«Самая большая ценность нынешнего выпуска в том, что он сохранит непрерывность морского воспитания… Если влияние старшего выпуска распространится на новый, то это обеспечит преемственность…». (Из докладной записки Начальника Морского Училища во Владивостоке Кап. 1 ранга Китицина Морскому министру. Январь 1919 г.).
Об открытии Морского корпуса в Севастополе в октябре 1919 г. было написано много в: морской литературе зарубежья, и из всего написанного видно, что почему-то ни сам создатель корпуса и никто из высшего морского командования того времени не приняли во внимание того факта, что в 1919 г. в рядах Добровольческой армии и на судах флота служило более 50 гардемарин Отдельных Гардемаринских классов и кадет Морского Училища, еще не окончивших полный курс специального или общеобразовательного классов.
Конечно, никто из моряков не мог не одобрить идеи открыть в Крыму, военно-морское учебное заведение. Для сухопутных войск на юге России существовало несколько военных училищ, тогда как для пополнения офицерского состава флота не было предпринято ничего. Правда, во Владивостоке капитан 1 ранга Китицын принял молодых людей в гардемаринскую роту, но об этом факте мало, что было известно на юге России.
6 сентября 1919 года в газетах появилось объявление о приеме в Морской корпус по конкурсу аттестатов, без различия сословий, 130 молодых людей, окончивших среднее образование, возраста от 16 до 18 лет, в гардемаринскую роту и столько же, в возрасте от 12 до 14 лет, окончивших 3 класса среднеучебного заведения в младшую кадетскую — 7-ю роту. К сожалению, воспитанников Морского Училища, закрытого 24 февраля 1918 г., окончивших свое среднее образование, на юге России было мало и, напротив, воспитанников этого Училища, которым осталось год или два для заканчивания образования, оказалось довольно много, возможно более пятидесяти. Согласно тексту этого объявления, для большинства питомцев Морского Училища прием в открываемый корпус был закрыт. Однако будущее показало, что только всего после четырех месяцев усиленной подготовки в созданных для них «временных классах», многие из них с успехом окончили специальные классы Морского корпуса в Бизерте, а потом университеты и высшие технические учебные заведения как во Франции, так и в других странах.
Что же касается решения открыть прием «малышей» в самую младшую кадетскую роту, отрывая их от семей в это тревожное время, при отсутствии «лишних» денег в казне Вооруженных Сил Юга России и необходимых имущества и продуктов, то в лучшем случае можно только с удивлением пожать плечами. Было бы гораздо целесообразнее оставить этих мальчиков учиться в своих гимназиях и реальных училищах. Наконец, когда же эти кадеты могли бы стать мичманами? В 1927 году… А где же принцип, так правильно формулированный кап. 1 ранга Китицыным, о «непрерывности морского воспитания»? Вот почему, как нам кажется, было бы целесообразнее открыть в Крыму не седьмую а четвертую (старшую кадетскую) роту с ускоренным курсом, для оставшихся за бортом 40-50 кадет старого Морского Училища. Таким образом, через несколько месяцев усиленных занятий они могли бы образовать младшую гардемаринскую (третью) роту, солидную по духу и традициям старого Морского Корпуса и к тому же уже хорошо знакомую со службой на флоте. Но увы, в формировавшуюся гардемаринскую роту из гардемарин Отдельных Гардемаринских Классов никого не приняли, а из кадет Морского Училища приняли только четырех. Это была «капля в море» и, конечно, вопроса о «преемственности» и быть не могло.
Так или иначе, старшая кадетская (четвертая) рота не была открыта и никаких приказов об отчислении кадет и гардемарин в открываемый Морской Корпус не последовало. Сии «птенцы гнезда Петрова», для которых места в новом Морском Корпусе не нашлось, продолжали нести свою службу в армии и на флоте вплоть до июня месяца 1920 года.
«… в то время на юге России, где количество гардемарин и кадет исчислялось многими десятками, вдруг о них забыли и Морской Корпус возобновил свою деятельность без них» (Г. Б. Александровский «Колыбель флота» стр. 247).
«… Большинство кадет Морского Училища (в то время лишь на флоте их было не менее полусотни) прошений не подавали, многие окончившие среднее образование считали, что они из старого Училища отчислены не были и потому ожидали приказа о своем возвращении в возрожденный Корпус»… «…они (бывшие кадеты роты Его Высочества Б. Щ.), еще не успели окончить свое среднее образование, о котором говорилось в объявлении, а старшей кадетской роты для них не открыли». (П. А. Варнек «Колыбель флота стр. 273).
Однако Редакционная комиссия «Колыбели флота» на стр. 248 пишет: «… никому отказа в приеме в корпус не было». Заметка эта заканчивается следующей, довольно странной фразой: «ожидание некоторых бывших воспитанников Морского Корпуса личного вызова может быть объяснено только их молодостью…» Слух об открытии Морского Корпуса в Севастополе дошел до кадет, служивших в сухопутных частях и на судах Каспийской флотилии, и они с согласия своих командиров были отправлены в Севастополь, где по прибытии явились в штаб Командующего флотом. Но вместо Морского Корпуса все явившиеся морские кадеты были направлены в Особое Отделение Морского Управления, то есть в контрразведку…
Но вот в июне 1920 года Главное Командование решило возвратить с фронта всех учащихся молодых людей (Приказ № 2258). 22 июня соответствующие приказы за №№ 4987 и 4988 были отданы и по флоту. Таким образом всплыл на поверхность вопрос о забытых в прошлом году воспитанниках Морского Училища и Отдельных Гардемаринских Классов. Что же для них можно было сделать? Единственным выходом было создание временных ускоренных курсов: старшего, для окончивших среднее образование, и младшего, для его неокончивших. Эти курсы получили наименование Сводной роты при Морском Корпусе, в командование которой вступил капитан 2 ранга А. А. Воробьев. Открытием этой роты кадеты были много обязаны стараниям их товарища, кадета Владимира Е., который добился возможности быть принятым начальством. Со своей стороны контр-адмирал Ворожейкин, директор корпуса, не забывший своих бывших воспитанников, кадет роты Его Высочества, много способствовал открытию этих «временных классов». В конце концов кадеты, служившие на кораблях Черноморского флота, были откомандированы в Морской Корпус для продолжения образования. Большинство воспитанников были уже в чине подпоручика Корпуса Корабельных Офицеров и продолжали в стенах корпуса носить свою офицерскую форму.
Рота была разделена на два взвода. В первом — 1 гардемарин Морского Инженерного Училища, 15 гардемарин Отдельных Гардемаринских Классов и 2 кадета 5-й роты Морского Училища, а во втором — 28 кадет 6-й роты и 7 кадет 5-й и 4-й рот Морского Училища. Рота была размещена в помещениях «спального» флигеля, хорошо знакомых бывшим кадетам Роты Его Высочества. О повседневной жизни воспитанников Сводной роты много говорить не приходится. Ненавистной побудки под горн или барабан не было. Не было и строевых занятий. Все время было посвящено учению. Свободное время посвящалось, главным образом, купанью. Столовались воспитанники на даче «Голландия». Все офицеры и воспитанники имели винтовки и патроны.
Вернувшись на школьную скамью, все эти сигнальщики, рулевые, комендоры, пулеметчики, стрелки и кавалеристы усердно принялись за работу. Потерянное время нужно было наверстать как можно скорее. Главным предметом была, конечно, математика, которую преподавал, как и в 1916/17 гг., г. Воейков.
Настал октябрь. До сих пор, особых событий в жизни Сводной роты не происходило. Изо дня в день шло усиленное ученье. На фронте положение было тревожно, но к этому как-то уже привыкли. Несмотря на события последних дней октября, приказ об эвакуации Крыма явился для большинства полной неожиданностью. Приказом штаба чины Сводной роты были расписаны по судам, причем самая большая группа, около 15 человек, попала на вооруженный ледокол «Гайдамак», стоявший в Южной бухте. По прибытии нашего флота в Константинополь и месячного пребывания на «Гайдамаке» чины Сводной роты были переведены на линейный корабль «Генерал Алексеев», на котором пробыли около недели и, наконец, 9 декабря все они были переведены на посыльное судно «Якут», где было собраны все чины Сводной роты, находившиеся на вновь сформированной Русской эскадре. Здесь Сводная рота, просуществовавшая почти шесть
месяцев, прекратила свое существование. **
На «Якуте» образовалась новая Младшая гардемаринская рота (третья), на этот раз с солидным ядром из старых морских кадет из со
става только что расформированной Сводной роты. Рота была дополнена молодыми людьми частью принятыми в корпус еще в Севастополе, частью прибывшими с эскадры уже в Константинополе.
По прибытии на «Якут» вновь сформированная рота была выстроена на палубе, имея, как полагалось, офицеров из своего состава, на правом фланге. Но капитан 1 ранга Китицын, не желая делать разницы между воспитанниками одной и той же роты, «предложил» всем этим подпоручикам Корпуса Корабельных Офицеров на время, как бы сказать — «забыть свой офицерский чин». Фронт немедля перестроился, на сей раз по ранжиру. В командование ротой вступил лейтенант Н. А. Окрашевский (вып. 1915 г.).
9 декабря (по новому стилю) 1920 года, «Якут», в составе 2-го Отряда Русской эскадры вышел из Константинополя, через Коринфский канал, в Бизерту. Отряд сопровождало французское авизо «Бар-ле-Дюк». О походе нашей эскадры много и обстоятельно уже было написано как в русской, так и во французской печати. Может быть интересно будет напомнить о двух событиях этого похода:
В ночь с 14 на 15 декабря 1920 года французский конвоир нашего Отряда «Бар-ле -Дюк» наскочил на камень у мыса в Эгейском море и затонул. Погиб командир корабля и 26 человек команды.
Несколько позже, в Ионическом море, «Якут» потерпел аварию, которая могла бы окончиться трагически. Кочегарка была затоплена водой, поступавшей через один случайно открывшийся кингстон. Грязную воду, перемешанную с шлаком, приходилось откачивать ведрами. В этой тяжелой работе принял участие весь экипаж корабля. На следующий день подошел французский миноносец, передал на «Якут» ручную помпу и работа пошла быстрее. После починки кингстона, для чего гардемарин Дорошенко должен был несколько раз нырять в грязную воду, и окончания откачивания нужно было привести в порядок механизмы машины, и только поздно вечером машины старенького «Якута» застучали вновь.
26 декабря «Якут» прибыл в Бизерту и через несколько дней ошвартовался у борта крейсера «Генерал Корнилов», стоявшего уже на рейде.
20 января 1921 года гардемарины сошли на берег и после дезинфекции и всевозможных прививок отправлены были в лагерь Сфаят. Здесь рота закончила свое формирование путем приема находившихся на эскадре кадет сухопутных корпусов и охотников флота. Большого изменения в численном составе роты не произошло.
20 марта воспитанники 3-ей роты были отправлены в плавание на парусное учебное судно «Моряк» (бывшее «Великая Княгиня Ксения Александровна»), которым командовал сначала старший лейтенант А.Г. Рыбин, а затем старший лейтенант M. М. Максимович, офицеры прекрасно знавшие штурманское и парусное дело.
3 мая воспитанники, плававшие на «Моряке», приказом по Морскому корпусу за № 134 были произведены в гардемарины. 4 1/2 месячное плавание на «Моряке», хотя и не в открытом море (из-за запрещения Морского Префекта Бизерты), а в огромном Бизертском озере, принесло гардемаринам большую пользу во всех отношениях. Весь день проходил по точно составленному корабельному расписанию, за исключением парусных походов в озере, которым иногда мешали ветер и погода. Ранняя побудка, укладывание коек, утренняя тщательная уборка (мытье палубы, чистка меди) и в 8 часов — подъем флага.
Жаркий африканский климат располагал русских моряков к купанию. Неудивительно, что гардемарины всегда с нетерпением ждали дудки: «Команде купаться!» Все быстро выскакивали на палубу и, сбросив трусики, бросались в воду. Дежурная шлюпка ходила на веслах вокруг купающихся, чтобы в случае надобности подать помощь. Неумеющие — учились плавать на лямках, вдоль борта, как в старое время в плавательном бассейне в Петрограде. Но и среди нас были настоящие «чемпионы» плавания. Например, Владимир Борисов прыгал с фока-рея, с высоты около десяти метров, а Николай Широкий нырял под корабль и выплывал с противоположного борта. Он же в нужных случаях изображал «человека за бортом» и по указанию командира, незаметно от вахтенного начальника и сигнальщиков, прыгал в воду. Раздавался взволнованный от неожиданности крик сигнальщика: «Человек за бортом!», и спасательный круг летел в воду. Конечно, это скорее была школа для вахтенных начальников, так как нужно было, не растерявшись, быстро «лечь в дрейф», спустить шлюпку, которая и должна была уже найти и подобрать оставшегося далеко сзади «утопленника».
Ходили под парусами на шлюпках в любую погоду. Делали шлюпочные пробеги на веслах на всех корабельных шлюпках, начиная с двойки и кончая 12-весельным катером. Иногда устраивались настоящие гонки. Каждые две недели очередная смена шла работать в машину, где под руководством судового инженер-механика она вела практические занятия. Шли занятия по штурманскому делу и по морской практике. По парусному авралу каждый имел свое определенное место.
Постановка и уборка парусов. Походы под парусами по озеру, с поворотами оверштаг и через фордевинд… Кто же из моряков не знает, что успех каждого маневра зависит не только от быстрого и точного исполнения поданных
команд, но и от дружной работы ВСЕГО экипажа! Прошло уже более пятидесяти лет, а в ушах бывших «марсафлотов» все еще звучат громкие слова команд, летевших с мостика: «Марсовые — к вантам!». «По марсам и салингам!» Для будущих морских офицеров никогда не было и не будет лучшей школы, как плаванье на парусном учебном корабле!
«Моряк» — трехмачтовое парусное судно — баркантина — имел фок-мачту с прямыми, а грот и бизань с косыми (латинскими) парусами. Имел он и вспомогательную паровую машину с двумя котлами различной системы, которая могла бы в случае надобности «помочь» при трудном повороте, а котлы служили также и для учебных целей.
Занятия длились до полудня. После традиционной «пробы», которую кок подносил командиру, гардемарины получали свой скудный обед (паек французского интенданства был не обилен!). После обеда, не подымая флаг «ОН», мы все же два часа отдыхали. Затем опять шли занятия. Наконец длинный трудовой день кончался. Раздавался сигнал: «Из палубы всем выйти, палубу проветрить и подмести!» Под вечер, после знойного дня под палящим африканским солнцем, гардемарины собирались на баке, и над тихими водами Бизертского озера неслись звуки русской песни… Правда, еще в Сфаяте в рядах 3-й роты нашлись и дирижеры, и запевалы, которым удалось организовать хороший, стройный хор. Так по вечерам на улицах Сфаята, к удовольствию населения, главным образом женского, этого поселка, гардемарины 3-й роты исполняли свой репертуар из русских народных и военных песен. Да и позже, по прибытии в Кебир, наша рота считалась лучшей по хоровому пению.
После скромного ужина, чая и вечерней молитвы раздавались койки, но большинство гардемарин располагалось спать тут же( на палубе.
Что касается дисциплины, то она была на судах суровая, и наказания сыпались как из рога изобилия. Плошать, зевать, делать ошибки на корабле не полагалось. Ставили под ружье, на раскаленной солнцем палубе, что было особенно чувствительно для босых гардемаринских ног. Правда, — вода была близка и палубу допускалось окачивать. Другим наказанием был прогон через салинг или же посылка простоять на салинге столько-то времени. Были, конечно, и наряды вне очереди. Нужно отметить, что никто и никогда на эти наказания не жаловался.
2 августа рота, закончив учебное плавание, была отправлена для классных занятий в форт Джебель-Кебир. В командование ротой вступил морской офицер выпуска 1917 года лейтенант Г. Мейерер, который еще в чине мичмана положил начало боевой деятельности Волжской флотилии в июне 1918 года и после создания в Омске Морского Учебного батальона принял участие в его непрерывных боях до сентября 1919 года.
К этому времени в роте осталось 72 человека, в числе которых 22 бывших кадета Морского Училища. К этому солидному по духу ядру нужно прибавить еще 16 кадет сухопутных кадетских корпусов. Таким образом более половины 3-й роты составляли гардемарины, имевшие право называться «старыми кадетами». «Руководящее ядро этой роты составляли бывшие кадеты Петроградского Морского Училища» (П. А. Варнек «Колыбель флота» стр. 298).
В корпусе числилось 235 гардемарин, 110 кадет, 60 офицеров и преподавателей и около 40 человек команды. Директором корпуса был вице-адмирал А. М. Герасимов, «имевший честь служить при трех императорах», как говорил он, а его помощником и начальником строевой части был выдающийся боевой офицер, кавалер ордена святого Георгия 4-й ст. капитан 1 ранга М. А. Китицын.
Начиная с октября 1917 года жизнь и деятельность этого доблестного морского офицера была тесно связана с жизнью нескольких сотен гардемарин. Его основная «морская идея» основывалась на более чем двухсотлетних традициях Российского Императорского флота. Возможно, что в некоторых случаях капитан 1 ранга Китицын был несколько пристрастен к «своим» владивостокским гардемаринам, но не нужно забывать, что он их рассматривал как бы «своим детищем».
Третья рота была размещена в одном из казематов с железными койками в два яруса. В роту были назначены три отделенных начальника, фельдфебель и несколько «капралов» (так звали в Морском корпуса, в просторечье унтер-офицеров из гардемарин). Все они были из «дальневосточников».
1 июня 1922 года лейтенант Мейерер ушел из корпуса, оставив на память каждому из своих гардемарин по экземпляру написанного им курса военно-морской истории. Его сменил боевой офицер капитан 2 ранга Алексей Алексеевич Остолопов. Участник Первого Кубанского похода, он потом командовал вспомогательным крейсером «Слава» в Каспийской флотилии.
Жизнь протекала без особых событий. Ежедневно бывали строевые занятия, а иногда и большие прогулки по пыльным бизертским дорогам. Много времени уделялось гимнастике и спорту. В корпусе был прекрасный духовой оркестр под управлением гардемарина 1-й роты Данюшевского, а после его производства гардемарина нашей роты Милорадовича, который в то же время был регентом ротного хора. Оркестр сопровождал корпус на батальонные прогулки и русские военные марши гремели по улицам Бизерты. При прохождении батальона церемониальным маршем обычно игрался марш, так называемый Старо-Егерский. И. наконец, корпусный оркестр оживлял наши гимнастические праздники, играл на балу 6 ноября и, вообще, играл одну из важных ролей в жизни корпуса.
Нужно заметить, что Морской корпус в Бизерте остался верен традициям старого корпуса: 6 ноября бывал и молебен, и обед с приглашенными старыми воспитанниками, и бал вечером. Сохранился и старый обычай «похорон Альманаха», но ров, окружавший старый французский форт, заменил нам знаменитый в Петербурге зал старого корпуса, не носили мы черных с золотом флотских мундиров, не видно было на балу пышных дамских туалетов, не слышно было у подъезда окриков кучеров и лакеев, но все же в одном из бараков, украшенном сигнальными флагами и гирляндами зелени, фельдфебель старшей роты галантно предлагал старой адмиральше руку и, как и в старое время, открывал с ней бал под звуки торжественного полонеза.
В силу сложившихся обстоятельств каждая гардемаринская рота имела свой особый, принадлежавший только ей облик. Владимир Владимирович Берг в книге своей «Последние гардемарины» характеризовал эти роты так: «Первая рота, высокая, стройная, вышколенная, гордая своим владивостокским походом, вторая — серьезная, сосредоточенная жаждущая знаний, третья, — пылкая, горячая, отзывчивая» («Последние гардемарины» стр. 159), а по мнению нашего морского писателя Петра Александровича Варнека: «Гардемарины этой (третьей) роты больше всех других напоминали по духу петроградских гардемарин» («Колыбель флота» стр. 298).
Классные занятия в нашей роте шли усиленным темпом. Больших каникул не было. Были только воскресенья да праздничные отпуска. Таким образом времени оказалось достаточно, чтобы пройти полный курс Специальных классов Морского корпуса. Нужно сказать, что преподавательский состав, во главе с Инспектором классов, академиком капитаном 1 ранга Николаем Николаевичем Александровым, преподававшим высшую математику, и «богом девиации», генерал-лейтенантом Константином Николаевичем Оглоблинским, стоял на большой высоте, что, конечно, весьма способствовало успешному прохождению нами всех положенных курсов: математики, девиации, астрономии, навигации, пароходной механики, кораблестроения, физики, химии, электротехники, черчения, богословия, русской словесности, французского языка и других наук (к сожалению, английский язык в Бизерте не преподавался). Не была забыта и военно-морская история. Многое, и в особенности математика, весьма пригодились нам при поступлении впоследствии в иностранные высшие учебные заведения.
Наступили выпускные экзамены. Письменные — в одном из сфаятских бараков, под строгим наблюдением корпусных офицеров, а устные — в классных «залах» Кебира. Как и в старое время, с трепетом подходили гардемарины к столу, за которым сидели «непроницаемые» экзаменаторы. Как и «там», тянули билеты, в надежде вытянуть хороший, но не было мундиров, не было того парада, что в былое время.
Судьбе было угодно, чтобы председателем экзаменационной комиссии на выпускных экзаменах был назначен бывший директор нашего корпуса в Севастополе, контр-адмирал Сергей Николаевич Ворожейкин, который, по всей видимости, был рад увидеть среди экзаменующихся своих бывших воспитанников из роты Его Высочества, которых он знал еще с 1916 года. Рады были и гардемарины снова увидеть своего «доброго адмирала». Увы, вместо 125, как в 1916 году, их было только немного более десятка!
После выпускных экзаменов 57 старших гардемарин получили аттестаты об окончании Морского корпуса, приказом по Корпусу, за № 219 от 6/19 ноября 1922 года, и приказом по Русской эскадре за № 297, того же дня, были произведены в корабельные гардемарины. Несколько позже были произведены еще 6 человек, а всего 63 корабельных гардемарина, в числе которых — 18 бывших кадет Морского Училища в Петрограде. Возможно, что в дальнейшем еще несколько человек представились и выдержали экзамены, но у нас об этом никаких сведений нет.
После производства корабельные гардемарины были расписаны по судам эскадры, но уже через несколько месяцев начался «разъезд». Корабелы отправлялись главным образом во французские университеты и технические учебные заведения с целью продолжения своего образования. Эскадра стала заметно пустеть.
«29 октября 1924 года, в 17 часов 45 минут, на всех кораблях Русской эскадры в Бизерте были в последний раз спущены Андреевские флаги, чтобы никогда уже по сей день не подниматься». (А. Г. «Военная Быль» № 75).
***
Заканчивая свой очерк о бывших кадетах роты Его Высочества Морского Корпуса в Севастополе и гардемаринах 3-й роты Морского Корпуса в Бизерте, мне хочется упомянуть некоторых, имена которых прославили русское имя заграницей и в научном мире.
1) Старший унтер-офицер знаменщик Юрий Кусков, окончивший корпус первым, вслед затем окончил сначала Сорбонну, затем два высших технических института, удостоился звания доктора физико-математических наук и инженера-доктора. Занимал пост научного директора одного из крупнейших электротехнических обществ во Франции и одновременно был профессором в электротехнических институтах Парижа и Нанси.
2) Фельдфебель Всеволод Гусев, окончивший корпус вторым, был кадетом Морского Училища в Петрограде. Блестяще окончив Механическое отделение электротехнического института в Нанси и одновременно физико-математический факультет, этот выдающийся инженер избрал своей специальностью авиацию и аэротехнику и, дополнив свои знания в высшем аэронавтическом институте, в Париже, получил пост руководителя воздушных испытаний прототипов в одном из национализированных французских обществ. Последним и роковым для него заданием был контроль полета одного из новых гидросамолетов гигантов. Из этого полета он не вернулся. Атлантический океан не вернул тела славного русского моряка и летчика.
Список наш этим, конечно, не исчерпывается. Согласно нашему Информационному бюллетеню, 25 корабельных гардемарин получили дипломы инженеров. Тут были инженеры общественных работ, инженеры-механики, электрики, химики, геологи, агрономы, метеорологи. авиаторы. Кроме того, один из «корабелов» был принят в Морской Корпус в Бресте, который окончил с успехом, и стал выдающимся инженером во французских колониях.
Бывшие кадеты роты Его Высочества, закончившие свою военную жизнь в стенах Морского Корпуса в Бизерте и на кораблях Русской эскадры, считают своим долгом посвятить несколько строк последним годам жизни их «доброго адмирала».
За месяц до выпускных экзаменов, 5/18 октября 1922 года, то есть в годовщину официального открытия Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича корпуса в Севастополе, бывшие кадеты этого корпуса устроили в стенах Джебель-Кебира скромное празднование этого памятного для них события. На празднование был приглашен и бывший директор корпуса контр-адмирал Сергей Николаевич Ворожейкин. За стаканом глинтвейна вспоминали прошлое. Адмирал показывал своим кадетам фотографии из жизни корпуса.
После ликвидации, в октябре 1922 года, Русской эскадры и в мае 1925 года последних кадетских рот Морского корпуса в Бизерте адмирал с супругой продолжал жить в Бизерте и после кончины адмирала Герасимова, адмирал Ворожейкин был назначен председателем комиссии по постройке Храма-Памятника кораблям Русской эскадры в Бизерте.
Адмирал пользовался большим уважение во французских морских кругах. Он скончался 26 марта 1939 года и похоронен в Бизерте.
В заключение я приношу глубокую благодарность моему старому другу и однокашнику Георгию Александровичу Усарову, с которым с юных лет мы делили радости и горести, за сообщение мне многих редких документов и присылку фотографий из жизни корпуса и моему старшему брату, Владимиру Александровичу Щепинскому, за художественное исполнение рисунков погона, значка и креста — Бизерты.
Судьбе было угодно, чтобы день производства ПОСЛЕДНЕГО выпуска корабельных гардемарин совпал с днем Корпусного праздника.
Б. А. Щепинский
Похожие статьи:
- Рота Его Высочества Морского Наследника Цесаревича кадетского корпуса. – Б. А. Щепинский
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение, №117). – Б. А. Щепинский
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение). – Б. А. Щепинский
- Рота Его Высочества Морского Наследника Цесаревича кадетского корпуса (Продолжение, №115). – Б. А. Щепинский
- Учебное судно «Великая Княгиня Ксения Александровна». – Г.А. Усаров
- Письма в Редакцию. (№111)
- Традиция и обычаи морского корпуса. – Г. Усаров
- Письма в Редакцию (№ 125)
- «Новая порода людей» Императрицы Екатерины и первый Кадетский Корпус. – К. Н. де-Рошфор