ИСКУПЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ.
«Сей бо древлий ныне
замыкается круг.»
XVII
«На Божественной страж»
Ночь осенняя ненастна в Таганроге.
Дождь со снегом, хлещущий во мраке,
Заливает городок убогий, —
Церковки, дома и буераки.
Глухо стонет ветер в скорби стародавней,
Пролетев по рощам и по нивам бледным,
Хлопает сердито неприкрытой ставней
И стучит уныло по оконным стеклам.
Там, во мгле ненастной, в спящем Таганроге,
Утомленный славой, скорбный и смиренный,
Пред началом страдной, нищенской дороги,
Молится и плачет Царь Благословенный.
«Господи, пошли мне мужество и силы,
Утверди мя, Боже, в начатом деяньи.
Пусть на благо будет для Отчизны милой
Мой уход в безвестность, труд и покаянье.
Пусть растут и крепнут Русские народы.
Пусть стоит Россия вечно нерушимой.
Дай ей, Боже, правду, счастье и свободу…
Господи прости Ей грех мой непростимый.
Вот, Твое воленье осознавший ныне,
Правдою Твоею, Спасе, просветленный,
Ухожу смиренно в дебри и пустыни
От отцовой жизнью купленного трона.
Господи, Ты видишь: тягостную ношу
Взмокшую от крови царскую порфиру,
Я без сожаленья с плеч усталых брошу
И безвестным старцем побреду по миру.
Ныне, в час последний, одного страшусь я:
Справится ль Отчизна с Третьею расплатой?
Смилуйся, Владыка, над Святою Русью,
Дай Ей мир и счастье под державой брата.
Господи, я верю. Ты Ее услышишь,
Скорбную – утешишь, Нищую – насытишь.
Ты вернешь Ей правду, Ты пробудешь свыше
В глуби душ народных, потонувший Китеж.»
Так, в уснувшем доме, бурной мглой объятом,
Перед шагом с трона в нищенскую схиму
Уходящий в нети, русский император
Молится и плачет о земле родимой.
Ночь прошла неслышно. Посерели дали,
Тусклого рассвета бледные предтечи.
В комнате царевой, на столе, в шандале,
Оплывая воском, догорают свечи.
Вот порозовели тучи на востоке…
Вот донесся говор с площади соседней…
Прогремели дроги… В церкви недалекой
Колокол ударил благовест к обедне.
Но не видит утра, вставшего угрюмо,
Но не слышит звуков пробужденной жизни
Русский император, погруженный в думу
О служенье новом страждущей Отчизне.
— о – о –
В колымаге закрытой и узкой
Едет в дождь и осенний озноб
По дорогам империи русской,
В Петербург императорский гроб.
А в полях, в перелесках, в оврагах,
Верноподданный маленький люд.
В кожухах, зипунах и сермягах
Молчаливые толпы бредут.
На поклон государеву праху.
Но глухою и плотной стеной
Окружает в пути колымагу,
Многочисленный конный конвой.
Но на каждой недолгой стоянке,
В благовонном дыму панихид,
Катафалк и царевы останки
Неподкупная стража хранит.
И сквозит непонятная тайна
В недосказанных свитой словах
И плывут от пути до окрайны
Недоверье, смятенье и страх.
Как хранимый от вражьего сглаза,
Не был гроб приоткрыт ни на миг
И никто не увидел ни разу
Государя усопшего лик.
И – неясны, зловещи и глухи –
Поползли из неведомых уст
По российской империи слухи –
Будто гроб императора пуст.
— о – о –
На Поволжьи как прекрасна осень.
Стук цепов по гумнам. Курится овин.
Золотые скирды. Рощ далеких просинь
И огонь, морозцем тронутых, рябин.
Над полями запах дыма и полыни.
В деревнях – пшеница, яблоки и мед.
По утрам, на жнивьях изморозок синий
И, звенящий в небе, журавлиный лет.
Как светло и тихо… Как легко и сладко,
Навсегда оставив долгий шумный пир,
Разрешив душою страшную загадку,
Уходить свободным в вольный Божий мир.
Проплывают тучи сизые над Волгой,
Шепчутся в затонах аир и купырь,
Бурлаки проходят бичевою долгой,
Словно Китеж белый, дремлет монастырь.
Бор встает стеною, зубчатой и темной.
От костров рыбачьих над лугами гарь,
И бредет счастливый, нищий и бездомный,
Раб Господень Федор – бывший русский царь.
XVIII
«Одеты камнем»
В бледном небе незримы звезды
Этой белой июльской ночью.
Над Невою – сады и парки
Вереницей застыли темной.
Свеж и влажен недвижный воздух,
Проплывают тумана клочья.
На реке – корабли и барки
Тишиной объяты дремной.
У дворцовой речной брандвахты
Спит фрегат на своей стоянке,
Выступают в тумане ванты,
Паутинный узор оплетая.
Прокричат петухи на Лахте,
Прозвенят на брандвахте склянки,
Пропоют в перелив куранты
И опять тишина немая.
Но и эти невнятны звуки
В равелине, одетом камнем,
Как могила, он тих и тесен,
Как могила, он пахнет тленом.
В нем покой неизбывной скуки,
Сон гранитный о прошлом давнем,
Да узорно-цветная плесень
По сырым и облезлым стенам.
Но сегодня ночные, неясные шумы.
Чьи-то вздохи, и стоны, и шопот, и шорох
Неумолчно звучат в казематах угрюмых
За рядами дверей, в крепостных коридорах.
Но сегодня – шаги и командные вскрики
Непрестанно несутся по всем переходам
И мелькают косые фонарные блики
В темноте коридоров, по каменным сводам.
У ворот, от костром багровеют туманы.
Чуть колебаясь штыками, равняются роты
И зловеще рокочут вдали барабаны,
И скрипят на заржавленных петлях ворота.
Этой ночью все смутно, тревожно и мглисто.
Этой ночью все призрачно, жутко и зыбко.
На рассвете должны заплатить декабристы
За свершенную ими роковую ошибку.
XIX
«Где русский флаг был единожды поднят – там он больше никогда спускаться не будет…»
С толпой заморских дипломатов,
Вражды таящих в сердце яд,
Се – принимает император
Российской Гвардии парад.
Под гром и звон победных маршей,
Что сталь – упруги и крепки,
Равненьем теша взор монарший,
Проходят славные полки.
Значки колышатся над строем,
Играет солнце на штыках
И, моря русского прибоем,
Гудит полков пехотных шаг.
Полков, сломавших все границы
И русский воинский престиж
Принесших – после Аустерлица –
Под, русским сдавшийся, Париж.
Царя приветствуя подвысью,
Несокрушимою стеной,
Проносится широкой рысью
Кавалерийский латный строй.
Гремят победные литавры
Про гнев российского орла,
Сорвавший цезарские лавры
С Наполеонова чела.
Толпы послов бледнеют лица
Какая сила? Чей народ
Руси дерзнет не покориться
И с ней соперничать дерзнет?
Ее богатства необъятны,
Ее простор необозрим,
Неисчислимой силой ратной
Ее имперский путь храним.
И от влияния чужого,
Блюдя Отечества алтарь,
Ее любовно и сурово
Ведет самодержавный царь.
— о – о –
Над родными нивами и пашнями,
В нищете, во тьме и суеверии,
Грезит снами древними и страшными
Крепостная русская империя.
Песни наши стали невеселыми,
Посиделки девичьи – безшумными…
Тишина недобрая над селами,
Над дворами, избами да гумнами.
Вся-то Русь придушена жандармами,
Все-то правды – барами запутаны,
В деревнях, над флотом, над казармами
Свищут розги, плетни и шпицрутены.
Хоть немного света не мешало бы
В неизбывном мраке крепостничества, —
Не доходят, видно, наши жалобы
До его пресветлого величества. –
Да сейчас царю и до холопа ли?
Оглушенный вражескими гимнами,
Крым дрожит от громов Севастополя,
Полыхая заревами дымными.
Там опять, — в боях под Балаклавою,
В Аккермане, возле Евпатории, —
Расцвела страданьями и славою
Боевая русская история.
И в дыму, над мечущимся заревом,
Первый раз неласковою зорькою
Перед гневным взором государевым
Встала правда – стыдная и горькая.
Царь – солдат, он верил что другие,
Не щадя имущества и сил,
Служат все величию России,
Как он сам без отдыха служил.
Раб на троне чести и традиций,
Справедлив, взыскателен и строг,
В русских людях низменной корысти
Он и в мыслях допустить не мог.
А теперь, увидел царь в испуге,
Что везде грабеж и хабары,
Что кругом – не преданные слуги,
Но льстецы, мздоимцы и воры.
Что Россию губят казнокрады,
Что из тех кому он вверил власть,
Чуть не все, во дни военной страды,
Свой народ готовы обокрасть.
Видно правы были декабристы,
Видно казнь их совершилась зря…
Тяжко, пусто, холодно и мглисто
На душе у русского царя.
Скрыться б прочь от этого позора.
Оборвать бы подвиг царский свой
И, в сибирских дремлющих просторах,
Вслед за братом обрести покой.
Но сквозь стон немолкнущий и вопль,
Там далеко, в гибнущем Крыму,
День и ночь грохочет Севастополь
Верный долгу, чести и Ему.
Им, родным, стоящим по редутам,
Чей удел шпицрутен и сухарь,
Обокраденным, голодным и разутым,
Не изменит русский государь.
И ни в чью не веря больше дружбу,
Всех царей достойный внук и сын,
До конца, неся России службу,
Император борется один.
А когда служить не станет силы,
Самодержец, — Рыцарь – Патриот,
Не в Сибирь, а попросту в могилу
Он с престола русского уйдет.
(Продолжение следует)
Н.М.
1924 г.
Похожие статьи:
- СКАЗАНИЕ О ТРЕХ ИСКУПЛЕНИЯХ (продолжение) – Н.М.
- СКАЗАНИЕ О ТРЕХ ИСКУПЛЕНИЯХ ЗЕМЛИ РУСЬСКОЙ – Н.М.
- Н А Ш С Т Я Г
- Адмирал Сенявин. – В. К. Пилкин
- День кадетской скорби 16 июня 1952 года. – М. С.
- О чем и зачем. – А. Туроверов
- Обзор военной печати (№120)
- ВОСПОМИНАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЯ О ПЕРВОМ КАД. КОРПУСЕ Продолжение. – Н.ДОННЕР.
- КАДЕТУ – А.ГЕНКИН.