Выдержки из старого дневника (перевод с английского)
Вступительные заметки: в 1799 году несколько русских полков под начальством генерала Германа были отправлены в Голландию, где вместе с англичанами составили союзную англо-русскую армию, предназначенную для действий против войск Французской Республики. После неудачных боевых столкновений при Бергене и Кастрикуме, начиная с конца ноября 1799 года и по конец января 1800 года, остатки англо-русских войск были погружены на корабли и покинули Голландию. Русские войска были перевезены на остров Джерзей, где оставались до середины 1800 года. Нижеследующее описание пребывания русских войск на острове Джерзей извлечено из дневника старшей дочери губернатора острова Магу Dumaresq, жены генерал лейтенанта John Le Couteur и печатается с любезного разрешения Джерзейского Общества Société Jersiaise), которое является собственником рукописи, и благодаря дружескому посредничеству г. D. Glover. В английском печатном тексте, по которому составлен перевод, все русские фамилии переданы настолько правильно, что не дают повода к сомнениям, а небольшие описки легко могли возникнуть при разборе рукописи. Краткое описание форм чрезвычайно точно, хотя — или, может быть, именно потому, что автор — женщина. Необходима только одна небольшая поправка: егерские полки носили не светло-синие, а светло-зеленые мундиры, но это объясняется, вероятно тем, что сукно выгорело на солнце. Но помимо этого как бы «технического» описания прибывших на Джерзей полков, гораздо интереснее те впечатления, которые вынесла английская дама, а вместе с ней и все , население острова, никогда до того не видевшие русских. Они не только никогда не видали русских, но и имели все основания опасаться их дикости и грубости, о которых так много говорилось в распространяемых о них рассказах. Кому из нас не попадались такого рода суждения и притом в книгах, изданных даже значительно позднее. И вот прибыли на Джерзей представители страны, которую один издаваемый в настоящее время бюллетень называет «непринадлежащей к Европе», страны, находившейся в то время, как часто пишут, «под гнетом обскурантизма и гатчинской муштры». Какое впечатление должны были произвести русские солдаты и их начальники на местных жителей? Это читатель узнает из приводимой ниже выдержки из дневника. В. В. Звегинцов
***
Мы прибыли на Джерзей в воскресенье 14 июля 1799 года после трудного перехода на посыльном судне «Вэймут». Судно было набито пассажирами, среди них — Леди Хант, майор Ли с супругой и около ста человек рекрут, предназначенных для расквартированных в Джерзей полков. В то время гарнизон состоял из полка добровольной милиции Лойял Айриш Фенсиблз, стоявшего в Бель-Вю, гарнизонного батальона подполковника Фрезера, другого полка Фенсиблз (прим.: название «Фенсиблз» есть общее обозначение целого ряда добровольных формирований в Ирландии), расквартированного в Грувилле, полка Лимерик Фенсиблз, стоявшего в Бель-Вю, полка Валлас Фенсиблз, стоявшего в Сент-Элье, и наконец полка Файфшир Фенсиблз, расположенного в Сент-Уан. Остров был так переполнен иностранцами, что мы не могли нанять дома и нам пришлось снять меблированные комнаты у нашего прежнего хозяина.
Полки Файфшир и Лимерик Фенсиблз были приблизительно в это время увезены, чтобы освободить место для русских войск. После неудачной экспедиции в Голландию, на нашем острове и на Гернзей были построены временные бараки для двенадцати, приблизительно тысяч русских солдат, которые действовали вместе с нашими в Голландии и которые ввиду позднего времени года не были в состоянии вернуться к себе на родину. Бараки были вскоре сооружены и предназначались для семи тысяч человек на Джерзей и тысяч на пять на Гернзей. Разноречивые слухи ходили относительно действий русских войск в Голландии, а также относительно их поведения и дисциплины, и поэтому мы ожидали от них большого грабежа и очень грубых, необтесанных манер. Люди очень опасались их прибытия на остров, а низшее сословие не ожидало ничего иного как появления толпы дикарей, собирающихся их грабить, пожирать их детей и совершать всевозможные разорения.
Г. Итон, автор описания турецкой империи, был назначен посредником между русскими и здешними гражданскими властями на случай могущих возникнуть недоразумений, а подполковник Уолкер остался в должности гражданского комиссара при русских, которым он уже был в Голландии. Подполковник Ле-Кутер являлся генерал-квартирмейстер — лейтенантом для русских во все время их пребывания на Джерзей, не получая за это никакого жалования.
В конце ноября прибыла часть Павловского полка. Русские продолжали прибывать до конца января 1800 года, когда русский гарнизон имел следующий состав: главнокомандующий — генерал-майор Капцевич; Павловский полк из двух гренадерских батальонов, под командой генерал-майора Эмме, стоявший в Сент-Элье; гренадерский генерал-майора Завалишина полк (примечание В. 3.: Таврический), находившийся в Бель-Вю и потерявший много людей в Голландии: гренадерский генерал-майора Мамаева полк (Фанагорийский), молодой полк, занимавший новые бараки в заливе Сент-Обен; егерский генерал-майора Сутгофа полк (1-й егерский), почти уничтоженный в Голландии, расквартированный в Грувиле; остатки одного гусарского батальона, принадлежавшего к гвардии Царя (примечание: в то время гусарские, а при Александре 1-ми уланские полки делились на пятиэскадронные батальоны), под командой полковника Гладкова; пехотный батальон полковника Линдсфорта, батальон полковника Эриксона и батальон майора Осипова (примечание: это были сводные гренадерские батальоны), стоявшие все в Грувиле; около сорока донских казаков, также принадлежавших к Императорской гвардии, и почти столько же длиннобородых казаков с татарской окраины, около реки Урала. В общей сложности русских и казаков было более шести тысяч человек.
Пехотные полки носили темно-зеленые мундиры, некоторые с красными, другие — с синими отворотами, и с небольшим серебряным шитьем на обшлагах, с белыми камзолами и белыми штанами и длинными черными штиблетами. У гренадерских полков были шапки, передняя часть которых была покрыта большой медной бляхой, что было очень красиво, когда они находились в строю. У офицеров не было эполет, и все они были одеты одинаково, за исключением генералов, у которых на шляпе был белый плюмаж. Штаб-офицеры носили очень большие и высокие сапоги, и многие из них с радостью заменили их английскими сапогами. Их шарфы, изготовленные из шелка и серебра, были очень дорогие. Егеря носили светло-синие (примечание: светло-зеленые) мундиры с серебряным шитьем и серебряным же аксельбантом. Гвардейские гусары были очень красиво одеты: их парадное обмундирование состояло из белого доломана и белых шаровар, с богатым золотым шитьем, прекрасным кушаком из серебра и золота, элегантной шапки и сабли, свисающей до земли, и также лядунки, носимой сзади. Они потеряли почти всех своих лошадей, кроме нескольких офицерских, убор и чепраки которых были очень красивы. Зимняя, или, скорее, повседневная форма офицеров была темно-синяя с серебряным шитьем и также очень красива.
Донские казаки, принадлежащие к Императорской гвардии, были красивые мужчины высокого роста и хорошего телосложения. Они носили светло синие шаровары при красной куртке и белом кушаке, сапоги с высокими каблуками и высокую черную шапку. Вооружение их составляли длинная пика, пистолет и широкая сабля. Лошади их были низкорослые и невзрачные, но очень выносливые, а седла очень высокие и поднимали всадника на несколько вершков выше спины лошади. Бородатые казаки (примечание: уральские) носили длинное красное (примечание: малиновое) платье, стянутое у талии и у щиколоток. Головным убором служила им красная шапка, по виду напоминающая ночной колпак. По своему внешнему виду они являлись наименее цивилизованной частью русских войск. Вооружены они были так же как и донские казаки, то есть пистолетом, длинной пикой и широкой шашкой.
Месяца через два после прибытия русских произошло какое-то небольшое недоразумение между генералом Гордон и генералом Капцевичем на почве какого-то упущения в этикете. После доклада о происшедшем герцогу Йоркскому, генерал де Виомениль, старый французский офицер, находящийся на русской службе, был вызван принять командование. Он привез с собой четырех адъютантов: майора графа Долон и маркиза Тустен, его племянников, одного русского офицера, который не говорил ни по-французски, ни по-английски, и г. Тиран, очень хорошего молодого человека, покинувшего Францию в очень юном возрасте и воспитанного в России, где он в совершенстве выучил русский язык, а также польский, шведский и немецкий. И это — кроме французского и английского, на котором он изъяснялся очень прилично.
Русские не пробыли на Джерзей и шести недель, как жители уже обнаружили, как сильно их обманули относительно поведения, которого можно было ожидать от русских. Вместо грубых и нецивилизованных людей, какими их рисовало предвзятое мнение, они оказались полными вежливых и обходительных манер. Мнения насчет них, конечно, разойдутся: между хладнокровными и объективными суждениями философа или благоразумного человека и мнением самовлюбленного щеголя, который завидует лицам с высшими способностями, будет много разных ступеней. Русские не вызовут зависти со стороны первой из вышеназванных категорий людей. Они ни учены, ни чрезмерно образованы, но я без колебаний скажу, что с точки зрения манер, грации и вежливости, они стоят выше, чем ленивая и гоняющаяся за модой часть нашего населения. Приятная фамильярность с лицами нашего пола соединяется в них с почтительной удаленностью, благодаря чему приличная женщина отлично чувствует себя в их присутствии. Если воспитанный русский офицер интересуется своим «предметом», он все же настолько искусно это скрывает, что это остается незаметным для тех, кто не имеет желания принимать в этом участие. Я лично могу быть более фамильярна, даже после краткого только знакомства, с русским джентльменом нежели с французом или англичанином. Француз противен своими комплиментами, а англичанин своим нахальством.
Я никогда не слышала от русского грубого или неделикатного слова. Что касается их нравственности, то у нас было мало возможностей судить о ней. Но они не оставили здесь ни одного неоплаченного долга и, хотя они и имели большой успех среди прекрасного пола, я не слышала ни об одном случае, где женщина имела бы причины оплакивать потерю своей репутации.
Русские очень трезвы, несмотря на противоположные слухи, которые люди охотно распространяют. Я никогда не наблюдала, чтобы они пили более нескольких стаканов вина за столом, а так как у них в обычае вставать из-за стола вместе с дамами, то их очень шокировала английская привычка садиться пить после обеда. Они обычно выпивают полстакана бренди (то есть водки) с куском хлеба и сыра перед обедом, но это не есть больший признак пьянства, чем манера шотландцев пить виски после обеда. Еще недавно не только мужчины, но и женщины Шотландии так поступали, даже до утреннего кофе. Мы очень легко осуждаем чужие обычаи. Англичанин находит нормальным выпить две бутылки вина за обедом и стакан бренди ночью, в своем гроге, но считает, что русский — пьяница, если он пьет стакан бренди перед обедом, что может быть является следствием холодного климата их родины.
Говорят, что русские очень падки на азартные игры, но я никогда не слышала о каких-либо ссорах среди них, вытекающих из этого их пристрастия.
Жители скоро познакомились с русскими офицерами. Очень строгая их дисциплина, большой порядок, в котором они держали своих людей, их постоянное желание быть приятными, большой страх чем-либо нарушить наши законы и обычаи, всем этим они заслужили всеобщее уважение и расположение. В Сент-Обен особенно выделялся полк Завалишина, в Сент-Элье все очень любили полк Эмме.
Генерал Капцевич, несмотря на недоразумение, происшедшее у него с генералом Гордон, был молодой человек исключительной мягкости и обходительности. Хотя ему и приходилось в возрасте двадцати шести лет командовать двенадцатью тысячами людей, он был полон скромности и не выказывал никакой самоуверенности. Среди своих офицеров он считался очень гуманным и достойным человеком. Очень вдумчивый по внешности, он, к сожалению, не говорил хорошо по-французски и часто ему было трудно изложить свою мысль.
Старый французский генерал Виомениль был прекрасным и внушительным человеком. Он часто отличался на войне, еще когда служил Франции, и вызывал всеобщее уважение в силу своего возраста, своих заслуг и также перенесенных им несчастий.
Те, с которыми мы общались чаще, чем с другими, были: генералы Виомениль, Капцевич, Сутгоф — очень любезная личность, Эмме — очень вежливый джентльмен, Завалишин — отличный старый солдат и интересный собеседник, которого русские считали очень умным, Мамаев — очень молодой человек, не говоривший, к сожалению, ни по-французски, ни по-английски; полковники Свитенов, Доберг, Линдсфорт и его супруга, — единственная женщина, прибывшая с русскими. Никакие женщины вообще не имели права сопровождать русскую армию, но госпожа Линдсфорт из глубокой любви к мужу нашла способ последовать за ним, имея при себе свою дочку и маленькую племянницу — сироту. Среднего роста, довольно хорошенькая, но бледная и слабого здоровья, она отлично говорила по-французски, а манеры ее были очень приятны и непринужденны. Мне показалось, что она была очень умна и во всяком случае имела много решимости, последовав за армией зимой, без служанки и даже без какой-либо другой женщины в войске, кроме нее самой.
Кроме всех этих лиц, мы познакомились также с майорами Бреверн и Барановым, из полка Завалишина, очень красивыми и элегантными молодыми людьми с приятными и вежливыми манерами, и еще со многими другими.
Не прошло еще и двух месяцев со времени их прибытия на остров, как русские решили отблагодарить за оказанный им радушный прием. В начале марта майор Баранов и г. Рихтер устроили бал и обед для дам Сент-Обена и других. Они тщательно украсили приемный зал в Сент-Обен всеми зеркалами, которые смогли найти. Общество собралось около семи часов. До начала танцев подавали шоколад, который русские умеют готовить исключительно хорошо, и пирожные. В промежутках между танцами подавали пирожные, лимонный пунш, сладости, яблоки и апельсины. В час ночи гостям был подан элегантный ужин с обилием шампанского и разных других вин. Сразу после ужина, по русскому обычаю, кавалеры взяли своих дам за руку и начался медленный танец с немногими лишь фигурами и под прелестную музыку, называемый «полонезом». Он состоит в том, что надо прохаживаться взад и вперед по залу, иногда поворачиваясь вместе с кавалером и меняясь кавалерами почти при каждом повороте. Это образец отдохновительного танца, исполняемого в России непосредственно после ужина, перед тем как перейти к быстрым танцам. Он очень красив, когда его исполняют грациозные кавалеры, но показался бы бесцветным, если бы его танцевали англичане. В течение вечера были показаны и другие русские танцы, вальсы и кадрили, которые были быстро усвоены дамами и пользовались затем большим успехом во все время пребывания русских на Джерзей. В конце был «греческий танец», который очень продолжителен. Он несколько похож на английский танец «сэр Роджер де Коверлей», но гораздо красивее и с более разнообразными фигурами. Обычно его танцуют последним.
Окончился праздник с рассветом. Гостям был предложен чай, после чего все разошлись. Я никогда не видела развлечения, где так ярко выступало бы все, что свойственно людям воспитанным и со вкусом.
Дамы Сент-Обена ответили на эту любезность приглашением русских офицеров на бал и ужин, не забыв ничего, что могло бы украсить вечер. А две недели спустя офицеры полка генерала Эмме дали бал и ужин на двести почти человек в Сент-Элье, где все опять было так же элегантно, обильно и в хорошем вкусе. Русские офицеры неоднократно повторяли потом эти увеселения. Их вежливое и почтительное отношение и трезвость покорили сердца всех дам. И, к моему большому сожалению, я очень часто замечала, какой контраст с точки зрения воспитанности, хороших манер и трезвости, русские представляли по сравнению с военными нашей страны.
Празднества завершились очень элегантным увеселением, устроенным русским штабом в палатке длиной в 200 футов, куда по случаю производства генерал-майора Капцевича в генерал-лейтенанты были приглашены все его офицеры и офицеры нашего гарнизона. Праздник состоялся 1 мая 1800 года в местечке Миель, у Галлоуз-Хилл. Общество собралось к восьми часам. Среди кустов горели огоньки, указывавшие гостям путь к палаткам. Первая и самая большая из них, в которой мы танцевали, имела вход, освещенный аркой с цветными лампами. В центре ее поддерживали четыре столба, окруженные ветками и освещенные разноцветными лампочками. Вверху, от столба к столбу, шли гирлянды листьев и цветов, а в центре, между столбами, висели канделябры, изготовленные из жести специально для этого случая и так красиво украшенные маленькими венками из подснежников, гиацинтов, тюльпанов и анемон, что я никогда на видела чего-либо более элегантного. Палатка была достаточно широкой, чтобы вместить две группы танцующих, по одной с каждой стороны столбов, не считая скамеек для нетанцующих.
Эта палатка соединялась с другой, устланной ковром и так же красиво украшенной, предназначенной для игроков в карты, но все были настолько захвачены красотой и новизной сцены, что мало кто думал о карточной игре. Недалеко от этих двух палаток находилась третья, служившая дамам для их туалета, в которой были зеркала, одеколон, пудра, румяна и т. д. Между танцами выступали группы солдат с пением песен, что сильно понравилось гостям, так как пели они превосходно. Вообще почти каждый русский солдат умеет петь. Были исполнены всевозможные танцы и предложены всяческие угощения.
Около двух часов дамы были приглашены в другие палатки, где был подан ужин с шампанским на более чем двести человек. Затем танцы возобновились до рассвета. Красота всего праздника была превзойдена только тем вниманием, которым русские офицеры нас окружали, и их желанием быть во всем нам приятными. Мне было очень неприятно заметить по этому случаю, что некоторые из наших офицеров и дам, либо под влиянием зависти, либо ввиду полного отсутствия манер, вели себя очень невоспитанно, смотря свысока на тех дам, которых русские вели к столу, и высмеивая тот порядок, который русские установили для своего бала.
Это был последний устроенный русскими праздник. Говорили, что только что прибывший генерал Виомениль такие приемы недолюбливал, но возможно, что настоящей причиной было только что мною сказанное по поводу поведения некоторых из гостей.
В середине мая генерал Гордон устроил праздник для дам и офицеров острова и для большей части русских офицеров. С обеих сторон специально построенного здания находились транспаранты, символизирующие дружбу России и Англии, украшенные цветными фонарями, а по сторонам их висели флаги. Двести сорок человек приняли участие в изысканном ужине. Танцы длились до утра. 4 июня жители острова дали русским офицерам бал и ужин в здании Суда и празднество протекло так же удачно, как и предыдущие. Так окончились праздники, успеху которых русские много способствовали своим хорошим воспитанием и приятными манерами. Пока они находились среди нас, английские офицеры имели мало успеха, и «зеленые мундиры» являлись любимыми кавалерами дам. К тому же надо сказать, что русские офицеры — отличные танцоры, чего нельзя сказать про англичан.
4 июня на острове высадился 70-й пехотный полк (английской армии) и ежедневно ожидались транспорты, чтобы увезти русских на родину. Это очень огорчало генерала Виомениль, который все надеялся, что с помощью англичан и при наличии тридцати тысяч русских ему будет поручено высадиться во Франции и тем изменить порядок вещей в этой стране. Но не прошло и нескольких месяцев, как он был вовсе уволен от службы. Один из его племянников, Тустен, подал в отставку и уехал из России, другой племянник, Долон, и г. Тиран были принуждены присоединиться к их полку.
Перед тем как уехать, русские показали нам образец своего военного искусства в виде хорошо организованного показного боя между отрядом генерала Виомениль, состоявшим из полков Павловского, Завалишина и Мамаева, донских казаков и части артиллерии, и отрядом из остальных русских частей под начальством генерала Капцевича. Виоменилю пришлось пробиваться от Гавр-де Па до старого замка Монторгей, где он окружил Капцевича с его отрядом и тем закончил бой. Дело длилось от девяти часов утра до двух часов пополудни, зрелище было очень величественное и было сожжено очень много пороху. Солдаты дрались так азартно, что было несколько раненых, а одному капитану донских казаков, татарину родом, сильно обожгло лицо порохом. Под председательством г-жи Линдсфорт при русских бараках был устроен хороший завтрак, на который были приглашены все присутствовавшие.
Поведение русских во все время их пребывания на острове было настолько примерно, что Парламент Острова собрался специально, чтобы поблагодарить русских генералов и офицеров за отличную дисциплину их людей. Благодарность Парламента была выражена генералу Виомениль генералом Гордон, произнесшим подобающую речь. На солдат не было никаких жалоб, если не считать нескольких краж хвороста, цену которого солдаты не знали и думали, что, как и в своей стране, они могут его брать свободно. У людей под ружьем бывал всегда хороший и опрятный вид, и они чисты и подтянуты. Их обычай мыться в горячей ванне, а затем окунаться в холодную воду, по их мнению предохраняет их здоровье. Офицеры сами учили своих людей и каждый капитан учит свою роту.
Офицеры, получившие приличное воспитание (как и во всех странах, есть такие, но иногда встречаются и другие), безусловно имеют самую грациозную и приятную внешность, которую мне когда-либо приходилось встречать среди мужчин…
Перевел В. В. Звегинцов
Похожие статьи:
- № 105 Июль 1970 г.
- Названия некоторых воинских частей… Добровольческой армии. – Анд. Алекс. Власов
- №122 Май 1973 года
- «ВОИНСКАЯ ЖИЗНЬ ЗА РУБЕЖОМ» (№107)
- Лейб-казак «Комблофф». – Евгений Молло
- Памятник русским воинам в Голландии. – П. А. Варнек
- Обзор военной печати (№114)
- Русские памятки за рубежом
- Памяти Павла Васильевича Пашкова