(три эпизода)
Бывают случаи, когда военные совершают поступки, по мнению их начальников — противные воинской дисциплине, а на самом деле оказывается, что они поступали или согласно воинскому уставу, или же из чувства товарищеской выручки и солидарности.
О трех таких случаях с моими хорошими знакомыми офицерами российской Императорской армии я и хочу рассказать. О первых двух эпизодах поведали мне двое таких «недисциплинированных», а в третьем случае соучастником поступка одного офицера был сам пишущий эти строки.
Умерший в 1964 году в Бельгии полковник Александр Михайлович Иваней блестяще окончил в 1912 году военное училище и произведенный из фельдфебелей в подпоручики вышел в 58-й пехотных Прагский полк, квартировавший в гор. Николаеве. Вскоре он женился на дочери своего командира полка, полковника А. Н. Кушакевича (умершего в чине генерал-лейтенанта в Париже и похороненного на кладбище в Сент-Женевьев де Буа).
По приезде в Николаев, подпоручик Иваней был назначен младшим офицером в полковую учебную команду, и конечно, являлся знатоком воинских уставов. Однако ему не повезло, и в первые же месяцы своей службы он был арестован начальником гарнизона, контр-адмиралом Мязговским, за неотдание ему чести. Произошло это при следующих обстоятельствах: Подпоручик Иваней ехал на самокате по главной улице города, а навстречу ему проезжал в коляске адмирал, которому Иваней отдал честь, повернув голову в сторону начальника. Видимо, адмирал как моряк не знал сухопутных уставов и полагал, что едущий на велосипеде должен при отдании чести приложить правую руку к козырьку, чего подпоручик Иваней сделать не мог, чтобы не потерять равновесия. На улицах ведь на каждом шагу встречаются начальники… и он поступил правильно, согласно уставу.
Адмирал его остановил и, сделав выговор, приказал немедленно отправиться на гауптвахту и доложить караульному начальнику, что он им арестован за неотдание чести. Подпоручик Иваней отправился на гауптвахту, но караульный начальник принять его отказался, так как у арестованного не было записки об аресте, и посоветовал явиться командиру полка и доложить о случившемся.
Выслушав своего подчиненного и поняв, что произошло недоразумение, полковник Кушакевич поехал к начальнику гарнизона, дабы объяснить ему обстоятельства недоразумения и защитить невинно пострадавшего.
У него произошел с адмиралом спор, причем дело дошло даже до того, что, видя упорство адмирала, не желавшего снять с подпоручика наложенное на него взыскание, полковник Кушакевич объявил адмиралу, что подаст по команде рапорт Военному министру, а адмиралу Мязговскому предложил, если он пожелает, сообщить о происшедшем Морскому министру. И так, оставшись каждый на своих позициях, они расстались. На другой день, видимо осознав свою неправоту, адмирал пригласил к себе командира полка и предложил ему покончить дело миром, сняв наложенное на Иванея взыскание. На просьбу полковника Кушакевича как-нибудь загладить нанесенную подпоручику Иванею обиду хотя бы извинением, он услыхал ответ: «Довольно и того, что его выпустили из-под ареста, а извиняться мне, адмиралу, перед подпоручиком не пристало!..» На этом инцидент был исчерпан.
Другой эпизод произошел с ротмистром М. В. Ивановым, также несколько лет тому назад умершим в Бельгии и просившим меня свой рассказ даже опубликовать в военном журнале, в надежде, что благодаря этому отзовется кто-нибудь из его однокашников по кадетскому корпусу. Ротмистр Иванов воспитывался во 2-м кадетском корпусе и в 1904 был в 4-ой роте. Директором корпуса тогда был генерал Линдберг, а воспитателями в 4-й роте — подполковник Крыжановский и капитан Рыжановский, которого кадеты за глаза, в шутку, называли «павианом», не думая, что он знает это свое прозвище. На самом деле он его знал, но не показывал вида, что оно ему известно.
Кадеты так привыкли к его прозвищу, что однажды, будучи в строю, на приветствие воспитателя ответили: «Здравия желаем, господин павиан!» вместо «капитан». Обидеть его они вовсе не хотели и этот ответ смутил их самих… Но было уже поздно: воспитатель, услыхав ответ кадет, не сказал ни слова. А вечером, во время поверки, стал допытываться, кто был зачинщиком. Никто из кадет не мог назвать виновника, так как зачинщиков не было. Тогда капитан Рыжановский доложил о происшедшем ротному командиру, и последний в течение целого дня допрашивал кадет и тоже безрезультатно. Кадеты дружно отвечали, что зачинщиков не было.
После этого кадетам объявили, что они лишаются отпуска до того времени, когда объявится зачинщик. Это было тяжелое наказание и, вот, из чувства товарищеской выручки Иванов отправился к директору корпуса и доложил ему, что первым закричал он. После этого, конечно, кадеты получили право отпуска, а Иванова наказали: его лишили права носить погоны, что считалось очень унизительным, и бедный кадетик сильно страдал.
Не имея никакой другой защиты, он написал своему отцу, полковнику, объяснив все происшедшее. А отец написал обо всем хорошо его знавшему Великому Князю Константину Константиновичу, Главному Начальнику военно-учебных заведений. Кадет Иванов наивно думал, что корпусное начальство поймет его порыв спасти своих товарищей и оценит его благородный поступок, но его не только не оценили, но еще и наказали, да еще в Великом посту, во время говения. Как же будет ему стыдно принимать Св. Причастие в опозоренном виде, без погон!
На исповеди священник долго, но безуспешно, вразумлял Иванова и настаивал, чтобы он раскаялся и признался в том, что умышленно первый оскорбил воспитателя, а Иванов только повторял одно и то же: «все за одного, один за всех!» Священник все же отпустил его с миром и разрешил ему принять Св. Причастие. А когда Иванов от этого отказался, будучи без погон, начальство его пожалело и ему разрешили их надеть.
Казалось, что этим дело и закончилось. Вскоре корпус посетил Великий Князь Константин Константинович. В 4-й роте, как и в других ротах, он ласково беседовал с кадетами и вдруг спросил: «А где же Ежик?» Так называли Иванова, когда, еще до поступления в корпус, он учился в подготовительной военной школе, и Великий Князь знал это его прозвище. Услышав этот вопрос, Иванов приблизился к Великому Князю. «Ну, Ежик», сказал тот, «садись ко мне на колени!» и, когда Иванов исполнил приказание, Великий Князь шлепнул его по мягкому месту и произнес: «А из тебя выйдет храбрый вояка! Только смотри, в другой раз не выдумывай, чего не было!» и отпустил Иванова с миром.
Пожелание Великого Князя быть храбрым воином, ротмистр Иванов исполнил, проведя всю Великую войну в своем полку на фронте и заслужив многие боевые награды, а во время 2-ой мировой войны участвуя с риском для себя и своей семьи в бельгийской секретной организации сопротивления.
Третий эпизод с «недисциплинированным» поручиком Дзе произошел в 1910 году, причем и я отчасти оказался не вполне точно исполнившим букву устава.
Поручик Дзе находился под арестом за какой-то маловажный поступок на Севастопольской гауптвахте, где несли караул чины 51-го пехотного Литовского Е. И. В. Наследника Цесаревича Алексея Николаевича полка. Я же был рундом (помощником дежурного по караулам). Поручик Дзе обратился ко мне с просьбой разрешить ему поехать в город (гауптвахта была вне его, за крепостью) помыться в бане. Хотя я и не имел права дать такое разрешение, поручик так меня просил и клялся, что он точно через два часа вернется и меня не подведет, что я, поверив его честному слову, разрешил поездку.
Вскоре после отъезда поручика, мне из крепости сообщили, что там с минуты на минуту ожидается посещение Генерал-фельдцейхмейстера Великого Князя Сергея Михайловича и просили меня быть начеку, так как Великий Князь может заехать и на гауптвахту (поручик Дзе был артиллерист).
Я, конечно, произвел «репетичку» караула на случай вызова и сам приготовился к возможному посещению начальства. А в то же время и волновался из-за отсутствия отпущенного в незаконный отпуск поручика Дзе.
Время шло и уже приближался срок, когда согласно его обещанию поручик Дзе должен был вернуться.
Я обедал в дежурной комнате, как вдруг услышал звон колокола на платформе и крик: «Караул — вон!» Выбежав на платформу, я увидел мчащийся в сторону гауптвахты экипаж и сидящего в нем военного в белом кителе, лица которого разглядеть было нельзя, машущего рукой в белой перчатке в сторону крепостных валов, откуда неслось: «Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество!»
Коляска приближалась к гауптвахте, и я приготовился рапортовать, удивляясь в то же время, что нет никакой свиты… И вдруг коляска остановилась перед платформой и из нее выскочил улыбающийся поручик Дзе и, подойдя ко мне, смеясь, доложил: «Честь имею явиться точно в назначенное время! Я Вас не подвел… А там, в крепости, дураки почему-то приняли меня за Великого Князя!»
Так курьезно закончилась его авантюра! Хорошо, что все прошло благополучно… Позже из крепости меня спрашивали по телефону, какой это военный приезжал на гауптвахту. Я ответил, что это был мой приятель и выразил удивление, как артиллеристы-махальные могли принять его за Великого Князя, который в этот день, как я после узнал, отменил свое посещение крепости.
«Все хорошо, что хорошо кончается!» ответил я бравому поручику Дзе.
С. Симонович
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...| Займ на карту онлайн мгновенно у нас на сайте Все подробности займ на карту онлайн мгновенно у нас на сайте. rbzaym.ru |
Похожие статьи:
- Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
- Братские могилы Симбирцев. – В.Н. Лукин
- № 107 1970 г.
- Жребий. – Сергей Широков
- НЕЧТО О “ЗВЕРИАДЕ”. – Н. Косяков
- №119 Ноябрь 1972 г.
- День кадетской скорби 16 июня 1952 года. – М. С.
- Картина художника Г.К. Бакмансона «Измайловский досуг» – Юрий Солодков
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение). – Б. А. Щепинский
Loading ...