Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Saturday April 27th 2024

Номера журнала

Картины с натуры. – В. Н. Бундас



Воскресенье в море… Полный штиль. Отряд судов Морского Корпуса получил предписание целую неделю ходить под парусами, не прибегая к машинам и вот теперь, лишенный двигательной силы ветра, не может войти в Свеаборг.

Полуброненосный фрегат «Князь Пожарский», один из первенцов стального судостроения (постройки 1863 года), объят тишиной и скукой. Воскресенье и полный мертвый штиль — ни учений, ни занятий. Потерянный воскресный съезд на берег! Тоска!

На верхней палубе кадет, несущий вахту шканечного унтер-офицера, стоит у люка, ведущего в кадетское помещение и с удовольствием прислушивается к словам несущейся снизу песни. Временами сам начинает вполголоса подпевать.

У этой песни два варианта: первый — для «внутреннего употребления» — полон юмора, обладает неограниченными правами по части словесной благопристойности. Вторая — для «внешнего употребления», отнюдь не грешит нарушениями цензурных ограничений, но много теряет в смысле выразительности. Этот второй вариант начинается так:

«Афродита в конце лета
Душной ночью шла гулять.
Морского повстречав кадета,
Начала с ним флиртовать!»

Не трудно заключить, что из кадетской палубы на мотив «Три богини спорить стали в вечерний час» — доносились на палубу слова первого варианта песни.

Стоявший на шканцах вахтенный кадет у себя за спиной вдруг услышал: «Мерзость! пакость! непристойность!»; слушая песню, он не заметил, как к люку подошел командир.

Вечером, перед раздачей коек, мы выслушали длинное, формальное внушение начальства. Наш командир, один из могикан чисто парусного периода, считался одним из блестящих парусников и наряду с этим имел репутацию самого знаменитого ругателя во флоте. Лексикон старших боцманов, проведших всю свою жизнь на море и видавших виды, казался вялым и невыразительным по сравнению с виртуозным словарем командирских ругательств.

В первый раз мне привелось услышать длинную тираду при следующих обстоятельствах: корабль находился в море; после ночного кратковременного шторма наступила яркая и спокойная погода. На поручни мостика внезапно села небольшая птичка, вероятно отнесенная ночью сильным ветром от берега. На лице командира засияла приветливая улыбка, и он ласково произнес: «Какая милая пичуга! устала, наверно, бедная? ну посиди, отдохни! мы тебе зла не сделаем!» Но в этот момент «милая пичуга» сделала оплошность — она подняла хвостик и на поручне появилось белое пятнышко!

«Уберите эту мерзкую птицу! гоните ее к…!» и затем, как горох из мешка посыпались отборные ругательства.

На парусных учениях мы, кадеты, обслуживали бизань-мачту под строгим наблюдением офицеров. Не помню сейчас, по какой причине кадет, стоявший на стопорном кнехте марса-фала, вместо того, чтобы остановить в нужный момент движение марса-реи, отпустил стопор. Возможно, что он или просто зазевался, или же хотел идиотски подшутить над марсовыми, лежавшими животами на марсе-рее!?! Но подобная оплошность могла иметь тяжелые последствия. Один из офицеров корабля, видя, что марса-рея не застопорена, быстрым рефлексивным движением наложил стопор и обругал виновного кадета в форме, которую применил бы всякий боцман по отношению к провинившемуся матросу.

По окончании ученья произошел целый скандал; возмущенные кадеты сочли себя оскорбленными во всей своей массе, и дело могло принять неприятный оборот. Старший корпусной офицер отправился к командиру и доложил ему о настроении кадет. «Хорошо! вызвать кадет во фронт!», распорядился командир. Когда мы выстроились на палубе, командир вышел наверх, не торопясь подошел к фронту со спокойным выражением лица и начал речь тоном человека, желающего убедить собеседника:

«Я слышал, что вы обиделись на слова одного из моих офицеров. Но вы это напрасно! Ничего обидного для личного достоинства в этом нет… Когда вы как следует поплаваете и ознакомитесь с корабельной жизнью, Вы это поймете! Ведь что такое это изречение, которое вам не понравилось? всего лишь оборот, игривый произвол речи! так сказать — присловие, установившаяся поговорка… вроде, как припев к песне. И не ищите в этом обидного смысла! Для штатского человека это не ясно (а я вас пока считаю штатскими), и для него совершенно все равно, если он увидит где-нибудь валяющуюся каболку или пятно смолы на выдраенной до белизны палубе! А для морского глаза это крайне, крайне неприятно! И как не пустить это самое присловие, если увидишь подобный беспорядок на палубе? Выскажешься и душу отведешь!.. Ведь не каболку же ругаешь!?! Надо только привыкнуть к этим оборотам речи!.. Когда я был мичманом, командир не раз пускал меня «по матушке, по Волге»… И всегда только за дело! И ничего!!! Потом на берегу вместе мадеру пили и никакого недружелюбия друг против друга не питали. И не крылось в этом словесном обороте ни малейшего желания нанести оскорбление, ни умалить достоинство. Вы все, конечно, читали Станюковича? вспомните его рассказ «Смотр». А вот вам истинный факт: адмирал Грейг после Гогландского сражения делал доклад Государыне Императрице Екатерине. Сначала все шло хорошо и гладко, а потом старик увлекся и стал пересыпать свой разговор разными такими словечками и, потом, вдруг опомнился, что он не на корабле, схватился за голову и замолчал… А Государыня ему — «Продолжайте, адмирал, ведь я в морских терминах ничего не понимаю!». А вот сами сообразите, почему город Кемь, основанный творцом нашего флота, Великим Петром, носил сперва другое название и лишь позднее стал зваться Кемью? Когда разбиралось дело какого нибудь провинившегося чинодрала или стряпчего, то Государь при наличии вины клал резолюцию: «отправить к (точка) е (точка) м (точка)». Поэтому новый город, населявшийся приговоренными к ссылке, и получил свое новое название, оставшееся доныне.

А вот что было с моим покойным родителем. Командовал он линейным кораблем в царствование Государя Николая Павловича. После Высочайшего смотра корабля, Государь подозвал моего родителя и говорит — «что это у тебя, братец, на корабле только и слышится — мать да мать?» Родитель мой подтянулся и доложил: «Верьте совести, Ваше Императорское Величество, я их за эту самую мать и так и эдак.., и все никак пробрать не могу!»

Кадетам, разойтись!»

Кадеты разошлись держась за животы от смеха. Инцидент был исчерпан!

На этом корабле, в начале нашего плавания, машина не давала заднего хода. Это длилось уже не первый год и командир подводил свой корабль к месту якорной стоянки самым малым передним ходом, но всегда перед этим отдавал тщетное приказание в машину — «задний ход!». Во время зимних стоянок в Кронштадте технические силы порта никак не могли устранить указанный выше серьезный недостаток.

Но вот один раз, когда по привычке командир отдал приказание «Задний ход!», корабль двинулся назад. Чудо!?! Командир запросил в машину «что такое случилось?» «починили», последовал спокойный ответ.

Первым намерением командира было «обложить» кого следует за то, что о починке не было доложено раньше. Но он только бурно чертыхался, вызвал на мостик старшего механика. Из объяснений последнего выяснилось, что недавно назначенный, прямо со школьной скамьи, на «Пожарский» младший судовой механик (П. А. Федоров, Георгиевский кавалер, деятельный член Совета Старшин Морского Собрания в Париже. Скончался в чине генерал-лейтенанта в Париже, эмигрантом), осмотрев золотниковый привод, не нашел в нем никакого изъяна но обнаружил что кулисса для перевода парораспределения на задний ход присоединена «вверх ногами». Не говоря ни слова своему шефу, он на последней якорной стоянке при участии старшего машинного квартирмейстера (кондуктора) поправил ошибку, о чем тогда же доложил старшему механику, но последний, глубокий старик, носивший у кадет прозвище «дух», позабыл или не счел нужным осведомить командира о сделанном исправлении. То, что не удавалось сделать техническим силам Кронштадтского порта за время двух длинных зимних стоянок корабля, было осуществлено в одни сутки судовыми средствами.

В. Н. Бундас


Добавить отзыв