Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday December 2nd 2024

Номера журнала

Рожковские продовольственные магазины. – В. Кочубей



(Из воспоминаний)

На северной периферии Петербурга находи­лись так называемые Рожковские продовольст­венные магазины, из которых части Петербург­ского гарнизона черпали свои запасы муки и т. д. Находились эти магазины вдали от городских строений, от которых отделяли их пустыри. Со­стояли же они из целого ряда преимущественно деревянных, уже почерневших от старости ма­газинов, а также канцелярии и других хозяй­ственных, также деревянных построек.

Наиудобнейшим и вернейшим способом по­пасть в Рожковские магазины была узкоколей­ная железная дорога, которая начиналась око­ло северного конца Невского проспекта, недале­ко от Николаевского вокзала, и которой в ка­кие-нибудь 25-30 минут можно было доехать до самых магазинов.

Поезда же этой узкоколейки состояли из ма­леньких старых деревянных неотапливаемых вагончиков, которые тянул такой же маленький паровозик — самоварчик, — способ сообщения довольно примитивный, но все же скорейший, а также более дешевый, чем, например, извоз­чиком.

Раньше не приходилось мне даже слышать о существовании Рожковских продовольствен­ных магазинов, а еще меньше мог я предпола­гать, что судьба занесет меня когда-нибудь ту­да. Однако ровно 50 лет тому назад случилось это, что и хочу тут рассказать.

6 августа 1912 г. я был произведен в корне­ты Кавалергардского полка.

Передо мной, как и перед каждым молодым человеком, только что произведенным в офице­ры, открывался новый мир. Я стал офицером того же самого эскадрона, в котором перед тем целый год служил вольноопределяющимся. Я опасался, что эта метаморфоза — вдруг стать из нижнего чина офицером — не будет должно понята теми самыми людьми, с которыми вме­сте, совершенно наравне с ними, служил я, при­нимая участие в ученьях, стрельбе, конной ез­де, чистке лошадей, маневрах и т. д., тем бо­лее, что жил я с ними их же жизнью, дружбою и даже по-товарищески.

Однако мои опасения оказались напрасны­ми. К моему большому удовлетворению все ока­залось гораздо проще, чем я предполагал. Мое моментальное превращение из равного им в на­чальство, перед которым при встрече они те­перь должны были становиться во фронт, было принято ими как нечто естественное, должное, а к тому же еще и весьма сочувственно и дружелюбно. Также и я постепенно начал привы­кать к своему новому положению и к той роли, которую предстояло мне теперь играть по от­ношению своих бывших сослуживцев, превра­тившихся вдруг в моих подчиненных.

Между тем окончился лагерный сбор, мину­ла «трава» и из Красносельского лагеря Кава­лергардский полк вернулся в свои петербург­ские казармы при Захарьевской и на Шпалер­ной.

Начались тут занятия со старослужащими, проездка лошадей, дежурства по полку, суббот­ние парады в большом манеже в пешем строю под звуки «парижского» марша, с обнаженны­ми палашами, в колетах и касках и т. д. и т. д. Я все больше и больше входил в свою новую роль «начальника» и жил полностью жизнью и интересами своего эскадрона, который погло­щал меня целиком. Это не всегда улыбалось вахмистру, подпрапорщику Палиенко, который находил, что новоиспеченный офицер «за дуже пхае свий нис во всэ». Это последнее меня очень мало трогало и все шло с недели на неде­лю мирно и хорошо. Но вдруг вся эта идиллия была неожиданно нарушена приказом по пол­ку, который меня глубоко встревожил.

Читая в одно прекрасное утро принесенный мне на квартиру вестовым штаба полка очеред­ной приказ по полку, к моему громадному недо­умению, а одновременно и печали, так как я понял, что это приказ, о изменении которого и речи быть не может, прочел я следующее: «Корнет Кочубей назначается членом ревизи­онной комиссии Рожковских продовольствен­ных магазинов, куда прибыть ему дня такого-то (на следующий день) в 7 ч. утра и поступить в распоряжение руководителя вышеупомянутой комиссии полковника X (фамилию забыл)».

Меня прежде всего удивило, что именно я назначен в эту комиссию. Мне казалось, что для такой «проверочной» деятельности должен был бы быть назначен офицер уже с известным служебным опытом и личным авторитетом, а не такой «желтоносый», каким я еще был тогда — всего лишь через несколько недель после производства. Но потом пришла мне другая мысль: это, вероятно, такая командировка, от которой каждый старается выкрутиться, а по­этому назначают именно меня, в то время само­го младшего.

Все же, чтобы узнать свои обязанности чле­на ревизионной комиссии, я решил обратиться к полковому адъютанту. Но тут постигла меня

неудача. На мой вопрос поручик барон Корф ответил мне: «Я тебе ничего сказать не могу по поводу того, что придется там тебе делать. Знаешь что, поезжай туда, там на месте ты лучше всего узнаешь». Стоило ли обращаться к нему, чтобы получить такую справку, поду­мал я. Но, вероятно, догадываясь, что эта ко­мандировка мало меня радует, он добавил: «Командир полка лично приказал назначить тебя, — ты ведь младший корнет у нас». Так что, по-видимому, я не ошибся, — это будет ко­мандировка, которой каждый избегает.

На следующее утро я уже трясся маленьким поездом с непрерывно свистящим и звенящим паровозиком по улицам предместья Петербурга. По приезде в Рожковские магазины я был встречен ожидавшим нас заведующим таковы­ми седым, старым капитаном К. и таким же его помощником штабс-капитаном П., которые, не­смотря на мой небольшой чин и мою юность, поспешили первыми мне представиться. Это об­стоятельство не только меня смутило, но и весь­ма удивило.

Вскоре после меня прибыл другой член ко­миссии, очень симпатичный поручик Евреинов, уже не помню, — 1-й или 2-й гвардейской артиллерийской бригады, с которым мне при­шлось поработать несколько недель в этих ма­газинах вместе.

Оказалось, что вся комиссия состояла всего лишь из нас обоих и председателя, полковника, фамилию которого я больше не помню. Послед­него за все время моего пребывания в магази­нах я видел всего лишь один раз. Он вообще там больше не показывался, возложив всю ра­боту на Евреинова и на меня. А работа эта бы­ла до отчаяния тупая и скучная. С раннего ут­ра и до вечера, при всякой погоде приходилось нам обоим стоять с записной книжкой при ве­сах и отмечать количество мешков с мукой, а также вес каждого. Эти мешки приносили один за другим на своих спинах солдаты команды Рожковских магазинов.

Эта процедура повторялась без каких-либо изменений каждый божий день, — занятие, ко­торое à la longue было в состоянии превратить нормально думающего человека в какой-то бес­смысленный автомат.

По мере того как взвешивание бесконечных сотен, а может быть даже и тысяч этих, таких похожих друг на друга мешков продвигалось вперед, заведующий магазинами и его помощ­ник заметно теряли все больше и больше свое душевное спокойствие и делались какими-то заискивающими, униженно подскакивающими вокруг нас. Это их странное поведение по отно­шению к нам, молодым, приводило меня в от­чаяние. Все это было очень тяжело, а одновре­менно вызывало во мне огромную жалость к этим бедным старикам. Ведь каждый из них мог бы быть, вероятно, моим дедом, — в то время мне было всего лишь 20 лет.

Обыкновенно я брал с собою пару бутербро­дов, а обедал вечером, по возвращении домой. Капитан К. постоянно приглашал нас обоих на обед и все старался нас убедить, что такой образ жизни, без горячего обеда и послеобеденного отдыха, может повредить нашему здоровью. Однако мы оба как бы сговорились и решитель­но отклоняли все его уговаривания, а также во­обще всякое, такое нам неприятное ухаживание за нами этого старика, не желая создавать се­бе нравственных обязательств по отношению к нему и его помощнику.

Однако однажды нам все же не удалось от­крутиться от приглашения.

Не помню больше, какое было в этот день торжество? Во всяком случае в этот день взве­шивание мешков должно было продолжаться всего лишь до полудня. Когда же к 12 ч. дня мы работу закончили и собирались ехать до­мой, вдруг как бы из-под земли выросли перед нами заведующий магазинами и его помощник. Оба были почему-то одеты в парадную форму, при орденах, и объявили нам, стоя перед нами «навытяжку», с рукой при головном уборе, что «по случаю сегодняшнего торжества в канцеля­рии состоится прием», на котором мы обяза­тельно должны присутствовать. Причем сказа­но это было таким образом, что у нас обоих соз­далось впечатление, что будет также и полков­ник, а может быть еще какое-то начальство. Па­радная форма обоих стариков как будто бы под­тверждала это.

На наше замечание, что мы ведь не одеты соответствующе, чтобы присутствовать на таком торжественном приеме, капитан ответил, что все знают, что до полудня мы работали, а по­этому наша повседневная форма совершенно нормальна и каждому будет понятна. Одним словом, на этот раз открутиться от приглаше­ния нам не удалось.

В канцелярии был накрыт огромный стол, заставленный бутылками с разными крепкими напитками и всевозможными закусками. К на­шему большому удивлению, не ожидая ни пол­ковника, ни какого-либо иного начальства, хо­зяева сразу же начали нас угощать и главным образом непрерывно налегали на напитки, ста­раясь нас обоих напоить. На наш вопрос, почему же не ждут они полковника, последовал ответ, что еще неизвестно наверняка, приедет ли он. А если все же приедет, хватит и на него.

Ясное дело — мы попали в ловушку и «пол­ковник» послужил им только, чтобы заманить нас. Конечно, стол с напитками и закусками не мог нам импонировать, так как в наших собра­ниях для нас были привычны самые лучшие яства и напитки. А униженное ухаживание за нами этих стариков было просто противно. Я еле-еле дождался удобного момента, чтобы под каким-то предлогом исчезнуть из этого просто

невыносимого положения. В конце концов я не только не был подчинен этим старикам, но, на­оборот, на меня возложили обязанность «кон­тролировать» их. А эта последняя обязанность уже совершенно не вязалась с «приемом», на который нас обманным способом втянули.

По дороге домой я еще раз мысленно проа­нализировал все, что пришлось мне видеть и пережить в Рожковских продовольственных магазинах. Я очень жалел бедных стариков, так как из всего можно было заключить, что у них в магазинах что-то не в порядке. Во-первых, выдавало это их нервное, возбужденное состо­яние, в котором они постоянно находились. Во-вторых, их униженное заискивание перед нами, их старание во что бы то ни стало задобрить нас. То что их способ достигнуть этого, их ме­тоды были очень примитивны и неуклюжи, в этом винить их нельзя было, так как все это только отражало их психологию, их натуру.

Однако мне страшно хотелось разгадать, че­го хотели они достигнуть своим заискиванием перед нами, постоянным желанием нас частным образом угощать, что и привело к странному сегодняшнему «банкету»?

Ведь, считая мешки и взвешивая их содер­жание, ни Евреинов, ни я не имели понятия, ка­кие количества и чего должны были бы нахо­диться в действительности в этих магазинах. Возможные недочеты могли выйти наружу только по окончании проверки. Причем устано­вить таковые мог только тот, кто знал цифры — с одной стороны — того, что должно было содержаться в магазинах, а с другой — налич­ности инвентаря. Этим лицом, вероятно, был полковник, председатель комиссии, но ни в ко­ем случае не мы оба. Старики знали это. Так чего же хотели они от нас? К чему были эти ухаживания за нами, эти неуклюжие попытки «приручить» нас? Неужели же они хотели во­спользоваться нашей неопытностью, чтобы по­стараться склонить нас к сообщению ложных цифр инвентаря? Дай Боже, чтобы я ошибался! Уже только при одной мысли о возможности этого я не находил себе места. В результате всех этих размышлений я твердо решил неме­дленно же просить об освобождении меня от этой командировки.

Возвращаясь в этот день раньше обыкно­венного из магазинов, я сразу же поехал пря­мо к своему эскадронному командиру. Не на­зывая тех причин, которые вызвали у меня эту душевную необходимость, взмолился я перед ним.

Милейший барон Розен чутьем понял, ве­роятно, что что-то происходит в моей юноше­ской душе и, улыбаясь, ответил м не: «Ты прав! Я тоже нахожу, что тебе пора вернуться в эскадрон. К тому же скоро начнут прибывать новобранцы, которых тебе придется обучать. Потерпи еще немного, я поговорю с командиром полка».

К моей огромной радости уже на следующее утро я прочел в приказе по полку о своем отоз­вании из командировки и о назначении на мое место моего же эскадрона поручика князя Щер­батова.

Впоследствии от последнего я узнал, что по окончании проверки содержимого Рожковских магазинов оказались большие недочеты. Услы­шав это, мне опять стало как-то особенно жал­ко этих бедных стариков. Их унижение и за­искивание перед нами, по-видимому, оказались напрасными.

Я сознательно не привожу никаких крити­ческих замечаний к этому эпизоду, имевшему место ровно 50 лет тому назад.

В. Кочубей

Добавить отзыв