Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Thursday April 25th 2024

Номера журнала

НАШИ ТУРКЕСТАНСКИЕ НАЧАЛЬНИКИ. – Полковник Елисеев



Генерал САМСОНОВ.

В исторической военной литературе мало освещена личность этого большого военного ад­министратора и строевого начальника- Моя единственная встреча с ним в Туркестане, в го­роде Мерве, весной 1914 года — осталась для меня навсегда памятной и незабвенной. Я был тогда его подчиненным, молодым офицером, потому острота переживаемых воинских чувств перед ним, Командующим войсками Туркестан­ского военного округа, и была велика. И пусть мои короткие строки наблюдений дадут некоторое представление о его личности.

В конце марта или начале апреля 1914 го­да я ждал Командующего к нам в Мервский гарнизон Закаспийской области. Штаб команду­ющего войсками был в Ташкенте. Приказ по 1-му Кавказскому полку Кубанского войска гласил:

«Хорунжему Елисееву, со взводом казаков учебной команды, в конном строю быть в по­четном карауле при встрече Командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-от-кавалерии Самсонова. Офицеру и каза­кам быть в парадной форме одежды. Казакам быть при винтовках. От вокзала сопровождать Командующего в его движении и быть в его полном распоряжении».

К назначенному часу прихода поезда, утром, взвод казаков был построен на маленькой пло­щади перед маленьким сереньким вокзалом «Мерв».

Мерв — глухой провинциальный восточный городок с тремя продольными улицами — Же­лезнодорожной, Кавказской и Офицерской. Тишина. Русских жителей в нем нет. Гарнизон войск и железнодорожные служащие с семья­ми — вот и все русское население в нем. Основ­ное население персы, туркмены, бухарцы, ар­мяне и многие другие племена мусульман Тур­кестана. Все они торговцы, всяк по-своему. И редко когда встретишь на главной Кавказской улице города русских дам, жен офицеров гар­низона. Везде и всюду здесь — мусульманский восток, совершенно мирный. Вот почему и пол­ная тишина на улицах и никого из жителей на предвокзальной площадке.

На вокзале немногие старшие начальники гарнизона. Все в парадных формах мундиров своих частей. К моему взводу казаков, от вок­зала, подходит старший помощник командира полка, войсковой старшина Миронов. Он заве­дующий хозяйством, почему и не касался стро­евой службы полка, но любил давать указания

нам, молодым офицерам — «как надо служить… и какой он был спортсмен в молодости». Был ли он спортсмен в молодости — мы не знали, но сейчас он «отяжелевший» во всем, довольно крупный и упитанный «старик»в свои 55 лет от рождения. Мы его не особенно уважали. И за год пребывания в полку он единственный один раз был в седле, уж не помню по какому случаю.

Мой конь болен, потому я взял лошадь ка­зака Рощупкина. Стройный, тонконогий гнедой конь Рощупкина был злой, нервный, прыткий, чем мне и нравился. К нему опасно было под­ходить; он стремился укусить, ударить ногой подходившего к нему седока, но был послушен поводу.

Миронов подозвал меня к себе, чтобы дать «инструкцию». Рысью подъехав к нему, оста­новился, взял руку под-козырек. И только что войсковой старшина поднял руку, чтобы мне ответить, как мой злой конь взвился на дыбы, вмиг сделал на задних ногах поворот на 180 градусов и стал хвостом к Миронову. Такого «фокуса» от этого нервного коня я не ожидал. Быстро поставив его на положенное место, слы­шу тонкий голос своего начальника, с испугом отскочившего назад:

— Хорунжи-ий!… Вы не умете управлять коне-ом!… Как же вы выехали сопровождать Командующего войсками? !

Миронов отлично знал, каков я в седле и что это лошадь меня буквально «подвела» сво­им неожиданным капризом, но этот наш на­чальник любил цукнуть при любом случае.

Пишу об этом случае для того, чтобы пока­зать, что каприз моего коня мог случиться и при генерале Самсонове, что было бы совер­шенным скандалом и для меня и для полка.

Обыкновенный пассажирский поезд очень короткого состава, как всегда очень медленно подошел и остановился в нескольких шагах, не доходя до самого вокзала. Из последнего не­большого вагона 2-го класса сразу же вышел неизвестный мне молодой генерал в летнем ко­ротком до колен светло-сером пальто и фураж­ке корпуса офицеров генерального штаба. Он быстро и легко сошел с подножек вагона, бро­сил короткий взгляд кругом и, увидев старших офицеров, ожидавших его у самого вокзала, хорошим шагом направился к ним- Последние быстро двинулись к нему навстречу. При ге­нерале никакого громоздкого штаба, а только офицер для поручений.

Мне бросились в глаза его быстрые и энергичные движения. Со стороны казалось, что это он прибыл к высшему начальству, а не наобо­рот. С седла все это очень хорошо было видно.

Приняв рапорт от начальника гарнизона генерал-майора Редько (он же и командир бри­гады — 13-й и 14-й Туркестанские стрелковые полки с артиллерией) и сказав несколько слов встретившим его, он повернулся лицом на юг, увидел казаков и, сделав жест рукою, напра­вился к нам. Я бросил глаз на свой взвод, этим сказав подчиненным своим казакам-«учебням» — «приготовиться».

— Смирно-о… Шашки-и… вон! Ш-ш — ра­зом прошипело 30 клинков шашек, выхваченных из ножен, не нарушив спокойствия коней.

По уставному ритуалу, взяв шашку «под­высь», бросился к генералу навстречу прытким наметом, осадив его в шести шагах, одновремен­но опустив клинок шашки отвесно вниз, остри­ем к правому стремени — рапортую:

— Ваше Высокопревосходительство — от 1-го Кавказского полка Кубанского казачьего войска хорунжий Елисеев, с учебной командой, в Ваше распоряжение назначен.

Выслушав рапорт, генерал Самсонов быст­ро подошел к моему коню с левой стороны, по­ложил левую руку на его гриву, а правую про­тянул мне. Это было совершенно неожиданно и не принято в конном строю. В этот момент я был весь сосредоточен на том, как бы мой злой конь не проделал тот «фокус», который был с войсковым старшиной Мироновым, что было бы исключительно неприятным событием. Сжав его шенкелями и поводом уздечки у самой пе­редней луки седла, быстро передаю рукоять шашки в левую руку, оставляя самый клинок с правой стороны лошади, острием вниз, при­нимаю руку генерала, остро всматриваясь в его лицо, глаза, изучая их.

У него коротко подстриженная черная бо­родка с чуть заметной сединой; острые веселые карие глаза. Мне показалось, а может быть и было так, что у него остались на лице легкие следы после болезни оспой. Весь его образ был привлекательным. Против наших старших на­чальников, в особенности замкнутого генерала Редько — он выглядел моложе, что было, ко­нечно, не так. Своими быстрыми энергичными движениями и деловитостью он сразу же под­купил нас, увидевших его впервые в своей жизни.

Опытным взглядом строевого начальника окинув взвод, он громко, ласково, как своим де­тям, произнес:

— Здравствуйте, славные кавказцы!

Он сказал именно «здравствуйте», а не при­нятое начальническое «Здорово казаки». Этим он показал свою духовную близость к казакам и радость встречи с ними.

— Здравия желаем, Ваше Высокопревосходительство, — ясно гаркнули казаки-учебняне.

В черных черкесках и красных бешметах парадной формы Кубанского войска. В черных высоких, в шесть вершков папахах крупного курпея, при красных верхах на них «без зало­ма» — казаки, окончившие курс полковой учебной команды, по полученной подготовке уже младшие урядники, все молодец к молодцу — представляли собою в этом взводе образцо­вую строевую единицу, которой можно было гордиться.

Я уже предвкушал «сладость» быть при нем, при нашем Командующем Туркестанским военным округом, при генерал-от-кавалерии Самсонове в течение нескольких часов этого дня, как он вдруг говорит мне:

— Хорунжий… возвращайтесь с казаками к себе в полк… никакого конвоя мне не надо… ме­ня будут сопровождать лишь наши текинцы.

— Сказал и указал рукою на «гурт» текинцев, человек в 20, которые в поэтическом беспорядке стояли вдали и позади нас, и коих мы не ви­дели до этого.

Седобородые и густобородые старики лет по 40-50, в высоких косматых своих папахах «без верха» дивных курпеев черного, коричневого и белого цвета, в полосатых халатах, охваченных широкими кушаками. За кушаками ножи в че­ренках серебряной оправы. Все при кривых шашках, называемых «клыч». На дивных вы­соких стройных тонконогих и элегантно краси­вых жеребцах разных мастей — они стояли молча, сосредоточенно, с несколькими своими, больших размеров, зелеными мусульманскими флагами.

Генерал Самсонов, сказав эти слова мне, сел с генералом Редько в пароконный примитив­ный местный извозчичий экипаж и быстро дви­нулся на восток вдоль главной Кавказской ули­цы, в «Новый город», на территорию бывшей текинской крепости, где в отличных казармах интендантской постройки квартировали 13-й и 14-й Туркестанские стрелковые полки с артиллерией и саперным батальоном подполковника Тер-Окопова. За его экипажем, в татарском беспорядке, скакали ликующие текинцы…

Огорченные, в будничном настроении, воз­вращались мы в расположение своего полка, занимавшего громадный участок в несколько десятин земли тут же, позади главной улицы «старого города», названной «Кавказской», ви­димо в честь нашего полка, перекинутого сюда из Абхазии в 1885-м году, после оккупации Мервского оазиса, кстати сказать, сданного местной владетельницей-Ханшей, без боя, русским вой­скам.

В Мерве казаки всегда проходили по ули­цам с песнями. Население города было чисто мусульманское, которое к русским войскам, а к казакам в особенности, относилось хорошо и почтительно. Имя «Русского Белого Царя» сто­яло очень высоко среди них, а отсюда очень высоко стоял престиж Российской Армии. И когда казаки шли с песнями (ходили только в кон­ном строю), то все жители высыпали на улицу.

Чтобы разогнать свое «огорчение», в том, что нам не удалось конвоировать главного на­чальника Края, казаки запели полковую люби­мую песню времен Кавказской войны:

«Вдруг ударил гром из пушек,
Три дня сряду туман был,
Под завалы подступали,
Сам Круковский с нами был…»

Перед поворотом в переулок в расположение своего полка — с ревнивым чувством я все же оглянулся назад и увидел… Далеко от нас вдоль Кавказской улицы, уже у самого деревянного моста через почти стоячий Мургаб, маячили скачущие текинцы со своими цветными широ­кими флагами счастливые тем, что сопровож­дают «Большого Бояра» Русского Белого Ца­ря. Я им позавидовал.

Генерал Самсонов в Русско-Японскую вой­ну 1904-1905 г.г. командовал Отдельной Сибир­ской казачьей бригадой, потом, кажется, За­байкальской казачьей дивизией и за отличия в боях был награжден орденом Св. Великомуче­ника и Победоносца Георгия 4-й степени.

В 1907 году Высочайшим приказом был на­значен Наказным Атаманом Донского войска.

В 1909 году — Командующим войсками Тур­кестанского военного округа.

В нашем полку его считали природным дон­ским казаком, но по своему рождению он та­ковым не был. К нему, да еще к долголетнему Командующему войсками, относились с глубо­ким уважением и любовью — и офицеры, и ка­заки.

С начала войны против Германии и Австро-Венгрии 1914 года он был сразу же вызван в Ставку Верховного Главнокомандующего рус­скими армиями и назначен командующим 2-ой армии на Западном фронте, действовавшей против Пруссии. Его судьба, да еще в самом на­чале войны, даже и на рядовых казаков произ­вела исключительно тяжелое впечатление. 2-ой Туркестанский корпус, куда входила и наша Отдельная Закаспийская казачья бригада (1-й Таменский, 1-й Кавказский и 4-я Кубанская батарея Кубанского войска) еще оставался к тому времени на своих старых квартирах, но мы интересовались сведениями о ходе военных действий, ревниво переживая, что «наш корпус забыт… что он не участвует в войне, которая может скоро кончиться и пр.», но с трагической смертью генерала Самсонова и его армии мы почувствовали жестокую борьбу двух титанов — России и Германии.

В вихре долгой войны, потом революции и жестокой гражданской войны имя генерала Самсонова было как бы забыто. И теперь я, старый полковник, несу букет цветов на его безвестную могилу.

Полковник Елисеев

Добавить отзыв