ВОЕННАЯ БЫЛЬ

1913 год, порт Императора Александра III (Либава). На­чало октября. Осень. Старый друг морей и океанов, вете­ран русско-японской войны, броненосный крейсер Его Императорского Величества «Россия», ранним, пасмур­ным утром выходил в мо­ре. Крейсер, постройки 1896 года, водоиз­мещением 13.060 тонн, после полного ре­монта в 1909 году, ежегодно, а иногда и два раза в год, уходил в заграничное плава­ние с корабельными гардемаринами, слушате­лями штурманских офицерских классов и уче­никами, Будущими строевыми унтер-офицера­ми (квартирмейстерами) Шла напряженная, последняя шлифовка людей. Плавание было тяжелое, показательное. Весь личный состав крейсера отборный, надежный, опытный. Так и в этот раз, приняв и разместив многочислен­ное временное население, забив провиантом, углем и разными припасами трюмы, отсеки и кладовые, крейсер осторожно развернулся, ма­лым ходом прошел аванпорт и, вдохнув широ­кой грудью ветер свободного моря, дал полный ход.

Море штилевое. И море и небо окрашены в одинаковый бледно-голубой цвет. Там, где они сходятся на горизонте, лежит густая, дым­чатая черта. Да и вода какая-то тяжелая, лени­вая, медленно, неохотно, ворча и шипя расступается в стороны под могучим форштевнем корабля, скользит вдоль бортов и далеко, за кормой, сонно успокаивается. Низкие берега скрылись в мгле, исчезли шпили церквей го­рода и, наконец, высокая башня маяка ушла за горизонт, будто потонула в море. Прощай, Рос­сия! Через полгода крейсер вернется к твоим берегам.

Плавание шло строго по расписанию и на корабле жизнь кипела, как в муравейнике. За­нятия, практические учения, экзамены, выпол­нение специальных заданий, посещение в ино­странных портах заводов, кораблей, музеев, приемы на корабле, редкие развлечения на бе­регу. Посетили Норвегию, Англию, Азорские острова и пошли, пересекая Атлантический океан, в Вест-Индию, на остров Сан-Винсент. Нужна была небольшая передышка, что и бы­ло сделано в располагающих к этому услови­ях. Прекрасный климат и роскошная природа манили к отдыху и беззаботности. На рейде стоял отряд из четырех английских легких крейсеров под командой адмирала Крадок. Рус­ские и английские моряки как-то особенно теп­ло сошлись в эту встречу, часто проводили ве­село время в гостях друг у друга и на берегу. Дружили и команды и, к удивлению, не было неизбежных столкновений, переходивших ино­гда в большие потасовки. Английский адмирал предсказывал скорую и неизбежную войну с Германией. Говорил он и о том, что предчув­ствует свою гибель в морском бою с немцами и он так странно уверен в неизбежности этого, что совершенно спокоен. Старик не ошибся. В 6 часов 34 мин., в сумерках догоравшего Дня Мертвых, в воскресенье 1-го ноября 1914 года, начался бой у мыса Коронель между англича­нами и немцами, бой, который немецкий ад­мирал Шпее назвал боем у Санта-Марии, по имени острова, находившегося вблизи. Англий­ские корабли вступили в бой под флагом ад­мирала Крадока. На своем флагманском кораб­ле «Гуд-Хоп» ,адмирал тщетно пытался вы­рвать, ставшую невозможной, победу. Сража­ясь и умирая с исключительной доблестью, ан­глийские моряки в этом бою расплатились за грехи и ошибки английского адмиралтейства. Английская эскадра расстреляна. Уходящий немецкий крейсер «Шарнгорст» открыл беглый огонь по гибнувшему «Гуд-Хоп». Это был ко­нец старого джентльмена адмирала Крадока и 700 человек команды его флагманского ко­рабля.

Кончен короткий отдых. Выполняя зада­ние, крейсер вышел на остров Ямайка. Но на этом переходе провидение вмешалось в нала­женную жизнь корабля и смешало все карты и планы. В открытом море в одной из машин про­изошел страшный взрыв цилиндра низкого да­вления. Сила взрыва была настолько велика, что развернула палубные броневые плиты. Убитых к счастью не было, пострадал тяжело лишь один человек. Временно исправили по­вреждение, под «вакумом» крейсер медленно дошел до восточных берегов Соединенных Штатов и недалеко от города Норфольк вступил в продолжительный и серьезный ремонт. Учеб­ная жизнь на крейсере шла своим чередом и только прибавилось больше возможностей по­знакомиться с новостями судостроения, ново­стями техники и с жизнью страны.

6-го декабря ст. ст. телеграф принес из да­лекой России радостную весть. Государь Импе­ратор, в день своего тезеименитства, произвел корабельных гардемарин в офицеры-мичманы. Событие это отпраздновали весело и шумно. Встретили новый 1914-й год и вскоре последо­вало распоряжение Морского Министерства — с окончанием ремонта возвращаться в Россию.

В зимний хмурый январский день 1914 го­да вышли в Атлантический океан, оставив за кормой гостеприимные берега Америки. Быст­ро упали сумерки. Серый, взлохмаченный Ат­лантический океан встретил крейсер сердито, недружелюбно, обрушившись на него порыва­ми холодного ветра. Густые клубы дыма валили из всех четырех труб корабля, ветер рвал дым в клочья, прижимал к волнам и смешивал с бе­лой пеной сердитых валов. Крейсер загорелся огнями, принял вызов сердитого старика океа­на и скоро потонул в непроницаемой ночной мгле. Курс был проложен к берегам Франции, шли в Брест.

Ветер делался все холоднее и его порывы усиливались. Быстро росли волны, и на высо­кую палубу корабля стали залетать брызги. Было ясно, что наростал сильный шторм, и на крейсере готовились к предстоящему поедин­ку. Сильно качало, но люди справлялись с сво­ей работой быстро и четко. Через сутки ветер достиг уже силы девятибалльного шторма и продолжал усиливаться. И тогда стало ясно, что старик Атлантик перестал владеть собой. С первых дней мироздания, ведет он ожесто­ченную борьбу против ненавистной ему твер­ди. С временем он не считается. Пройдут ли тысячи или миллионы лет, он знает, что он по­бедит. Медленно, верно, ударами могучих волн своих, измельчит в песок гранитные скалы, размоет берега, ворвется в глубь материков, зальет, затопит, все похоронит в темных безд­нах своих. И тогда будет он один, властный, могучий, в безграничном просторе катить сво­бодные волны и петь песни вечности. А теперь он зол. Зол на дерзких, ничтожных жителей ненавистной земли, бороздящих могучую грудь его. Он бушует, он раздражен упорством этих земных букашек, его раздражает эта бесконеч­ная, упорная борьба.

Крейсер шел в «бакштаг», т. е. имея ветер и волны сзади, под углом в 30-40 градусов к корме. Он как бы уходил от ветра и огромных Балов догоняющих его. Томительно тянулись дни и ночи не принося никакого облегчения. Как-то потерялось ощущение времени в этой упорной борьбе человека с стихией. Анемометр стал показывать силу ветра в десять баллов, причем ветер продолжал усиливаться. Шторм переходил в ураган.

Оглушительный вой ветра заглушал все на верхней палубе. Частые густые заряды распы­ленной воды налетали плотной массой с кор­мы, скрывая все, что находилось впереди. Ки­пящая, белая пелена обступала борта и, разры­вая эту пелену вокруг корабля, вздымались огромные валы. Под давлением страшной силы высоко вверх взлетает корма крейсера. Точно потеряв всякое самообладание, в ужасе бешено вращаются в воздухе винты, дрожит сталь­ной великан и с тяжелым вздохом, напрягая свои силы, зарывается полубаком в открывшуюся пропасть. Взлетают вверх каскады брызг и пены, и вот нос крейсера взмывает вверх, с него, как водопад, стекают огромные водяные потоки, а над провалившейся кормой вновь выростает высокая темная стена догоняющего но­вого вала. С грохотом вкатывается на ют пеня­щийся гребень и, заливая палубу, движется к носу. И так тянутся часы, дни и ночи.

Тяжело у руля в такую непогоду управлять кораблем, держать его на курсе. Особенно тя­жело, когда корабль идет по волне. Только опытные, сильные руки, держащие штурвал, справляются с этой задачей. Достигнув 12-ти баллов, то есть более 29 метров в секунду, что составляет свыше 74 килограммов давления на один квадратный метр, ураганы поднимают волны свыше 10 метров. С таким ураганом бо­ролся и крейсер.

Все, кто был вне службы и вахты, забились в свои отсеки и каюты. Командир, капитан 1-го ранга Ворожейкин, штурман, вахтенный начальник, рулевой и сигнальщики на мости­ке, чуть выше корпуса бьющегося в урагане ко­рабля, забыв время, держали корабль на кур­се и следили за первой, возможной угрозой его безопасности. Многотонные потоки воды всей своей тяжестью и яростью переливались через крейсер, ветер отрывал руки от поручней, брызги и пена забивали рот, нос и глаза, дави­ли, слепили и мешали дыханию.

Вдоль верхней палубы крейсера протянуты штормовые леера. Без них передвижение по кораблю в шторм невозможно. Только вцепив­шись в леер можно удержаться на ногах и не быть смытым за борт, когда судно круто накре­нится. Каскады воды все смывают на своем пу­ти. Пусто на палубе. Только две тени, не зная отдыха ни днем ни ночью, приседая, цепляясь за все, что попадется под руки, применяясь к размахам качки, бродят по всему кораблю. Они везде, от верхних надстроек, осматривая забот­ливо крепления шлюпок, в трюмах, где следят, не прибывает ли внутрь вода, в жилых палу­бах и офицерских помещениях проверяют, хо­рошо ли задраены иллюминаторы и все ли на своих местах. Эти двое — старший офицер ка­питан 2-го ранга К. В. Шевелев и старший боц­ман Добровольский. Впереди плотная, корена­стая фигура «старшего», а за ним небольшой, подвижной как ртуть, боцман. Объясняются они больше жестами. По неписаному закону, ученик, будущий строевой унтер-офицер, если стошнит на качке, лишался производства в ун­тер-офицеры, как бы высоко не стояли его знания и способности. Он не мог в будущем при сильной качке, в бою, в момент опасности ясно мыслить и руководить людьми, страдая морской болезнью. Так и сейчас, на мой страш­ной, изматывавшей все внутренности, качке, самые здоровые слабели и их тошнило, но что­бы скрыть этот невольный недостаток, люди предпочитали тошнить крадучись в свои матросские рубахи, воровски вытирали рот и блед­ные бросались, превозмогая себя, к какому-ли­бо делу. Но трудно было скрыться от всевидя­щего ока боцмана. Завидев бледное лицо и ту­манный, страдальческий взор, он вплотную подходил и шипел:

— Ты, что же стерва, блевать вздумал, ун­тером хочешь быть, а это видел?… и подносил к носу жертвы кулак.

— Казна тебя кормит, а ты рыб кормишь… хвабрику тут открыл… марш под палубак, в кубрик, вот я тебя…, — дальше шла «словес­ность».

Когда старший офицер заглядывал в кают- компанию, там было пустынно. Свободные от службы офицеры и гардемарины отлеживались в своих помещениях. Некоторые мучились приступами морской болезни, но стягивали в узел свою волю, владели собой и выходили на вахту вполне контролируя себя. Таких было мало. Иногда лишь морщился «старшой», за­метив бледное лицо молодого мичмана.

Но если снаружи бесновала буря, и моряки боролись с ветром, водой и холодом, то в нед­рах корабля, в «чреве китовом», царствовал другой ад. Как духи в преисподней, у котлов, в залитых ярким электрическим светом коче­гарках, работали полуголые, мокрые от пота и напряжения здоровенные, мускулистые люди. Чтобы удержать необходимое давление пара в котлах, надо было неустанно питать углем не­насытные топки. На страшных размахах, с поразительной ловкостью, результатом долгой и настойчивой тренировки, они загребали ло­патами уголь из угольных ям и, улавливая мо­мент когда крейсер ложился на противуположный борт, учитывая возможность самим вле­теть в раскаленную топку, быстро открывали двери, сильным взмахом разбрасывали веером уголь, «шуровали» и быстро захлопывали дверь, когда крейсер начинал крениться на их борт. Такая же работа шла с другого борта. Уголь был плохого качества, американцы под­валили, и надо было часто чистить колосники, сбивать закал. В машинном отделении, среди огромных, движущихся частей, шатунов и мо­тылей, по узким железным мостикам, где цеп­ляясь ходили машинисты и смазчики, зорко следя за абсолютно точной, бесперебойной ра­ботой машин и вспомогательных механизмов. Духота, тошнотворный запах горелого масла и изнуряющая, все выматывающая качка. Но это был настоящий и будущий кадр флота впол­не выдерживавший строгий экзамен.

Прошло шесть суток, ураган не стихал, и крейсер продолжал биться в середине Атланти­ка. В сумерках вечера, поднялся на мостик к командиру старший инженер-механик кораб­ля, капитан 1-го ранга Зайцев.

— Если так будет продолжаться, нам до Бреста угля не хватит, доложил он.

— Как не хватит? вскинулся командир.

— Малый ход, большой расход, уголь ока­зался плохого качества, должен доложить, что ответственность на себя взять не могу, так как, по-видимому, шторм скоро не прекратится.

— Где я вам возьму уголь среди океана?

— Можно повернуть и зайти на Азоры (Азорские острова), подгрузиться и немного от­стояться, все равно запаздываем, — очевидно все заранее продумав, осторожно посоветовал Зайцев.

— Повернуть, повернуть…, а вы знаете, что значит сейчас повернуть?… и маленький, плотный, краснолицый командир уничтожаю­ще смотрел на своего первого, технического по­мощника.

— Благодарю вас, принял к сведению… и резко отвернувшись, командир приказал не­медленно вызвать к нему старшего офицера. Старший механик, откозыряв, исчез.

— Клавдий Валентинович, что же это та­кое? Зайцев доложил мне что нам до Бреста не хватит угля, накинулся командир на поя­вившегося старшего офицера.

— Чепуха, он все выдумывает, хватит. Крейсер в прекрасном состоянии, и мы скоро вырвемся из урагана, последовал спокойный ответ.

— Но, если не хватит, то буду отвечать я, вот положение, нервничал командир.

— Тогда повернем и пойдем на Азорские острова, пожав плечами согласился старший офицер.

— Будто вы не знаете, что значит повер­нуть в одиннадцатибалльном урагане из «бак­штага» в крутой «бейдевинд», перевести крейсер через «галфвинд», т. е. поставить лагом к такой сумасшедшей волне, медленно, видимо охватывая все возможности, процедил коман­дир.

— Знаю, повернем, и старший офицер вы­жидательно замолк.

— Тогда вы и поворачивайте и сейчас же, неожиданно отрезал командир.

К штурвалу был вызван унтер-офицер, рулевой старшина. Шевелев долго и внима­тельно оценивал обстановку и, наконец, когда ему показалось, что валы за кормой стали вре­менно как будто меньше, скомандовал — пра­во руля.

Сначала, послушно и быстро крейсер после­довал за его приказанием, но, по мере прибли­жения к положению бортом к волне, замедлил свое движение. Страшное давление ветра на носовую часть корабля не пускало его выйти на ветер и, в тот момент, когда он стал парал­лельно волне, высоко над бортом вырос огром­ный вал, опрокинул свой гребень на палубу и придавил крейсер к воде. Крен быстро увели­чивался на подветренный борт, но вал прошел и крейсер стал медленно, а потом все скорее, подыматься и, дойдя до прямого положения, стремительно бросился к ветру. Точно какой-то могучий толчок повернул его на застывшей корме и привел носом к волне.

Легли на новый курс в крутой «бейдевинд» и стали принимать страшные удары ветра и волн правой, носовой частью корабля. Качка дошла до критических размеров, вызвав целый ряд неприятностей к недоразумений.

Так называемая высота глаза наблюдателя, т. е. расстояние от уровня спокойной воды до глаза человека, стоящего на мостике, для крейсера «Россия» равнялась 48 футам. Часть гребных судов находилась на рострах на высо­те около 40 футов и ударом одной из волн, взметнувшейся выше этого уровня, был раз­бит гребной катер.

На юте распоряжался помощник старшего офицера старший лейтенант Алексей Констан­тинович Пилкин, имея младшего боцмана под рукой. Ему пришлось выдержать горячую бит­ву с взбесившимся огромным тяжелым обеден­ным столом в кают-компании. Этот стол стоял своими тяжелыми ногами в специальных мед­ных высоких башмаках, привинченных к па­лубе. Даже в тайфунах, во время плавания крейсера в Тихом океане, он не вылетал из этих башмаков и считался вполне благонадеж­ным обитателем кают-компании. Теперь и он не выдержал и, когда крейсер лег на борт, вы­летел из некоторых башмаков, но, к счастью, временно задержался в других. Если бы он освободился совсем то мог бы причинить ряд тяжелых и трудно поправимых разрушений. Его забросали матросскими подвесными койка­ми и, как безумного, скрутили по рукам и но­гам.

Крейсер имел якоря старого типа, «адми­ралтейские», не втягивающиеся в клюзы, а за­крепленные на полубаке на специальных по­душках, якорный же канат уходил в клюз, ко­торый на походе закрывался особой крышкой, плотно прихваченной к клюзу особыми внутрен­ними талрепами, и, таким образом, предохраня­лось поступление воды внутрь корабля на сильной волне. Теперь, одним из ударов, волна сорвала часть талрепов и сдвинула крышку в сторону, открыв клюз, через который вода на­чала вливаться в помещение под надстройкой полубака. Вода дошла уже до колен и перека­тывалась по помещению, с глухим шумом силь­но ударяя в борта. Туда бросились старший офицер, лейтенант Бошняк, боцман, судовой

плотник Петров и еще несколько матросов. На­до было изнутри заделать клюз деревянной пробкой и этим прекратить дальнейшее посту­пление забортной воды. Крейсеру ничто не угрожало, но безумная качка, духота, вода до колен, создавали обстановку, в которой можно было работать, имея только крепкие нервы. И, наконец, у небольшой части экипажа, нервы, временно, сдали.

К старшему офицеру пробрался смущенный младший боцман.

— Ваше Высокоблагородие, разрешите до­ложить, у комендоров в палубе не благополуч­но.

— Что ты плетешь, как неблагополучно?

— Так что, когда крейсер положило, ры­жий комендор, что батюшке прислуживает и замутил ребят. Говорит — погибаем, братцы, нет нам спасу, надевайте чистые рубахи, чтобы по-матроски смерть принять, да достал из цер­ковного ящика свечи, роздал ребятам, зажгли, а рыжий еще и поет. Чистая срамота, Ваше Вы­сокоблагородие.

Бешенство охватило всегда спокойного об­ладателя крепких нервов старшего офицера. Бросился вниз, а за ним мчались оба боцмана с сжатыми, на всякий случай, кулаками. Человек двадцать комендоров (прислуга орудий), в чи­стых рубахах, с горящими свечами в руках, сбились в небольшом, душном отсеке, молча и бездумно, чего-то ожидая, а их смутитель, ры­жий комендор, выводил какой-то напев своим довольно неприятным тенорком. Оба боцмана ахнули и на всю жизнь прониклись уважением к своему «старшому», услышав такую гармо­нию, полившуюся из его уст, до которой не могло дойти даже их профессиональное вооб­ражение. Сам Шевелев потом удивлялся, отку­да на него нашло такое вдохновение. Но лече­ние оказалось действительным. В момент по­тухли свечи, столбняк прошел, люди застыди­лись своего невольного малодушия, а рыжий комендор, несмотря на свое высокое звание прислужника, познакомился с кулаком боцма­на.

— Я тебе посвечу… ты у меня погоришь… рыжая твоя душа…

К этому времени, деревянной пробкой заде­лали клюз, и вода перестала прибывать под по­лубак, влившуюся воду откачали и плотно за­крыли двери. Для окончательного излечения малодушных, старший офицер приказал на­значить по шесть человек в это помещение, где больше всего качало, было душно и непри­ятно пахло от испарений только что откаченной воды. Когда люди становились зелеными от качки, их сменяли другие шесть, но о гибели и смерти они совершенно забыли. Рассвирепевший старший офицер этим не ограничился и, заметив молодого мичмана с подозрительно бледным лицом, послал и его в то же поме­щение, под полубак, часа на два последить — все ли там в порядке.

Долго еще бесновался ураган. Точно какое-то страшное морское чудовище скребло по стальному корпусу корабля своими огромными когтями, качало и бросало крейсер в своих мо­гучих руках и бешено, яростно ревело, созна­вая свое бессилие уничтожить эту дерзкую ма­ленькую скорлупу.

На двенадцатый день стало чуть тише, и скоро крейсер, подойдя к Азорским островам, бросил якорь на рейде, где должны были по­полнить запас угля. Рейд был полуоткрытый. На большой зыби, угольные баржи плясали у Сортов, и погрузка шла в очень тяжелых усло­виях, но для команды теперь это казалось легким развлечением в сравнении с напряже­нием, пережитым во время урагана. Работали весело, быстро, с шутками, высмеивали «мо­лельщиков» и предвкушали скорое окончание похода.

На дальнем северо-западе Белого моря глубоко выдает­ся длинный, тонкий мыс — Святой Нос. Этот мыс являет­ся последней точкой Терско­го (западного) берега для ко­раблей, уходящих в океан. По нему определяют море­плаватели курс, ведущий из океана в горло Белого моря. Во время Первой Мировой войны этот мыс стал зна­менитым — к нему шли пароходы из Англии, Фран­ции, Америки и других стран с боевым снаряжением для русской армии. На са­мой оконечности Св. Носа стоял маяк, имев­ший сигнальную мачту и паровую сирену для подачи сигналов во время туманов. Маяк был связан прямым проводом с Архан­гельском.

С осени 1915 года начала налаживаться доставка военных грузов в Архангельск и ино­странные суда стали приходить туда в большом количестве.

Спешно закончив погрузку, вышли в океан. Теперь шли под аккомпанемент медленно ути­хающего шторма без всяких происшествий. Не­прерывно принимали по радио вести о тех страшных бедствиях, которые натворил этот ураган в северной половине Атлантического океана. Погибло много коммерческих судов, были жертвы и среди кораблей военных фло­тов, а цифра исчезнувших рыбачьих судов не могла быть учтена и была огромна. Великаны, трансатлантические пароходы, доносили о тех бедствиях, которые им пришлось перенести и давали цифры измеренных высот волн, дохо­дивших до 60 футов.

На шестнадцатый день после выхода из Норфолька, крейсер «Россия» вошел на Брест­ский рейд, с разбега еще немного покачался и, облегченно вздохнув, затих. Настал заслужен­ный отдых.

Леонид Павлов

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• «Крейсерок» (Из далекого прошлого). – Леонид Павлов
• Из воспоминаний гардемарина. – Н. Кулябко-Корецкий
• Письма в Редакцию (№ 125)
• Три похода «Петропавловска». – Алексей Геринг
• Шторм 14 ноября 1854 года. – А. Макарович
• Mоре. – А. Крапивин
• В первый раз. – Г. А. Усаров
• Два вена тому назад (№105). – Б. Третьяков
• Капитан 1 ранга Владимир Иванович Семенов (1867-1910). – Г. Усаров