На войне, как и в жизни всякого человека, случаются разные неожиданности, которые принято называть случайностями. Я хочу рассказать один лично пережитый характерный случай, в котором ярко выражены оба эти явления « неожиданность » и « случайность».
Был конец июля или начало августа 1915 года. 1-ая Гвардейская кавалерийская дивизия находилась в то время на левом фланге нашей 5-ой армии, которая после прорыва немцами ее фронта на реке Дубиссе, медленно отходила на восток, пытаясь задерживать следующего за ней противника на каждом, удобном для обороны рубеже. Ко времени моего повествования 1-ая Гвардейская кавалерийская дивизия находилась в районе реки Свенты (Святой), в окрестностях местечка Оникшты, вместе с 5-ой кавалерийской дивизией составляла кавалерийский корпус генерала Казнакова.
Этот корпус был одной из обычных импровизаций нашей армии. Генерал же Казнаков, нормально — начальник 1-ой Гвардейской кавалерийской дивизии, получив назначение на должность командира этого временного соединения — корпуса своего имени, конечно забрал с собой весь ее штаб, с начальником штаба, полковником генерального штаба Матковским во главе.
Таким образом, 1-ая Гвардейская кавалерийская дивизия осталась не только без начальника, но и без штаба. В командование дивизией вступил, по старшинству, командир 1-ой бригады, Свиты Его Величества генерал-майор Скоропадский, безусловно храбрый, знающий и понимающий «боевой» генерал. Конечно, без всякого штаба управлять дивизией он не мог, а поэтому сымпровизировал себе такой, получив откуда то генерального штаба капитана Чайковского в качестве начальника штаба. Чайковского мы в дивизии знали хорошо еще по Восточной Пруссии, когда он, тогда еще только причисленный к генеральному штабу штабс-капитан конной артиллерии, находился при штабе конного отряда Хана-Нахичеванского. Молодой, перед самой войной окончивший академию Чайковский был талантливый и образцовый, отличный офицер генерального штаба, а поэтому «приобретением» его Скоропадский был очень доволен. На помощь Чайковскому Скоропадский вызвал из эскадрона меня. Кроме нас обоих, от полков дивизии были присланы офицеры-ординарцы. Хотя последние и часто менялись, но все же у нас получился довольно многочисленный штаб.
В один из этих дней нашего пребывания на реке Свенте, в послеобеденные часы, во главе этого своего импровизированного штаба и в сопровождении двух эскадронов Конной Гвардии, Скоропадский выступил вдоль левого (восточного) берега Свенты в южном направлении. Каковы были в этот день его намерения, — уже не помню, а к тому же это совершенно неважно для моего повествования.
День был солнечный, очень жаркий, какие обыкновенно бывают в конце августа, а поэтому мы все обрадовались, когда наша колонна вошла в тенистый, лиственный густой лес, тянувшийся вдоль этого берега Свенты. Дорожка, или скорее тропинка, которой мы шли, была так узка, что эскадронам Конной Гвардии пришлось вытянуться «справа по-два» и только шагом, и то с трудом, могли они продвигаться за нами.
Ввиду того, что к западу от Свенты, где то впереди, находились части нашей и 5-ой кавалерийской дивизии, считалось, что мы находимся в тылу, а поэтому шли без всяких мер походного охранения. Впереди ехал сам Скоропадский, за ним — Чайковский со мной, тут же, за нами — офицеры-ординарцы от полков дивизии, потом человек 7 наших вестовых и, наконец, страшно растянутые в длину, оба эскадрона Конной Гвардии. Хотя наша тропинка шла тут же вдоль берега реки, из за береговых кустов и зарослей, последняя не была нам видна.
Сколько мы шли таким образом этим лесом, теперь определить точно уже не могу. Однако, во всяком случае, не менее часа, как вдруг наша тропинка резко повернула в пол-оборота вправо, вывела нас из сплошного, густого леса на крошечную прибережную полянку, а сама уперлась в реку, в русле которой и исчезла. Ввиду этого, Скоропадский, а за ним — мы все, должны были вдруг остановиться. Но в тот же самый момент перед нашими глазами представилось совершенно неожиданно необыкновенное зрелище, заставившее нас на секунду перенестись мыслями на 100 лет назад, в Наполеоновскую эпоху. На противоположном берегу Свенты, на обширной лесной поляне, примыкающей своей открытой стороной к реке, всего лишь в каких-нибудь 400-500 шагах от нас, стоял в конном строю, построенный во взводную колонну германский кавалерийский полк. Зрелище было просто потрясающее уже само по себе, как таковое, а кроме того, для нас совершенно непонятное, ведь всего лишь несколько верст впереди находились наши войска. Каким же образом мог попасть сюда целый германский кавалерийский полк?
Конечно, каждый из нас схватился прежде всего за бинокль, чтобы лучше разглядеть эту необычную, редчайшую картину. Прежде всего поразило нас, почему этот германский полк стоял, повернувшись в сторону реки, именно во взводной колонне и, вдобавок, в конном строю?
Видно было, что и для немцев наше появление на противоположном берегу реки, было также неожиданностью, так как и они поспешно хватались за бинокли и пристально, как бы с удивлением, рассматривали нас.
По форме их обмундирования легко можно было установить, что это был уланский полк (В 1915 году германские кавалерийские полки не имели еще стальных касок и носили на русском фронте форму обмундирования покроя мирного времени, только защитного цвета, а их головные уборы мирного времени покрыты были серо-зелеными чехлами). Так как в этом районе против нас действовала баварская кавалерийская дивизия, можно было предположить, что был это один из двух баварских уланских полков.
Пока мы, удивленные и озадаченные этой совершенно неожиданной встречей, всматривались друг в друга, на немецкой стороне послышались какие то команды и задние эскадроны начали поворачиваться кругом и, вытягиваясь рысью в походную колонну, стали один за другим быстро скрываться в примыкавшем к поляне лесу. Продолжая наблюдать, мы стояли на открытом месте и просто не могли себе объяснить, почему же, вдруг, этот их полк так спешно уходит перед нашей группой всего лишь из нескольких всадников? (Нам казалось, что Конногвардейских эскадронов, находившихся еще сзади, в лесу, видеть они не могли). Через несколько минут ближайший к нам эскадрон также повернул кругом и от германского полка не осталось и следа.
То, что немцы ушли, было нам очень на руку, так как они были вдвое сильнее нас, да к тому же ,как читатель уже знает, оба Конногвардейских эскадрона были невероятно растянуты в длину, а густой, заросший лес по сторонам тропинки не давал нам возможности развернуться или спешиться и приготовиться к бою.
Немедленно же, после того, как германский полк скрылся, Скоропадский вызвал разъезд от Конной Гвардии, приказав ему следовать за немцами и как можно скорее донести, что они теперь делают. А пока что, в ожидании донесений, мы стали подтягивать оба свои эскадрона и, спешив, расположили их укрыто вдоль нашей полянки. Теперь выяснили мы также, что перед нами легкопроходимый брод через Свенту.
Эта неожиданная и непонятная встреча с германским полком, а также его внезапное исчезновение, вызвали между нами самый оживленный обмен мнений. Главной же догадкой оставался вопрос, каким образом целый германский кавалерийский полк мог совершенно незаметно для частей нашей, а может быть также соседней 5-ой кавалерийской дивизии очутиться в их тылу и столкнуться нос в нос со штабом нашей дивизии? Имел ли он какую-нибудь особую задачу, в выполнении которой помешала ему внезапная встреча с нами?
В конце концов, тому, что немцы очутились в тылу наших войск, особенно удивляться не приходилось. Ведь в то время на этом участке не было сплошного фронта. Наша кавалерия была невероятно растянута на широком пространстве совершенно открытого южного фланга нашей армии, где она несла службу сторожевого охранения и разведку. Она не была в состоянии наблюдать за всем этим, порученным ей пространством, на котором постоянно могла иметь соприкосновение с противником. Было это тем более ей не по силам, что в том районе местность была очень пересеченная, волнистая, усеянная малыми и большими лесами. Все же, как никак, кавалерийский полк это — не разъезд и его, незамеченное нашими передовыми частями, появление на самой Свенте, оставалось загадкой.
Вскоре поступило первое донесение от нашего разъезда, что германский полк, выделив походное охранение, рысью уходит в южном направлении. После этого, Скоропадский вызвал меня, поручив немедленно же ехать к генералу Чайковскому, начальнику 5-ой кавалерийской дивизии в деревню Семенишки (к северо-западу от нас) и сообщить ему о только что происшедшем. На этом пока что оборвались для меня дальнейшие сведения и личные впечатления о только что встреченном германском полку. Вернувшись поздно вечером в штаб дивизии, я сразу же получил другое задание. В условиях тогдашней подвижной войны, в особенности теперь, когда фронт нашей 5-ой армии опять пришел в движение, продолжая отход на восток, в штабе дивизии мы были завалены работой и поэтому не вспоминали о нашей загадочной встрече на Свенте. К тому же вскоре начался Свенцянский прорыв нашего северо-западного фронта германской армией, вызвавший утомительный долгий отход с боями, как и целый ряд наших контр-маневров. В этих условиях, эпизод на Свенте стал тускнеть и забываться, тем более, что он не имел никогда каких либо неблагоприятных последствий для нас. Война тянулась далее. Новые фронты, новые назначения и задачи совершенно выветрили из моей памяти эту нашу встречу с германским уланским полком.
Только после окончания войны, живя в двадцатых годах в Баварии и начав изучать войну на нашем фронте, я припомнил этот случай и стал рыться в архивах, ища объяснения этой загадки. Однако нигде, ни в каком архиве, ни в одной хронике или истории тех германских полков, которые тогда, в 1915 году, находились против нашего участка фронта, не нашел я ни малейшего следа этого эпизода. Признаюсь, что настало время, когда я начал даже сомневаться в том, не померещилась ли мне эта встреча на Свенте в минуты переутомления или не был ли это просто сон, который со временами смешался с воспоминаниями и с действительно бывшим? Одним словом, я давно перестал думать об этом.
После 2-ой Мировой войны попал я опять в Германию, где живу с 1945 года. В 1960 году мне пришлось ехать на похороны старого приятеля немца в Северную Баварию. На кладбище, кроме семьи покойного, присутствовало много совершенно незнаковых мне особ. Также, в большом зале одного из местных ресторанов собрались друзья и знакомые покойного. За столом очутился я между двумя совершенно незнакомыми мне лицами. Сосед слева был занят своей соседкой, с которой вел оживленный, веселый разговор, как будто были не поминки, а какое-нибудь радостное торжество.
Мой же сосед справа также скучал, как и я. После того, как обычный в таких случаях разговор о погоде был исчерпан, наступило между нами молчание. Однако, хотя бы из вежливости, следовало бы продолжать разговор. Но о чем говорить с человеком, которого видишь первый раз в жизни? Одна фамилия обыкновенно еще не говорит, кто он, какова его профессия. Однако, присматриваюсь к нему и вижу, что он более или менее в моем возрасте, на вид еще здоровый, крепкий мужчина, так что, по теории вероятности, должен он был бы принимать участие в 1-ой Мировой войне. Если же так, то тема для разговора будет, так или иначе, обеспечена.
На мой вопрос, принимал ли он участие в войне 1914-18 годов, последовал утвердительный ответ. Был ли он, также, и на русском фронте? Оказывается, что за исключением только первых месяцев войны и ее самого конца, в 1918 году, был он только на нашем фронте. «Вот подвезли мне», подумал я, — будет о чем говорить с ним». «А в каком роде оружия служили Вы?» продолжаю я. «В кавалерии», отвечает сосед. «Я ведь тоже кавалерист», продолжаю я, «может быть мы с вами воевали друг против друга? А в каком полку служили Вы?» «В 1-м баварском уланском», услышал я и в тот же самый момент в моей памяти воскресла вдруг уже давным давно, как какой то сон, забытая встреча с германским кавалерийским полком на реке Свенте ровно 45 лет тому назад. Я, конечно, поспешил рассказать ему этот таинственный эпизод и, к моему удивлению, услышал от соседа как бы равнодушное «как же, как же, я хорошо припоминаю этот случай». Значит, это все же не был сон!
«Но скажите тогда», продолжал я, «почему ваш полк стоял тогда во взводной колонне, в конном строю на той поляне, кого ожидали вы там?» «Мы вовсе не стояли на поляне», ответил он, «мы только что пришли туда, чтобы сделать там привал, но не успели даже спешиться, как вы нас оттуда спугнули».
«Расскажите же подробно, как это было тогда у вас и чем мы вас спугнули?» попросил я.
«С удовольствием», ответил он, «я отлично помню тот день. Была просто невыносимая жара. Мы с самого утра шли совершенно открытой местностью с нашего левого фланга на самый крайний правый, к городу к северо-западу от Вильно, названия которого не помню (вероятно — Вилькомир, — примечание автора). Там должна была собраться вся наша дивизия. Под невероятно жгучими лучами солнца наши люди и кони измотались. Мучила нас всех жажда. Но вот, вдали перед нами показалось как бы спасение от этой невыносимой жары, — лес. Дорога предстояла нам еще далекая, поэтому командир полка решил именно в этом лесу сделать привал. Лес был лиственный, густой и мы сразу же как бы окунулись в приятную, бодрящую прохладу. Пройдя лесом каких нибудь 700 метров, увидели мы слева перед нами широкую поляну и вот на эту поляну повернул командир полк. Он приказал нам построиться во взводную колонну, остановил полк и мы с нетерпением ждали следующей команды: «полк, слезай!». Однако, к нашему большому огорчению, она не последовала, так как в тот самый момент, когда полк остановился, из противоположного леса, всего только какой нибудь 0,5 километра от нас, показалась группа всадников.
Мы схватились за бинокли и увидели, на вид молодого русского генерала, окруженного многочисленной свитой. Все — на огромнейших вороных, гнедых, караковых и рыжих конях. Мы знали, что тут против нас находится русская гвардейская кавалерия и решили, что это был ее начальник со своим штабом. А раз он так открыто показывается перед нами, со всей своей громадной свитой спокойно и долго рассматривает нас в бинокль, не пытаясь даже укрыться за деревья, то несомненно тут же за ним в лесу находится вся его дивизия или ее большая часть. В тот день наша задача не была вступать в бой с русскими. Наоборот, нам приказано было избегать всяких столкновений с ними и спешить кратчайшей дорогой на присоединение к своей дивизии. Поэтому, командир полка, майор Цюрн, отменил привал и приказал продолжать движение теперь обратным порядком, то есть — тыльный эскадрон стал теперь головным, а наш, 4-ый эскадрон, который до сих пор был в голове колонны, обратился в арьергард. Русские огня по нас не открывали и только продолжали наблюдать за нами. Таким образом это наше перестроение на глазах противника прошло совершенно беспрепятственно. Русские не преследовали нас все наше дальнейшее движение прошло гладко и мы, хотя очень устали, все же в срок прибыли на присоединение к своей дивизии».
«Но каким образом могли вы пройти через район, занятый нашими войсками», спросил я, «и очутиться в нашем тылу?»
«К сожалению, не могу дать вам на это ответа. Сегодня, 45 лет спустя, к тому же не имея карты под рукой, не могу даже сказать, каким путем мы шли. Полк вел сам командир, майор Цюрн, и на протяжении всего дневного марша, кроме вышеупомянутой группы всадников — русского генерала со свитой — не видели мы ни одного русского солдата».
Таким образом, эта наша, непонятная нам тогда, неожиданная встреча в 1915 году на реке Свенте, только в 1960 году, и то совершенно случайно, нашла себе объяснение.
В. Кочубей
Похожие статьи:
- Из боевой жизни Митавских гусар. – Николай Рерберг
- Военно-историческая комиссия при Гвардейском Объединении. – В.А. Каменский
- 13-я и 34-я пехотные дивизии. – И. Н. Горяйнов
- 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов
- 26 дней на реке Сан. – В.Е. Милоданович
- Рожковские продовольственные магазины. – В. Кочубей
- Письма в Редакцию (№110)
- Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
- На Двине в 1915-1917 гг. (Окончание) – В. Е. Милоданович