20. 8. С 2 часов ночи начался наш отход на 3-ю укрепленную полосу, в 9-10 верстах к югу от Торенсберга. Части, занимавшие 1-ую линию, тронулись с места в 5 часов утра. Мне, понятно, пришлось отложить свой отъезд из дивизии в разрешенный мне отпуск.
21. 8. В 5 часов утра начался отход за Западную Двину. В арьергарде шел 17-й полк, на командира которого была возложена задача взорвать мост через Двину. В его распоряжение поступил и 14-й саперный батальон. Дивизия отошла за реку Егель. Штаб — во дворе Машан.
В 6 ч. вечера начался новый отход дивизии в район Хинценберга. С наступлением темноты в тылу послышался артиллерийский огонь. Стрелял, по-видимому, бронированный поезд. Артиллерийский огонь был слышен и на востоке, где должны были отходить наши войска из района Икскюля.
Шоссе было перегружено обозами, шедшими в несколько рядов. Готова была начаться паника. Я выехал из Риги с начальником штаба в автомобиле, отправив вперед верховых лошадей. Наш автомобиль с трудом подвигался вперед, а больше стоял на месте. Мы вышли из него и пошли пешком, захватив с собой лишь портфели и карты, и на рассвете прибыли в Эпенберг (не доходя Хинценберга).
22. 8. В 3 ч. дня начался отход на Венденскую позицию. Ввиду угрозы нашему левому флангу, где пролегали кратчайшие пути от Икскюля к Венденской позиции, и постоянной стрельбы, слышной в этом направлении, движение колонны главных сил дивизии обеспечивалось выдвижением на восток боковых арьергардов, располагавшихся на позициях и сменяемых в зависимости от продвижения дивизии. Это сильно замедляло движение.
Штабу дивизии было указано быть на мызе Кемпенгоф. Я с начальником штаба прошли пешком на станцию Хинценберг. Там сели в поезд, проехали на станцию Лигат, а потом, опять пешком, прошли в Кемпенгоф, куда прибыли в полночь. О нашем автомобиле не было ни слуху, ни духу. Он появился только 25. 8.
23. 8. Дивизия занимала назначенный ей участок.
26. 8. Детальный осмотр позиции. Она произвела на меня отличное впечатление. В первый раз за всю войну пришлось занять такую позицию! И направления были правильные, и работа была очень хорошая. Предстояли, понятно, еще дополнительные работы, и я сделал на месте необходимые указания командирам полков.
27. 8. Штаб корпуса перешел на фабрику Лигат, 38-й отряд Красного Креста прибыл в Кемпенгоф.
Председатель солдатского комитета дивизии, артиллерийский подпрапорщик, имел дерзость обратиться к начальнику штаба с требованием, чтобы все приказы по дивизии перед их рассылкой в части войск показывались ему на одобрение! Я сказал начальнику штаба, что, пока я командую дивизией, этого не будет!
Из донесений командиров полков я видел, что стрелки стали бояться выходить на разведку за проволочные заграждения. А между тем ко мне стали поступать жалобы латышей, живущих именно за проволочными заграждениями, что по ночам стрелки крадут у них кур, поросят, баранов… Что можно было против этого предпринять?
Видя, что наступает полная разруха и никакого улучшения ожидать нельзя, я отправился к командиру корпуса и просил его разрешения сдать командование дивизией командиру бригады и уехать в разрешенный мне командующим армией отпуск.
31 августа я получил отпускной билет и 1 сентября 1917 г. рано утром уехал в Венден. Я ехал в Кисловодск, где находилась моя жена с обеими дочерьми.
Е. А. Милоданович
Дополнения и примечания к статье «На Двине в 1917 году».
I. К 23. 3. 1917: Генерал-лейтенант Гандурин: Порт-Артурец, в чине подполковника был награжден орденом св. Георгия 4-й ст., что по Статуту ордена обеспечивало будущую карьеру.
В Великую войну вышел генерал-майором, командиром бригады 28-ой пех. дивизии. В первом же бою, под Гумбиненом, дивизия понесла жестокое поражение и была рассеяна. Последовали отрешения от должностей. Был отрешен и Гандурин. Потом был реабилитирован и через 14 месяцев войны был назначен командиром 2-го сибирского корпуса.
Мой отец считал его неспособным для такой должности и, что называется, терпеть его не мог! Гандурин отвечал тем же и сделал попытку избавиться от неприятного подчиненного. Но так как по части службы не мог к нему «придраться», то представил его к увольнению «в резерв чинов по расстроенному здоровью».
Узнав об этом, мой отец поехал к ген. Рузскому, тогдашнему Главнокомандующему Северным фронтом. «Я был поражен рапортом Гандурина, — сказал Рузский, — и подумал — неужели Вы вдруг так внезапно одряхлели? Но теперь, видя вас в добром здоровье, я, конечно, оставлю рапорт у себя».
Что Гандурин был неправ, видно и из того, что в эмиграции мой отец служил «геометром» (землемером) в условиях чрезвычайно тяжелых: жизнь в примитивных сербских селах, балканский климат, работа, по распоряжению Генеральной Дирекции Кадастра в Белграде, «от излаза до залаза сунца» (от восхода, до захода солнца), по субботам и воскресеньям — как в будний день, в году только 5 праздников и 2-недельный отпуск. Отец выдержал это 20 лет и только в возрасте 74 лет был уволен в отставку.
2/ К 27. 3. 1917: Генерал-лейтенант Триковский: Окончил 2 курса Академии Ген. штаба, что сопровождалось в пехоте (и коннице) движением по службе «вне очереди». Как Георгиевский кавалер японской войны получил дальнейшее ускорение. После войны был автором книги «Обучение батальона». В 1908-1913 гг., когда мой отец командовал полком, полковник Триковский был в течение некоторого времени старшим штаб-офицером полка, а затем получил полк (вне 27-ой пех. дивизии). В полку моего отца он был руководителем тактических занятий офицеров. Мой отец его очень ценил. В Великую войну Триковский получил орден св. Георгия 3-й степени. Перед назначением командиром 2-го сибирского корпуса командовал 4-ой сиб. стрелковой дивизией.
Когда летом 1917 г. мой отец попытался (безуспешно) перевестись на юг, где развал армии шел медленнее, ген. Триковский приложил к рапорту аттестацию моего отца, упомянув в ней, что знает его с двух сторон: как начальника и как подчиненного. Аттестацию эту впоследствии прислал отцу начальник штаба (в Кисловодск). Отец, по-видимому, считал ее верной (я — тоже, и, даже, во многом относящейся и ко мне!). В настоящее время она находится у меня.
3/ К 14. 8. 1917: Отец пропустил имя командовавшего отрядом. Насколько помню из его рассказа, им был ген. Иуон, командовавший 4-ой сиб. стр. див. Непрямо это видно и из следующего абзаца того же дня.
4/ Отец не упоминает, как было поступлено с явившимися? По-видимому, дело кончилось поцелуями ген. Иуона.
В. Е. Милоданович
Похожие статьи:
- На Двине в 1915-1917 гг. (№120). – Е. А. Милоданович
- Письма в Редакцию (№ 126)
- К справке М. Бугураева «первый Георгиевский кавалер войны 1914-1917 гг.» – Вл. Бастунов
- Таинственное исчезновение. – В. Е. Милоданович
- Из записной книжки Начальника штаба 14-го армейского корпуса 1914 год. – Е. А. Милоданович
- 13-я и 34-я пехотные дивизии. – И. Н. Горяйнов
- Мои воспоминания О ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТЕ Ф. А. ГРИГОРЬЕВЕ. – Н. Мосолов
- Последнее отступление (Окончание) – В.Е. Милоданович
- 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов