тот самый момент, когда у защитников оставалось по одному или по два патрона на человека, не было почти совсем ручных грант, а у второго орудия батареи только одиннадцать снарядов. Продержись красные еще несколько минут, и Ивановский гарнизон белых был бы их. Уходить ему было некуда.

Наступило затишье. В час ночи взошла луна и осветила картину боя. За колючей проволокой лежали трупы убитых красноармейцев. Из Ипполитовки звонили по телефону, обещали помощь и просили держаться. Усталые и издерганные батарейцы полудремали возле своих пушек. Неожиданно откуда-то появился Хорунжий Сибирской казачьей батареи Перфильев. Он окружным путем, вброд, пробрался из Лефинки в осажденную Ивановку и привез немного винтовочных патронов. Всем стало веселее. Теперь было чем отбиваться от красных. От Перфильева узнали, что в Лефинку для Ивановского гарнизона давно уже прибыла большая партия огнеприпасов, но Подполковник Яковлев, Командир казачьей батареи, не решался ее отправить. Хутор Введенский, находившийся между Ивановкой и Лефинкой, был все время занят ротой красноармейцев. Он послал Перфильева с небольшой частью патронов.

В два часа ночи красные снова зашевелились. Имея на руках «перфильевские» патроны, казаки, хотя и редко, все-же могли отвечать противнику. Перестрелка быстро прекратилась. Красные, по-видимому, оставили Ивановку. С хутора Введенского рота красноармейцев куда-то ушла, и под утро прибыл транспорт с огнеприпасами. Казаки и батарейцы воспрянули духом. Была выслана разведка. Красных поблизости нигде не нашли.

Когда совсем стало светло пошли осматривать место боя. Дойдя до остова церковных ворот, в удивлении остановились: столбы и перекладина его были буквально изрешечены винтовочными и картечными пулями, а икона Божьей Матери была совершенно цела. В нее не только не попала ни одна пуля, но даже стекло киота нигде не треснуло. Все сняли фуражки и некоторые перекрестились. Икону сняли с перекладины и отдали хозяйке избы, у которой во время боя стояло орудие Капитана Окоркова. За каменным фундаментом сгоревшей церкви нашли четырех, обвешенных ручными гранатами убитых красноармейцев. Они, по-видимому, пытались незаметно подползти к орудию, чтобы его забросать гранатами.

Потери белых в этом бою были семь человек — шесть казаков и один батареец, а красные потеряли около трехсот. Только возле опорных пунктов белыми было подобрано 56 трупов красных бойцов и на огородах 36 раненых. По рассказам крестьян красные на подводах увезли к себе в тыл больше 200 раненых и убитых. Защитники Ивановки ликовали и радости не было конца. Вспомнили, что 8-е октября день Преподобного Сергия Радонежского и многие говорили: «Это он нас спас, и ему мы должны молиться».

Больше красные на Ивановку не наступали. Конные Оренбуржцы, подкрепленные пластунами, отобрали обратно у партизан Ляличи. Положение на всех участках Сибказрати было временно восстановлено.

Сильные бои шли на главном направлении фронта. Белые постепенно отходили. 14-го октября (1922 года) Генерал Блохин получил приказание оставить Ивановку и Сибирско-Енисейский казачий полк с батареей полковника Романовского, без всякого давления со стороны красных, покинули ее и тронулись в сторону Никольска-Уссурийского. Белые навсегда оставляли Приморье. Войсковой Старшина Бологов, получив разрешение, с несколькими казаками Енисейцами остался в Ивановке — партизанить в тылу красных.

Н. Голеевский