«Виленец и один в поле воин», так гласит девиз Виленского военного училища. Он не гармонирует с изречением народной мудрости: «один в поле не воин». Но в данном случае народ перемудрил. Военная история вполне подтверждает девиз Виленцев. В многочисленных боях 19-го и 20-го столетий они выполнили свой долг. В полках Виленцы показали себя как отличные строевики и гимнасты, исполнительные на службе, скромные в частной жизни и товарищи в духе своих старейших.
Родоначальником Виленского военного училища является Виленское пехотное юнкерское училище, основанное 29-то октября 1864 года, в эпоху «Великих Реформ». Освобождение крестьян от крепостной зависимости Императором Александром 2-ым коренным образом отразилось и на структуре нашей армии: из кастовой и профессиональной она превратилась в народную…Это повлекло за собою уменьшение срока
службы и увеличение численности армии. Последнее, в свою очередь, потребовало увеличения офицерского кадра, что было проведено в жизнь талантливым военным министром Милютиным. Для подготовки офицеров в 1864 году были открыты 5 юнкерских училищ, в том числе и Виленское. С разными изменениями по учебной и строевой части оно функционировало до 1910 года, когда было переименовано в военное училище.
Отличительною чертою Виленцев является равенство. Сын москвича, граф М., сын крупного миллионера, известного Волжского рыбопромышленника К., сын простого железнодорожного служащего, все пользовались одинаковыми правами, были равны между собою. Всех объединяла идея служения Царю и Родине, объединяла железная дисциплина, муштра и товарищество. Офицеры училища поощряли это чувство. На должности портупей-юнкеров выдвигались способные, знающие и стойкие в моральном отношении юнкера, без различия национальности, веры, голубой или другой крови. Юнкерам было запрещено иметь собственное обмундирование, белье и т. п., дабы и по внешности не было неравенства между имущими и неимущими юнкерами.
С благоговением вспоминаю родное свое училище. Никогда в жизни я не испытывал так глубоко благодать магического слова «равенство», как в стенах училища. В течение времени, на наших глазах, идею равенства и братства заменили концентрационные лагеря для военнопленных, колючая проволока, голодный паек и, зачастую, смерть. И на этом мрачном фоне зла и ненависти в памяти воскресает светлый образ: Виленец!
Вспоминаю своего командира 3-й роты, полковника Мастыко, Ивана Афиногеновича. Военный юрист, кончил первым военно-юридическую академию и был занесен на золотую доску. Опытный командир и педагог, он преподавал законоведение: гражданский, уголовный и военный кодекс. Человек кристальной честности, гуманный, добрейшей души, родной отец для юнкеров, искренний патриот. Когда случилась Цусима, он плакал, как ребенок, и вся рота плакала.
Юнкеров держали в порядке. Утром, даже в трескучий 30-ти градусный мороз, выходили на учебный плац в одних мундирах, без шинелей, и возвращались обратно мокрые, как мыши. От 8 утра до 3 часов дня были классные занятия, с перерывом для завтрака. Затем производились строевые занятия, вечером — опять классы. Спали на матрацах «тверже стали», дабы не приходили в голову дурные мысли, как утверждал наш старший врач, доктор Бабанчиков. Перед сном шли на гимнастику.
Кормили отлично: четыре раза в день. Утром — чай с французскою булкой и маслом, на завтрак, обед и ужин — горячие блюда. По воскресеньям и праздникам вместо чая давали какао. Юнкера сами ведали своим продовольствием. Чистота и порядок были образцовые. Летом училище переходило в лагерь, тут же на нагорном берегу реки Вилии. На стрельбу отправлялись в Казаклары, в 17 верстах от города Вильно. Выходили в 3 часа утра, целый день стреляли, вечером возвращались обратно. Приходили в лагерь ночью и отправлялись купаться в реке Вилии.
В августе месяце уходили на маневры. В течение месяца отмеривали своими ногами 600-700 верст. Снаряжали нас основательно: винтовка, скатанная шинель, котелок, кружка, палатка, учебные патроны, вещевой мешок с бельем и всяким иным скарбом; шанцевый инструмент: топор или лопатка. Полное снаряжение весило 70 фунтов. Мы были нагружены, как мулы.
Первый год, по неопытности, я набил свой вещевой мешок книгами, дабы не было скучно. Юнкера старшего курса молча смотрели на меня и ехидно улыбались. На первом же переходе у меня пропала всякая охота к чтению, и я выбросил из вещевого мешка все книги. Я, также, понял, почему они так ехидно улыбались. Маршировать по глубокому песку было не легко. Юнкера с завистью смотрели на встречных, кои шли налегке, без всякой нагрузки.
Один день выдался особенно жаркий; солнце палило так, что песок горел под ногами. Наши с трудом взяли длинный песчаный подъем и начали подниматься на следующий, более крутой. Когда юнкера достигли половины подъема, они стали, дабы перевести дух.
Нас обогнал начальник училища. Он посмотрел на юнкеров и сказал полковнику Мастыко: «вид юнкеров мне не нравится: головы опустили. Вперед!»
Как мы без передышки взяли гору, сам не знаю. Помогла песня. Когда наши почувствовали, что валятся с ног, кто то затянул бравурную песню; все подхватили ее и с маху взяли гору. На горе юнкера сомкнулись, дабы не сдать, и задрали головы к небу.
Начальник училища посмотрел на нас с высоты своего коня и флегматично заметил: «Ну, теперь как будто бы лучше. Вперед!».
Юнкера отмахали еще верст двадцать и поздно вечером пришли на место ночлега. Виленцы немножко устали. Когда им предложили ужин, они деликатно от него отказались. Училищные офицеры нисколько не удивились: они тоже когда то отказывались. Вообще, все было в порядке. Вот только с песнями у юнкеров были нелады. Юнкера любили так называемые «сердцещипательные» песни, вроде: «разбойнички идут», «Стеньки Разина челны» и т. п. Мастыко волновался: что за вкус у юнкеров, говорил он. Почему бы им не спеть «Как ныне сбирается вещий Олег» или «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, французу отдана». А то, извольте видеть, «разбойнички». Не понимаю! Мы тоже не понимали, но оставались при своих «разбойничках».
Снова стояла жара… Юнкера наступали перебежками по высокой, густой траве. Совершенно неожиданно для них, перед ними, как из под земли, выросла небольшая речка, скрытая в траве. Берега этой луговой речки были отвесные; перепрыгнуть ее нельзя было, а глубина — больше роста человеческого. Стрелковая цепь остановилась. Вот так фунт, подумали наши.
Полковник Мастыко перебегал позади стрелковой цепи. Не зная, в чем дело, он гаркнул: вперед! и 140 юнкеров, как один, бухнулись в воду и исчезли под водою. Мастыко окаменел!
Барахтаясь в воде, опираясь на штыки, подсаживая друг друга, юнкера с большими усилиями, но быстро выбрались на другой берег. Мастыко с другими офицерами подбежали к речке, увидели в чем дело и, для примера, тоже вскочили в воду. Потом мы их вытаскивали из воды, как, по обыкновению, рыбаки вытаскивают щук.
Наступление продолжалось по песчаному картофельному полю. Земля прилипла к мокрой одежде и снаряжению. Через час они превратились в прочную броню, а юнкера стали похожими на средневековых рыцарей.
Однако, не всегда пригревало солнышко. На последних маневрах начались дожди. Небеса открылись, и дождь лил, как из ведра, днем и ночью, две недели подряд. Юнкера были — одна вода.
Особенно по ночам дождь донимал нас. Деревушки были малые, 7-8 дворов. Их занимали офицеры и штаб училища. Юнкера спали под открытым небом, в походных палатках или без них.
Особенно приятно было отдыхать в тенистых садах. Высокая, сочная трава, полная мягкой дождевой воды. Одновременно спишь и купаешься; можно сказать, приятное с полезным.
Но однажды нашему взводу повезло: он попал в коровий сарай. Юнкера расположились на свежей соломе; это совсем не так плохо, как кажется на первый взгляд: лежишь себе, как на пуховике. И так тепло; даже — жарко. Приятно вспомнить. Нам завидовали: на нас не капало. Наконец, дождь перестал. Выглянуло благодатное солнышко. Одежда и снаряжение высохли, а вместе с ними, высохли и юнкера.
В конце августа месяца маневры заканчивались, юнкера возвращались в лагерь. По пути местное население шарахалось в стороны: наши были похожи на выходцев с того света. К тому же они слегка исхудали и напоминали гончих собак. Юнкера не унывали. Настроение у всех было прекрасное. Все были здоровы, а здоровье дороже всего. А впереди, — производство в первый офицерский чин, месяц отпуска и отъезд в полк.
— О —
Училищу дали знамя. Юнкера этим очень гордились. Знаменщиком был назначен старший портупей-юнкер Лисовский, «Коломенская каланча», как его звали за высокий рост.
Дух потерян, — все потеряно; так нас учили наши офицеры. А кто захочет потерять все? В течение всей своей жизни я строго держался этого правила и никогда не терял все, до последней крошки. И теперь, от моего прежнего достояния, остались офицерская кокарда и академический знак. Кто скажет, что я потерял все? Правда, время сделало свое: кокарда и знак потемнели. Опять не беда: дело не в цвете, а в духе. Так нас учили; так было, так есть и так будет во веки веков! |
— О —
В 1905 году в училище прибыли группа студентов университета и несколько семинаристов выпускного курса духовной семинарии. Их прислали в училище, дабы железная училищная дисциплина вышибла у них из головы вольнодумство и революционный пыл. Другими словами, перевоспитать их в монархическом духе. Насколько это удалось, не берусь сказать. Они оказались великолепными товарищами и быстро ужились с нами. Они внесли известную долю либерализма в нашу замкнутую среду. Больше даже, некоторые юнкера начали посещать тайные собрания левых организаций. Однако, юнкеров привлекали на эти собрания не столько идеи Маркса и Энгельса, как курсистки и гимназистки: Ниночки, Верочки и Лелечки. Среди юнкеров появилась подпольная литература. Последняя едва не вышла мне боком.
Разгар лета. Училище стояло лагерем в солидных деревянных бараках: просторных, светлых и уютных.
Строевые занятия только что закончились и юнкера приводили себя в порядок. Запела сигнальная труба: стройся к обеду! Юнкера бросились замыкать свои шкафики, стоявшие у изголовья кроватей. Юнкер П., один из моих ближайших соседей, бросил мне книгу и впопыхах крикнул: «мой шкаф закрыт; положи книгу в свой». Я схватил книгу на-лету, ткнул ее в свой шкаф и замкнул.
Когда юнкера построились, раздалась новая команда: «открыть шкафы и оставить их открытыми». Команда была выполнена налету, и затем наши снова построились и ушли на обед в лагерную столовую.
После обеда юнкера вернулись в свои бараки. Ко мне подошел дежурный по бараку юнкер и доложил: «во время обеда здесь были жандармы; перерыли и осмотрели все шкафчики. Когда подошли к вашему, командир роты обратился к жандармскому ротмистру со словами: «нет надобности смотреть, портупей-юнкер»; ваш шкаф не тронули». Я не обратил внимания на последние слова дежурного юнкера. Не до того было. Все были заняты необыкновенным происшествием: жандармы — в училище!
Юнкера были ошеломлены! Они собирались группами и обсуждали неслыханное до сих пор событие. Во время разговора, юнкер П., бывший студент, сказал мне: верни мне книгу, кою я дал тебе на сохранение перед уходом на обед». Я вынул из шкафа книгу, передал ее юнкеру П. и случайно прочитал заголовок книги: «Подпольная Россия», Степняка. На мгновение я онемел! Если бы эта книга попала в руки жандармов, прощай училище; поминай, как звали!
Сам того не зная, командир роты выручил меня из беды.
— О —
В военной среде большою популярностью пользуются анекдоты. Они вызывают здоровый смех, создают бодрое настроение, оживляют душу и тело и облегчают тяжесть несения службы. В армии было много ходячих анекдотов, кои пересказывались на разные лады, и каждая войсковая часть приписывала себе авторское право. Так велось и в училище, где будучи еще козерогом, то есть на младшем курсе, я слышал следующий анекдот:
Юнкер только что был произведен в портупей-юнкера. Когда у него на погонах появились белые полоски, он почувствовал, что вырос на несколько вершков и начал смотреть на всех сверху вниз. Послеобеденное время. Солнце сияло, как огненный шар и залило своими палящими лучами все стрельбище. Было нестерпимо жарко. Стрельбы не было. Наш портупей- юнкер вывел свой взвод на строевые занятия. Ровное поле, хоть шаром покати. Никаких местных предметов, ни деревца. Вдали мирно паслась корова. Не долго думая, наш новоиспеченный портупей скомандовал:
— Смирно! На плечо! Равнение направо! Направление на корову! Шагом марш! — Взвод дал ногу и зашагал полным ходом, земля трещала под его ногами.
Но тут произошло что то необыкновенное. Корова ни с того не с сего, а может быть ее укусила муха, задрала хвост трубой и начала, как угорелая, метаться по всему полю. Вслед за ней и наш взвод начал танцевать кадриль по тому же полю, к величайшему удивлению взводного командира.
Когда занятия закончились, правофлангывой юнкер, державий направление на корову, злой и красный от волнения, подошел к своему взводному командиру и при всей частной компании отчитал его:
— Слушай, что я тебе скажу. Хотя ты и портупей-юнкер, но ты дурак! Никогда не надо давать направление на подвижный объект, а только на неподвижный.
—Теперь я это сам знаю, ответил сконфуженный портупей.
— О —
Остается еще добавить, что 15-го июля 1915 года училище было эвакуировано в Полтаву, где устроилось в местной семинарии.
5-го января 1918 года красные заняли Полтаву, окружили здание училища и Виленского военного училища не стало. Начальник училища был захвачен красными, юнкера частью пробились, частью погибли.
Со дня основания, училище дало армии около 7.000 офицеров.
Основателем и первым начальником училища был полковник Малахов. Последним начальником училища был генерального штаба генерал- майор Анисимов.
Училищный праздник 1-го ноября по старому стилю. В 1964 году, 11-го ноября по новому стилю, исполнилось 100 лет со дня основания училища. В этот день последние Виленцы, на родине и рассеянии находящиеся, отпраздновали столетний юбилей родного училища и вспомнили его славное прошлое.
А. Битенбиндер
Похожие статьи:
- Письма в Редакцию. (№111)
- Чугуевское военное училище. – В. Альмендингер
- Чугуевское Военное Училище. Продолжение, №109). – В. Альмендингер
- Чугуевское Военное Училище (Окончание). – В. Альмендингер
- «Щипонос». – П.В. Шиловский
- Юнкера. – В. П.
- Письма в редакцию (№115)
- Обзор военной печати (№109)
- Учебное судно «Великая Княгиня Ксения Александровна». – Г.А. Усаров