Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Tuesday March 19th 2024

Номера журнала

Загадочная встреча на реке Свенте (Из лично пережитого). – В. Кочубей



На войне, как и в жизни всякого чело­века, случаются раз­ные неожиданности, которые принято на­зывать случайностя­ми. Я хочу рассказать один лично пережи­тый характерный слу­чай, в котором ярко выражены оба эти яв­ления « неожидан­ность » и « случай­ность».

Был конец июля или начало августа 1915 года. 1-ая Гвар­дейская кавалерийская дивизия находилась в то время на левом фланге нашей 5-ой армии, которая после прорыва немцами ее фронта на реке Дубиссе, медленно отходила на восток, пы­таясь задерживать следующего за ней против­ника на каждом, удобном для обороны рубеже. Ко времени моего повествования 1-ая Гвардейская кавалерийская дивизия находилась в ра­йоне реки Свенты (Святой), в окрестностях ме­стечка Оникшты, вместе с 5-ой кавалерийской дивизией составляла кавалерийский корпус ге­нерала Казнакова.

Этот корпус был одной из обычных импрови­заций нашей армии. Генерал же Казнаков, нор­мально — начальник 1-ой Гвардейской кавале­рийской дивизии, получив назначение на долж­ность командира этого временного соединения — корпуса своего имени, конечно забрал с со­бой весь ее штаб, с начальником штаба, пол­ковником генерального штаба Матковским во главе.

Таким образом, 1-ая Гвардейская кавалерий­ская дивизия осталась не только без начальни­ка, но и без штаба. В командование дивизией вступил, по старшинству, командир 1-ой брига­ды, Свиты Его Величества генерал-майор Скоропадский, безусловно храбрый, знающий и по­нимающий «боевой» генерал. Конечно, без вся­кого штаба управлять дивизией он не мог, а по­этому сымпровизировал себе такой, получив от­куда то генерального штаба капитана Чайков­ского в качестве начальника штаба. Чайковско­го мы в дивизии знали хорошо еще по Восточ­ной Пруссии, когда он, тогда еще только при­численный к генеральному штабу штабс-капи­тан конной артиллерии, находился при штабе конного отряда Хана-Нахичеванского. Молодой, перед самой войной окончивший академию Чай­ковский был талантливый и образцовый, отлич­ный офицер генерального штаба, а поэтому «приобретением» его Скоропадский был очень доволен. На помощь Чайковскому Скоропад­ский вызвал из эскадрона меня. Кроме нас обо­их, от полков дивизии были присланы офице­ры-ординарцы. Хотя последние и часто меня­лись, но все же у нас получился довольно мно­гочисленный штаб.

В один из этих дней нашего пребывания на реке Свенте, в послеобеденные часы, во главе этого своего импровизированного штаба и в со­провождении двух эскадронов Конной Гвардии, Скоропадский выступил вдоль левого (восточ­ного) берега Свенты в южном направлении. Ка­ковы были в этот день его намерения, — уже не помню, а к тому же это совершенно неважно для моего повествования.

День был солнечный, очень жаркий, какие обыкновенно бывают в конце августа, а поэтому мы все обрадовались, когда наша колонна вош­ла в тенистый, лиственный густой лес, тянув­шийся вдоль этого берега Свенты. Дорожка, или скорее тропинка, которой мы шли, была так уз­ка, что эскадронам Конной Гвардии пришлось вытянуться «справа по-два» и только шагом, и то с трудом, могли они продвигаться за нами.

Ввиду того, что к западу от Свенты, где то впереди, находились части нашей и 5-ой кава­лерийской дивизии, считалось, что мы находимся в тылу, а поэтому шли без всяких мер поход­ного охранения. Впереди ехал сам Скоропад­ский, за ним — Чайковский со мной, тут же, за нами — офицеры-ординарцы от полков диви­зии, потом человек 7 наших вестовых и, нако­нец, страшно растянутые в длину, оба эскадро­на Конной Гвардии. Хотя наша тропинка шла тут же вдоль берега реки, из за береговых ку­стов и зарослей, последняя не была нам видна.

Сколько мы шли таким образом этим лесом, теперь определить точно уже не могу. Однако, во всяком случае, не менее часа, как вдруг на­ша тропинка резко повернула в пол-оборота вправо, вывела нас из сплошного, густого леса на крошечную прибережную полянку, а сама уперлась в реку, в русле которой и исчезла. Ввиду этого, Скоропадский, а за ним — мы все, должны были вдруг остановиться. Но в тот же самый момент перед нашими глазами предста­вилось совершенно неожиданно необыкновен­ное зрелище, заставившее нас на секунду перенестись мыслями на 100 лет назад, в Наполео­новскую эпоху. На противоположном берегу Свенты, на обширной лесной поляне, примыка­ющей своей открытой стороной к реке, всего лишь в каких-нибудь 400-500 шагах от нас, стоял в конном строю, построенный во взвод­ную колонну германский кавалерийский полк. Зрелище было просто потрясающее уже само по себе, как таковое, а кроме того, для нас совер­шенно непонятное, ведь всего лишь несколько верст впереди находились наши войска. Каким же образом мог попасть сюда целый германский кавалерийский полк?

Конечно, каждый из нас схватился прежде всего за бинокль, чтобы лучше разглядеть эту необычную, редчайшую картину. Прежде всего поразило нас, почему этот германский полк сто­ял, повернувшись в сторону реки, именно во взводной колонне и, вдобавок, в конном строю?

Видно было, что и для немцев наше появле­ние на противоположном берегу реки, было так­же неожиданностью, так как и они поспешно хватались за бинокли и пристально, как бы с удивлением, рассматривали нас.

По форме их обмундирования легко можно было установить, что это был уланский полк (В 1915 году германские кавалерийские полки не имели еще стальных касок и носили на рус­ском фронте форму обмундирования покроя мирного времени, только защитного цвета, а их головные уборы мирного времени покрыты бы­ли серо-зелеными чехлами). Так как в этом ра­йоне против нас действовала баварская кава­лерийская дивизия, можно было предположить, что был это один из двух баварских уланских полков.

Пока мы, удивленные и озадаченные этой со­вершенно неожиданной встречей, всматрива­лись друг в друга, на немецкой стороне послы­шались какие то команды и задние эскадроны начали поворачиваться кругом и, вытягиваясь рысью в походную колонну, стали один за дру­гим быстро скрываться в примыкавшем к по­ляне лесу. Продолжая наблюдать, мы стояли на открытом месте и просто не могли себе объяс­нить, почему же, вдруг, этот их полк так спеш­но уходит перед нашей группой всего лишь из нескольких всадников? (Нам казалось, что Кон­ногвардейских эскадронов, находившихся еще сзади, в лесу, видеть они не могли). Через не­сколько минут ближайший к нам эскадрон так­же повернул кругом и от германского полка не осталось и следа.

То, что немцы ушли, было нам очень на ру­ку, так как они были вдвое сильнее нас, да к то­му же ,как читатель уже знает, оба Конногвар­дейских эскадрона были невероятно растянуты в длину, а густой, заросший лес по сторонам тропинки не давал нам возможности развер­нуться или спешиться и приготовиться к бою.

Немедленно же, после того, как германский полк скрылся, Скоропадский вызвал разъезд от Конной Гвардии, приказав ему следовать за немцами и как можно скорее донести, что они теперь делают. А пока что, в ожидании донесе­ний, мы стали подтягивать оба свои эскадрона и, спешив, расположили их укрыто вдоль на­шей полянки. Теперь выяснили мы также, что перед нами легкопроходимый брод через Свенту.

Эта неожиданная и непонятная встреча с гер­манским полком, а также его внезапное исчез­новение, вызвали между нами самый оживлен­ный обмен мнений. Главной же догадкой оста­вался вопрос, каким образом целый германский кавалерийский полк мог совершенно незамет­но для частей нашей, а может быть также со­седней 5-ой кавалерийской дивизии очутиться в их тылу и столкнуться нос в нос со штабом нашей дивизии? Имел ли он какую-нибудь осо­бую задачу, в выполнении которой помешала ему внезапная встреча с нами?

В конце концов, тому, что немцы очутились в тылу наших войск, особенно удивляться не приходилось. Ведь в то время на этом участке не было сплошного фронта. Наша кавалерия была невероятно растянута на широком про­странстве совершенно открытого южного флан­га нашей армии, где она несла службу стороже­вого охранения и разведку. Она не была в со­стоянии наблюдать за всем этим, порученным ей пространством, на котором постоянно могла иметь соприкосновение с противником. Было это тем более ей не по силам, что в том районе местность была очень пересеченная, волнистая, усеянная малыми и большими лесами. Все же, как никак, кавалерийский полк это — не разъ­езд и его, незамеченное нашими передовыми частями, появление на самой Свенте, оставалось загадкой.

Вскоре поступило первое донесение от наше­го разъезда, что германский полк, выделив по­ходное охранение, рысью уходит в южном на­правлении. После этого, Скоропадский вызвал меня, поручив немедленно же ехать к генералу Чайковскому, начальнику 5-ой кавалерийской дивизии в деревню Семенишки (к северо-запа­ду от нас) и сообщить ему о только что проис­шедшем. На этом пока что оборвались для меня дальнейшие сведения и личные впечатления о только что встреченном германском полку. Вернувшись поздно вечером в штаб дивизии, я сра­зу же получил другое задание. В условиях тог­дашней подвижной войны, в особенности те­перь, когда фронт нашей 5-ой армии опять при­шел в движение, продолжая отход на восток, в штабе дивизии мы были завалены работой и поэтому не вспоминали о нашей загадочной встрече на Свенте. К тому же вскоре начался Свенцянский прорыв нашего северо-западного фронта германской армией, вызвавший утоми­тельный долгий отход с боями, как и целый ряд наших контр-маневров. В этих условиях, эпи­зод на Свенте стал тускнеть и забываться, тем более, что он не имел никогда каких либо не­благоприятных последствий для нас. Война тя­нулась далее. Новые фронты, новые назначе­ния и задачи совершенно выветрили из моей памяти эту нашу встречу с германским улан­ским полком.

Только после окончания войны, живя в двад­цатых годах в Баварии и начав изучать войну на нашем фронте, я припомнил этот случай и стал рыться в архивах, ища объяснения этой загадки. Однако нигде, ни в каком архиве, ни в одной хронике или истории тех германских пол­ков, которые тогда, в 1915 году, находились против нашего участка фронта, не нашел я ни малейшего следа этого эпизода. Признаюсь, что настало время, когда я начал даже сомневать­ся в том, не померещилась ли мне эта встреча на Свенте в минуты переутомления или не был ли это просто сон, который со временами сме­шался с воспоминаниями и с действительно бывшим? Одним словом, я давно перестал ду­мать об этом.

После 2-ой Мировой войны попал я опять в Германию, где живу с 1945 года. В 1960 году мне пришлось ехать на похороны старого при­ятеля немца в Северную Баварию. На кладби­ще, кроме семьи покойного, присутствовало много совершенно незнаковых мне особ. Также, в большом зале одного из местных ресторанов собрались друзья и знакомые покойного. За сто­лом очутился я между двумя совершенно не­знакомыми мне лицами. Сосед слева был занят своей соседкой, с которой вел оживленный, ве­селый разговор, как будто были не поминки, а какое-нибудь радостное торжество.

Мой же сосед справа также скучал, как и я. После того, как обычный в таких случаях раз­говор о погоде был исчерпан, наступило между нами молчание. Однако, хотя бы из вежливости, следовало бы продолжать разговор. Но о чем говорить с человеком, которого видишь первый раз в жизни? Одна фамилия обыкновенно еще не говорит, кто он, какова его профессия. Одна­ко, присматриваюсь к нему и вижу, что он бо­лее или менее в моем возрасте, на вид еще здо­ровый, крепкий мужчина, так что, по теории ве­роятности, должен он был бы принимать уча­стие в 1-ой Мировой войне. Если же так, то те­ма для разговора будет, так или иначе, обеспе­чена.

На мой вопрос, принимал ли он участие в вой­не 1914-18 годов, последовал утвердительный ответ. Был ли он, также, и на русском фронте? Оказывается, что за исключением только пер­вых месяцев войны и ее самого конца, в 1918 го­ду, был он только на нашем фронте. «Вот под­везли мне», подумал я, — будет о чем говорить с ним». «А в каком роде оружия служили Вы?» продолжаю я. «В кавалерии», отвечает сосед. «Я ведь тоже кавалерист», продолжаю я, «мо­жет быть мы с вами воевали друг против дру­га? А в каком полку служили Вы?» «В 1-м ба­варском уланском», услышал я и в тот же са­мый момент в моей памяти воскресла вдруг уже давным давно, как какой то сон, забытая встре­ча с германским кавалерийским полком на ре­ке Свенте ровно 45 лет тому назад. Я, конечно, поспешил рассказать ему этот таинственный эпизод и, к моему удивлению, услышал от сосе­да как бы равнодушное «как же, как же, я хо­рошо припоминаю этот случай». Значит, это все же не был сон!

«Но скажите тогда», продолжал я, «почему ваш полк стоял тогда во взводной колонне, в конном строю на той поляне, кого ожидали вы там?» «Мы вовсе не стояли на поляне», ответил он, «мы только что пришли туда, чтобы сделать там привал, но не успели даже спешиться, как вы нас оттуда спугнули».

«Расскажите же подробно, как это было тогда у вас и чем мы вас спугнули?» попросил я.

«С удовольствием», ответил он, «я отлично помню тот день. Была просто невыносимая жа­ра. Мы с самого утра шли совершенно откры­той местностью с нашего левого фланга на са­мый крайний правый, к городу к северо-запа­ду от Вильно, названия которого не помню (ве­роятно — Вилькомир, — примечание автора). Там должна была собраться вся наша дивизия. Под невероятно жгучими лучами солнца наши люди и кони измотались. Мучила нас всех жаж­да. Но вот, вдали перед нами показалось как бы спасение от этой невыносимой жары, — лес. До­рога предстояла нам еще далекая, поэтому ко­мандир полка решил именно в этом лесу сде­лать привал. Лес был лиственный, густой и мы сразу же как бы окунулись в приятную, бодря­щую прохладу. Пройдя лесом каких нибудь 700 метров, увидели мы слева перед нами широкую поляну и вот на эту поляну повернул командир полк. Он приказал нам построиться во взвод­ную колонну, остановил полк и мы с нетерпе­нием ждали следующей команды: «полк, сле­зай!». Однако, к нашему большому огорчению, она не последовала, так как в тот самый мо­мент, когда полк остановился, из противопо­ложного леса, всего только какой нибудь 0,5 ки­лометра от нас, показалась группа всадников.

Мы схватились за бинокли и увидели, на вид молодого русского генерала, окруженного мно­гочисленной свитой. Все — на огромнейших во­роных, гнедых, караковых и рыжих конях. Мы знали, что тут против нас находится русская гвардейская кавалерия и решили, что это был ее начальник со своим штабом. А раз он так от­крыто показывается перед нами, со всей своей громадной свитой спокойно и долго рассматри­вает нас в бинокль, не пытаясь даже укрыться за деревья, то несомненно тут же за ним в лесу находится вся его дивизия или ее большая часть. В тот день наша задача не была вступать в бой с русскими. Наоборот, нам приказано бы­ло избегать всяких столкновений с ними и спе­шить кратчайшей дорогой на присоединение к своей дивизии. Поэтому, командир полка, ма­йор Цюрн, отменил привал и приказал продол­жать движение теперь обратным порядком, то есть — тыльный эскадрон стал теперь голов­ным, а наш, 4-ый эскадрон, который до сих пор был в голове колонны, обратился в арьергард. Русские огня по нас не открывали и только про­должали наблюдать за нами. Таким образом это наше перестроение на глазах противника про­шло совершенно беспрепятственно. Русские не преследовали нас все наше дальнейшее движение прошло гладко и мы, хотя очень устали, все же в срок прибыли на присоединение к сво­ей дивизии».

«Но каким образом могли вы пройти через район, занятый нашими войсками», спросил я, «и очутиться в нашем тылу?»

«К сожалению, не могу дать вам на это отве­та. Сегодня, 45 лет спустя, к тому же не имея карты под рукой, не могу даже сказать, каким путем мы шли. Полк вел сам командир, майор Цюрн, и на протяжении всего дневного марша, кроме вышеупомянутой группы всадников — русского генерала со свитой — не видели мы ни одного русского солдата».

Таким образом, эта наша, непонятная нам то­гда, неожиданная встреча в 1915 году на реке Свенте, только в 1960 году, и то совершенно случайно, нашла себе объяснение.

В. Кочубей

Добавить отзыв