В феврале 1918 года корпус наш еще существовал. Переименованный летом 1917 года Временным правительством в «гимназию Военного ведомства», он после захвата власти большевиками представлял собой странное соединение неизжитых и не исчезавших, твердо укоренившихся старых духовных основ кадетского бытия с новыми формами, данными нам «попечительной» советской властью вместе с проявлениями в нашей внутренней жизни отражений и отголосков «народной стихии», а вернее — разнузданной солдатской массы и городской черни, бушевавших вне наших стен.
В Сборном зале корпуса помещался в это время самокатный батальон, вызванный Временным правительством для защиты от возможного большевистского восстания. Считавшийся отборной частью и действительно имевший в своем составе лучший солдатский элемент, возможный по тому времени, этот батальон в критические дни октября 1917 года объявил «нейтралитет» и не сдвинулся с места на защиту власти, вызвавшей его именно для этой цели.
Соседство это было для нас, конечно, довольно стеснительным, но надо и признать, что за семимесячную нашу совместную жизнь у нас не произошло ни одного серьезного конфликта с нашими случайными гостями. Это надо, повидимому, отнести к тому, что со стороны нашего начальства были приняты необходимые меры и даны нам нужные инструкции, которым мы, в общем, подчинились. С другой стороны, объясняется это, повторяю, и самим составом батальона, который действительно не был большевистски настроен (по тому времени) и вовсе не собирался «захватывать» корпус и изгонять нас из него, как он мог совершенно свободно и безнаказанно это сделать в то время.
«Попечение» о нас новой советской власти проявилось в двух актах: во-первых, — к нам был назначен комиссар, унтер-офицер, кажется, лейб-гвардии Волынского полка по фамилии Ульченко, хохол огромного роста с черной бородой, к счастью абсолютно ничем себя не проявлявший и проводивший все свое время на кухне, поправляя свое здоровье, и, во-вторых, был визит к нам полномочного представителя нового начальника Военно-Учебных заведений капитана Дзевалтовского.
В день его визита мы были, по его желанию, собраны, не в строю, а толпой, на площадке перед комнатой дежурного офицера роты Его Величества и должны были выслушать его речь. Перед нами появился смуглый брюнет среднего роста, худощавый, с блестящими черными глазами, черными усами и бородкой, одетый в коричневый офицерский френч, гусарские чакчиры и сапоги. Речь произнес он типично митинговую, и из нее мы узнали, что отныне мы перестали быть представителями военно-дворянской касты и наследниками сословно-привилегированного класса и что долг наш теперь, когда в России утвердилась советская власть, стать на точку зрения служения народу. Начальству нашему даны, мол, соответствующие инструкции, и если оно не сумеет справиться с задачей, то понесет ответственность и будет заменено другим, а тех из нас, кто не подчинится новому духу времени, не только исключат из корпуса, но и заставят искупить их грехи перед народом. Вся речь была пересыпана хлесткими словечками и фразами, но впечатления произвела на нас мало. Наоборот, демагогия оратора и искусственность речи вызвали тихие замечания кадет, вроде: «Земгусар!», «цыган в гусарских штанах!» и т. д.
Однако почти год, прошедший со времени февральской революции, наложил все же свой отпечаток на уклад нашей жизни и на нашу психологию. Нельзя забывать того, что Петроград к тому времени уже пережил не мало событий, как Корниловское выступление, последовавшее за ним падение и бегство Временного правительства, приход к власти большевиков, разгон Учредительного собрания, все сопровождавшиеся стрельбой на улицах, артиллерийским обстрелом, арестами, обысками, расстрелами и вообще буйством солдатских масс и городской черни, руководимой зачастую уголовным элементом. Все это отразилось, конечно, и на нас. Но к чести кадет, особенно старших классов, надо отметить появившуюся в них серьезность и вдумчивость, сопровождавшиеся чувством ответственности за судьбу корпуса. Кадеты как бы осознали, что в наступившем «царстве массы» и они сами являлись тоже какой-то массой и, как таковая, могли проявлять, если сумеют, какие-то необходимые внешние формы, подходящие к текущему моменту и тем самым смогут, хотя бы на время, не слишком привлекать внимание власти к себе. Они чувствовали, конечно, что при существующем строе долго играть такую роль не смогут, но, как и все жители Петрограда того времени, считали, что большевики больше трех недель у власти не удержатся. С другой стороны, у всех было инстинктивное чувство необходимости продержаться до конца года, чтобы скорее выполнить намеченный план — влиться в ряды бойцов за родину, кто — на юге, в Корниловскую армию, как ее тогда называли, кто — в другие формирования, очень часто фантастические, но все стремились так или иначе присоединиться к тем, кто уже боролся с большевиками. И, как срок, все намечали весну, после окончания учебного года.
Это настроение сказалось в нескольких фактах, когда начальство как бы вверило кадетам двух старших классов (7-му, главным образом) наблюдение за всем внутренним укладом жизни корпуса. И старшие кадеты не только приняли на себя эту роль, но и выполнили ее с достоинством и честью, оказавшись опорой начальства, помогая ему и выступая вместо него в тех случаях, когда последнему это было невозможно. Одним словом, старшие кадеты взяли на себя роль помощников и заместителей гг. офицеров по отношению к младшим, зачастую не понимавшим серьезных последствий их детских шалостей, а порой и совершенно недопустимых проявлений характера. Кадетам роты Его Величества пришлось несколько раз «приводить в порядок» младших, устраивавших «бенефисы» своим офицерам-воспитателям. И порядок восстанавливался быстро и организованно, чем избегались скандалы, могущие привлечь к нам ненужное внимание новой власти. А причин для этого было более чем достаточно.
Прежде всего, со времени октябрьской революции в корпусе все время скрывались офицеры и юнкера разных частей и училищ, и не только бывшие наши кадеты. Скрывались они по разным причинам, одни в течение нескольких только дней, другие подолгу. Знало об этом начальство, но далеко не все, и небольшое число кадет старших классов. Этих «гостей» надо было прятать, кормить, предупреждать в случае возможного обыска. Все это требовало настороженности, а главное — внешнего спокойствия и порядка. Некоторые из наших случайных гостей уходили, исчезая на время, потом снова появлялись, иногда приводя с собой другого офицера или юнкера, такого же затравленного и искавшего убежища.
И вот среди них оказалось несколько человек, принесших нам новую «благую весть»: по их словам, разгромленное после октября офицерство начинало сорганизовываться и формировать тайные, подпольные организации, конечной целью которых было свержение советской власти. Рассказывали о средствах, о числе участников и имевшемся оружии, о сети информаторов и агентов. Мы слушали их с затаенным дыханием, переживая все слышанное и гордясь тем, что с нами делятся столь значительными и серьезными известиями. Конечно, со стороны кадет сразу же поступили просьбы о зачислении в организацию, на каковые было отвечено, что скоро мы все понадобимся.
Действительно, в начале февраля 1918 года нам было сообщено, что в конце февраля большевистское правительство собирается переехать из Петрограда в Москву и что офицерская организация решила этим воспользоваться для того, чтобы взорвать поезд и захватить едущих в нем большевиков. Для этого потребуется вооруженная сила, в каковую нам и предлагалось вступить. Вербовка должна была производиться привлечением добровольцев из желающих.
Сообщение это вызвало энтузиазм. Опьяненные величием выпавшей на нас роли, ибо в результатах мы не сомневались, переживали мы оказанное нам доверие. Произведенная вербовка дала 90 % добровольцев из роты Его Величества. С гордостью сообщили мы эти результаты нашим друзьям, которые благодарили нас за нашу готовность разделить с ними опасность, и мы стали готовиться к предстоящему выступлению, ожидая более подробных инструкций.
Наконец, приблизительно 25 февраля было получено подтверждение о скором выступлении и было передано распоряжение одному из нас явиться на конспиративную квартиру организации со списком добровольцев, для заготовки им солдатского обмундирования и вооружения. Таковым был избран кадет П-ий, которому и были вручены списки и инструкции. П-ий ушел после обеда и к вечеру не вернулся. Ждали мы его с нетерпением и беспокойством всю ночь и наконец утром пришел к нам один из офицеров для связи, весь грязный и оборванный, с сообщением, что П-ий со всеми списками попался в ловушку, устроенную на конспиративной квартире. Сам рассказчик едва спасся, уже будучи арестованным, бросившись бежать с набережной Невы по льду под обстрелом.
Сообщение это нас поразило, как громом!… Что было нам делать! После обсуждения решили доложить начальству. И в этот момент мы оценили все мужество наших старых офицеров корпуса, одним уже нашим безумным поступком подвергавшихся опасности быть расстрелянными: они не побоялись ухудшить свое положение еще больше и взять на себя ответственность, объявив учебный год оконченным и распустив всех нас по домам. Всем нам были выданы свидетельства об окончании курса 6-го или 7-го класса корпуса, уезжавшим из Петрограда были даны специальные удостоверения и проездные билеты, подписанные директором и ничего не понявшим из того, что произошло, комиссаром Ульченко. Уезжавшим выдавались вещи, белье, паек на неделю, а ведь все это было неопровержимыми уликами против нашего начальства, уликами в соучастии в заговоре и в попытке нас спасти!
Мы уезжали, а им оставалось расхлебывать заваренную нами кашу!
Во всем пережитом в корпусе за этот год было много яркого и тяжелого, великого и грустного, но в дальнейшем, уже в эмиграции, все ярче и ярче вставало в сознании все величие духа наших офицеров, до конца оставшихся на своем посту для защиты вверенных им кадет и не уклонившихся, несмотря на угрозу им расстрелом, от выполнения своего долга.
28 февраля утром мы были на Николаевском вокзале для отъезда в Москву, а оттуда — на юг. Нам потом передавали, что тем же утром 28-го в корпусе был обыск, но никого из состоявших в списках уже не нашли. Несколько офицеров корпуса были арестованы и их куда-то возили на допрос, но на этот раз они благополучно вернулись в корпус.
Этими событиями история Первого кадетского корпуса, как военно-учебного заведения, окончилась, как окончился весь период Императорской России.
Кадет 170-го выпуска М.С.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Рота Его Высочества Морского Наследника Цесаревича кадетского корпуса. – Б. А. Щепинский
- Библиотека Первого Кадетского корпуса
- Н А Ш С Т Я Г
- Письма в Редакцию. (№111)
- КАДЕТСКИЕ КОРПУСА
- ХРОНИКА ЖИЗНИ ОБЪЕДИНЕНИЯ.
- Конец Первого кадетского корпуса. – Н. А. Косяков
- ВОСПОМИНАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЯ О ПЕРВОМ КАД. КОРПУСЕ Продолжение. – Н.ДОННЕР.
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение). – Б. А. Щепинский
Loading ...