ВОЕННАЯ БЫЛЬ

ПОЛК В БОЯХ

Начиная с 5 февраля, каждый день неско­лько эшелонов, по батальону в каждом, отправ­лялись на фронт. Нигде не задерживаясь, эше­лоны шли полным ходом на Брест-Литовск и оттуда на Гродно. На вторые сутки, не доезжая Гродно, эшелоны разгружались и, проходя ми­мо фортификационных сооружений и полос проволочных заграждений, батальоны разво­дились для занятия опорных пунктов крепос­ти. Располагались в казармах, врытых в зем­лю, и занялись очисткой от снега указанных им участков окопов у форта №4.

Утром следующего дня симбирцы уже слы­шали отдаленную артиллерийскую стрельбу, а во второй половине дня и выстрелы близких батарей крепости. На второй день стрельба уси­лилась. От батальонов были высланы партии разведчиков, выяснить расположение своих частей и противника.

Одна из партий в десять человек во главе с молодым подпоручиком — командующим ро­той — далеко выдвинувшаяся вперед, получи­ла здесь боевое крещение: прежде всего она была обстреляна своей же собственной крепо­стной артиллерией, двумя очередями по 4 тяже­лых снаряда; затем огнем неприятельской ба­тареи и, наконец, ружейным огнем. Задача бы­ла выполнена: было установлено, что наши части (туркестанцы) отходили к югу вдоль за­падных фортов, а немцы были под самой кре­постью.

Перед фортами № № 3 и 4 заняли позиции части 6-й дивизии, а 24-й полк сосредоточился на форту №3.

Ночь. Мороз. Группа офицеров вошла в ближайший большой дом.

— Прошу немедленно оставить дом. Я — комендант форта. Ваше место не здесь, а впере­ди, там гибнет 20-й корпус! — возбужденно сказал вошедший полковник. Настроение у офи­церов стало удрученным: гибнет корпус. А тут еще и резкие слова полковника, выгоняв­шего их.

Молодые полки 6-й дивизии перешли в наступление и в два дня отбросили противника на 10-15 верст от крепости. На правом фланге немцы удержались на линии высоты 100,3. Ее при­казано взять 24-му полку. Выданы малые меш­ки, их нужно наполнить землей, и во время атаки бойцы должны тащить их перед собой. Полк атакует, имея три батальона в первой линии.

Наступила ночь на 13 февраля, полк вы­ступил. Бойцы, неся огромные тяжести, выби­вались из сил. «Бросить мешки!», приказали командиры рот, к негодованию командиров батальонов. Полк вышел на шоссе, идущее из Гродно через форт № 2 на м. Сопоцкин, и раз­вернулся по обе стороны шоссе.

Гремит крепостная артиллерия. Где высота, что за высота? Никто ничего не знает и лишь по разрывам снарядов можно судить, где она. Вот она уже близко, передовые цепи уже про­ходят окопы, защитники которых сразу же оставляют их. До противника около 800 шагов. Крепость замолчала. Было около 22 часов. В полной тишине цепи прошли несколько сот шагов, как их встретил ливень ружейного, пу­леметного и артиллерийского огня. Замета­лись… Залегли… Стали отползать в окопы…

Повторное приказание: «Высоту взять! Атака в 3 часа!».

Опять загремела артиллерия. За 15 минут до атаки симбирцы стали приближаться к вы­соте. Они были в трехстах, может быть, шагах от нее, когда крепость вдруг замолчала. Полк ринулся в атаку, но противник имел время из­готовиться к отражению атаки… Опять не­удача.

«Полку взять высоту! Атака в 6 часов!».

Теперь симбирцы выступили на полчаса раньше, чтобы подползти к высоте возможно ближе. Атака захлебнулась на неприятельской проволоке… Стали отползать, но уже светало, и немцы могли прицельным огнем поражать отползающих. Человек пятнадцать остались лежать, прикрытые межой. Среди них — два командующих ротами, два друга. Они были об­речены оставаться здесь до наступления ночи. А межа всего лишь шагах в пятидесяти от про­волоки противника. Они видели лежащих вокруг них убитых и тяжело раненных, не­сколько человек висело на проволоке, и в том числе их однокашник, командующий ротой подпоручик Кузьмицкий. Вечером все отполз­ли к своим.

Три атаки, — и три кровавые неудачи…

Вернувшиеся офицеры доложили команди­ру полка полковнику Ушакову свои соображе­ния о причинах неудач: полное незнание по­зиции противника, несогласованность во вре­мени между прекращением артиллерийской подготовки и началом атаки; необходимость возможно близкого подхода к позиции про­тивника до окончания артиллерийской под­готовки.

Поблагодарив офицеров, полковник Уша­ков сказал:

— Утром (14 февраля) — повторение атаки. Ваш батальон наступает в центре, по обе сто­роны шоссе. Теперь вам позиция противника хорошо известна, вы все учтете, и я надеюсь на вас!

Придя в свой батальон, они нашли его све­денным в две роты, по 150 штыков в каждой. Приняв роты от двух остававшихся в баталь­оне прапорщиков, они сказали солдатам: «Перед рассветом мы снова атакуем». «Ата­куем!». твердо ответили молодые бойцы. «Те­перь мы видим, где сидит немец!»

Из разговоров выяснилась еще одна причи­на неудачи, ставшая ясной только днем: высо­та 100,3 выступала шагов на 200-300 вперед относительно основной линии обороны против­ника. Поэтому, в то время когда центральный батальон, атакующий ее в лоб, уже шел в ата­ку, фланговые батальоны еще не доходили до основных позиций противника и находились под фланговым огнем с высоты. В плане пред­стоящей атаки это обстоятельство было учтено.

Атака — в 6 часов. Пролежавшим день под проволокой двум подпоручикам предстояла главная роль: атака в лоб. Они к ней подгото­вились, — заблаговременно вывели свои роты на линию той межи, в которой они лежали днем, подведя их на 50 шагов к проволоке противника, хотя это и могло грозить потерями от недолетов крепостной артиллерии.

Гремят орудия, грохочут разрывы снарядов, на лежащих в меже сыпятся комья мерзлой земли. Несколько снарядов разорвалось, не до­летев до межи, в густой цепи несколько ране­ных. Участились разрывы, потом смолк гул, и неслось уже «ура».

Симбирцы ворвались на высоту. Они идут дальше, встречаемые огнем со второй линии обороны. Врываются в нее. Немцы бегут, пре­следуемые ружейным огнем, и залегают на линии каких-то насыпанных земляных куч, шагах в 600 700 от высоты, в трех местах, от­куда сразу же понеслась беглая артиллерий­ская стрельба. Батареи! Их огонь по высоте был ужасен. Симбирцы прижались к земле, как только было возможно. Наступать дальше под настильным огнем немецких орудий было невозможно.

Правее высоты симбирцам удалось про­двинуться вперед, взять остановившихся немцев и их батареи под фланговый огонь и прину­дить к дальнейшему отходу к деревне, в верс­те от высоты. Теперь могли двинуться вперед и симбирцы, находившиеся на высоте. Но только человек 50 добежало до трех неприятель­ских батарей — 11 орудий — и укрыться там в окопах. Остальные, попав под фланговый огонь многих пулеметов с двух сторон, сперва — с возвышенности, где наши части не смогли про­двинуться, и слева — с высоты 96,6, залегли на голом поле или стали отбегать на высоту, которая уже обстреливалась несколькими ба­тареями противника из-за деревни и с флан­гов.

Не прошло и полчаса, как немцы из дерев­ни перешли в контрнаступление, которое не мог­ли сдержать 50 стрелков. Крепостная артил­лерия молчала, приданная полку батарея не смогла установить свой наблюдательный пункт на высоте, осыпаемой снарядами, как не мог­ли стать на ней и полковые пулеметы.

Немногим симбирцам, державшимся на ба­тареях противника, пришлось их оставить и отходить, обходя высоту. Немцы заняли высо­ту и смогли увезти орудия. Но едва они ее за­няли, в атаку на высоту пошел резервный ба­тальон симбирцев, штыками смявший против­ника. Однако ни наступать дальше под флан­говым обстрелом пулеметов, ни удержаться на высоте под ураганным артиллерийским огнем батальон не смог. К этому времени были при­ведены в порядок перемешавшиеся люди дру­гих батальонов, которые были двинуты в ше­стую по счету атаку, не встретив уже серь­езного сопротивления. Только тут вступила в действие крепостная, а за ней полевая артил­лерия, начавшая обстрел огневых точек против­ника. Симбирцы продвинулись на линию преж­них позиций германских батарей, откуда через короткое время полковник Ушаков повел их в седьмую атаку уже на деревню, которая и была взята. С этого момента немцы стали отхо­дить по всему фронту перед Гродно, и через несколько дней фронт 15-го корпуса дошел до Августовского канала, взяв м. Сопоцкин.

Увы, 20-й корпус спасен не был!

Семь атак на высоту 100,3 стоили 24-му пе­хотному Симбирскому полку тяжких потерь: в полку осталось едва 800 штыков и 4 строе­вых офицера. Был ранен командир полка пол­ковник Ушаков. Из командиров батальонов остался один подполковник Тупицын, который и принял полк. Молодой полк в двое суток поч­ти перестал существовать, выбыл из строя его молодой, полный отваги состав, показавший, несмотря на всего лишь 4-месячную подготов­ку, высшую степень дисциплины и духа.

Трофеями полка были свыше 200 здоровых пленных и 6 пулеметов.

После боев под Гродно 15-й корпус, как та­ковой, перестал существовать: его дивизии, 6-я и 8, разошлись, будучи приданы другим корпусам. 6-я дивизия перебрасывалась под г. Остроленка.

24-й полк шел лишь двумя эшелонами. Эше­лон боевого состава вел подпоручик «октябрь­ского» выпуска, вернувшийся в полк после легкого ранения. В лесу у Остроленки дивизия простояла около двух недель. Здесь полк по­лучил пополнение офицерами и солдатами, доведя роты до 150 штыков. Вернулся в полк и подпоручик Федоров, встретив своего одно­кашника — друга, они обсуждали и выясня­ли все недочеты, обнаружившиеся в минувших боях, и стремились к пониманию их и учету всеми другими офицерами. Одним из главных недостатков они считали несогласованность действий пехоты и артиллерии. Но их выска­зывания командирам батальонов и временно командующему полком не встречали должно­го отклика.

Затем дивизия была выдвинута на позицию в нескольких десятках верст к северу от Ост­роленки, где простояла около полутора меся­цев. Влево, у Прасныша, шли бои, и в дивизии ожидали перехода в наступление: не так да­леко отсюда находилось место, где в 1914 го­ду было зарыто полковое знамя. Но наступле­ния не произошло, и вся боевая деятельность полка, помимо мелких разведок с целью за­хвата «языка», ограничилась несколькими боевыми эпизодами: батальоном, в котором от­личился подпоручик Федоров, было взято 250 пленных. Подпоручик Федоров был представ­лен к ордену св. Владимира 4 степени. Но этот же бой выявил с очевидностью, что огонь при­данной батареи не был согласован с действия­ми батальона. Когда через несколько дней вре­менно командующий полком приказал произ­вести разведку расположения противника од­ной лишь ротой и сказал командующему ро­той, что «артиллерия вас поддержит», коман­дующий ротой доложил, что ему нужна не «поддержка», а участие артиллерии в бою, то есть полная согласованность огня батареи с действиями его роты. Под утро, когда рота уже выступила и командующий ротой доло­жил об этом по телефону, он добавил, что не­удачу он не берет на свою ответственность, вдруг последовала отмена приказания о произ­водстве разведки.

Следующая боевая разведка, произведен­ная этой же ротой, была уже выполнена не с «поддержкой» артиллерии, а с ее действите­льным участием. Командующий полком при­дал хотя и не командующему ротой, а команди­ру батальона, два орудия, которые были ночью установлены чуть ли не в самих окопах, на опушке леса. С рассветом орудия открыли бег­лый огонь по окопам противника с дистанции в 600 шагов. Рота ворвалась в окопы, захватила несколько пленных, пулемет и быстро вер­нулась назад, потеряв трех солдат ранеными. Этот налет так ошеломил противника, что пе­рейди в наступление весь батальон, он имел бы полный успех.

Когда немцы открыли артиллерийский огонь по участку, где орудия продолжали стоять, то защитники окопов и прислуга орудий уже бы­ли отведены в глубь леса. От огня пострада­ли лишь окопы, орудия же не получили даже малейшего повреждения.

Во второй половине апреля 6-я пехотная дивизия была снята с фронта и две недели про­стояла в резерве у гг. Остроленка и Острова, в «штабах» ее стоянки в мирное время. Полки пополнялись и обучались на приобретенном опыте. Возвращались раненые, и полки стали иметь в своем составе до половины тех самых молодых солдат, которые положили начало их развертыванию в Гомеле. Из подпоручиков — алексеевцев оставалось лишь четверо: трое были убиты, четвертый, Петров, умер от зара­жения крови, прибыв в полк после ранения, один, Григорьев, по выздоровлении от раны пошел служить в авиацию.

В начале мая дивизия была выдвинута на фронт к северу от Ковно и заняла участок по реке Дубисса, у м. Эйраголла, а затем перешла в наступление вдоль шоссе на г. Россиены. Ата­ки позиций противника только на второй день увенчались успехом. Дивизия продвинулась вперед более чем на десять верст и останови­лась перед возвышенностью, прочно занятой противником. Здесь дивизия простояла более недели. На левом ее фланге в лесу располагал­ся 24-й полк, еще левее которого, в массиве лесов, уходящих далеко в сторону противника, стояли кавалерийские части. В лесу шли не­прерывные стычки разведывательных партий. Для полка эта стоянка была крайне беспокой­ной. Офицеры подавали начальству мысль действовать ротами, батальонами, но следовал отказ. Люди стали страдать галлюцинациями. Заболел и один из командиров батальона и эвакуировался. Его заместил подпоручик Фе­доров.

К общему удовлетворению это пассивное стояние в лесу окончилось. Дивизия была отве­дена назад, на р. Дубиссу, и вскоре перебро­шена к гор. Шавли. Там она простояла недол­го и перешла к станции Радзивилишки, на по­грузку в железнодорожные эшелоны.

В это время по выздоровлении от раны вер­нулся в полк командир полка, полковник Уша­ков. Он сразу же установил тесный контакт со всеми офицерами, главным образом — с ко­мандирами рот и батальонов. Он расспраши­вал их о всех деталях боев, которые полк вел в его отсутствие, выяснял ошибки, недочеты.

Действиям полка при атаках высоты 100,3, под Гродно, он придавал очень серьезное зна­чение и удивлялся, что его заместитель никак не разобрался в них. Офицерами были совер­шены безусловные подвиги, а оценены они бы­ли только представлениями к ордену св. Анны 4-й степени, был ли офицер ранен в первой атаке или же в седьмой. Командир полка ска­зал, что представит некоторых офицеров к более высоким наградам, хотя со времени этих боев и прошло уже четыре месяца. Полковник Ушаков говорил откровенно, так как замещав­ший его подполковник Т. уехал из полка для занятия штабной должности.

Отдельные разговоры были у полковника Ушакова с подпоручиком Федоровым, который без смущения высказывал ему все недостат­ки в ведении полком боевых операций, пред­ставляя и свои соображения. Заключил под­поручик Федоров просьбой перевести к нему в батальон его друга, подпоручика Павлова, уве­ряя командира полка, что на его батальон в этом случае можно будет вполне положиться. Полковник Ушаков, хотя и считал, что хоро­шие офицеры нужны и в других батальонах, в конце концов согласился, и два друга еще с училища стали служить вместе.

Во второй половине июня, в течение не­скольких суток эшелоны с частями дивизии двигались в неизвестном направлении. Один из эшелонов вел подпоручик Федоров, командую­щий батальоном, имевшим в ротах по 180 шты­ков и только лишь по одному офицеру. У офи­церов было время детально разобрать все ми­нувшие операции, сделать выводы и прийти к заключению о методах ведения боя. Команду­ющие ротами беседовали на эти же темы с млад­шим командным составом своих рот.

ОТСТУПЛЕНИЕ

В конце мая 1915 года 6-я пехотная диви­зия выгрузилась на станции Люблин и в два перехода вдоль железной дороги на г. Красник стала в резерве 4-й армии, в районе дер. Недржвица Дужа.

Теперь дивизии приходилось иметь дело с новым для нее противником, — австрийцами, по имевшимся сведениям — более слабым, чем германцы. Но это нужно было еще проверить, и на следующий день подпоручики Федоров и Павлов отправились на передовую позицию, на участок одного из полков 8-й дивизии своего корпуса (дивизии наконец соединились). Све­дения, ими полученные, были таковы: артил­лерия слабее германской, слабее и взаимосвя­занность действий пехоты и артиллерии. Но пехота более активна и ее действия более сме­лые, — она дерзает идти на удар «в штыки».

Лесистая местность позволяет ей приближать­ся на короткое расстояние. Проводятся смелые разведки. Вывод: нужно быть готовыми к бо­ям в лесах и притом — к штыковым.

Результаты своей разведки офицеры доло­жили командиру полка, полковнику Ушакову, а сами немедленно приступили к подготовке своего батальона к таким боям.

К западной окраине дер. Недржвица-Дужа подходил большой лес. Он прорезался в сторо­ну противника речкой с большой запрудой; правее — железной дорогой; еще правее — лесной дорогой. Затем лес кончался. 14-я рота, подпоручика. Павлова, развернувшись по обе стороны дороги, прочесывала густой лес глу­биной до 600 шагов (была поймана дикая ко­зочка, которую командир роты отпустил со сло­вами: «Может быть принесет счастье!»). Рота вышла на западную опушку леса. Перед ней было поле и однодворный фольварк с садом, со­вершенно разрушенный. Пройдя их, рота оказа­лась на укрепленной тыловой позиции: окопы полной профили, с бойницами, траверсами, с тяжелыми козырьками, предохраняющими от разрывов шрапнели, хотя к этому времени шрапнельный огонь почти выходил из упот­ребления, с ходами сообщений и солидными убежищами, с проволочными заграждениями в 4-6 кольев. Впереди позиции снова лес, кончавшийся несколько правее. Позиция солид­ная, почти как на фортах Гродно. При разви­той фантазии, на пройденном только что уча­стке местности можно было решать ряд задач, тем больший, если учитывать обстановку, Мо­гущую сложиться вправо и влево от него. Вправо позиция тянулась по все возвышаю­щемуся гребню, голому впереди и сзади, вер­стах в двух кончающемуся большим фольвар­ком Майдан Боржеховский. В течение несколь­ких дней здесь проводились занятия баталь­она подпоручика Федорова, обязательно дово­дившиеся до удара в «штыки».

6 июня фронт 4-й армии был оттянут назад, на эту укрепленную позицию, а 24-й полк по­лучил участок, хорошо изученный его 4-м ба­тальоном, от Майдан Боржеховский (включи­тельно) до однодворного фольварка (включите­льно), то есть до железной дороги. Редкий слу­чай! Вправо стал 23-й полк, влево — части 8-й дивизии.

Полковник Ушаков объявил задачу: 15-му корпусу удерживать позицию не менее как трое суток. В резерве корпуса — 21-й и 22-й полки. В резерве 24-го полка — батальон подпоручика Федорова, на восточной опушке леса, у доро­ги, пересекающей его. Подпоручику Федоро­ву командир полка сказал, что на его батальон ложится задача контратаками восстанавливать положение. В выполнении задачи батальоном командир полка не сомневался.

Во второй половине дня на впередилежащей возвышенности появились австрийцы: группы начальников, артиллерийских наблюда­телей, оборудовавших свои наблюдательные пункты. По ним не было дано ни одного артил­лерийского выстрела: наши батареи берегли снаряды, которых имелось очень мало. Из всей артиллерийской бригады дивизии на позиции стояли за двумя полками лишь четыре ору­дия. Надежда была только на пулеметы (в пол­ку их было четыре), винтовки и главным обра­зом — на штыки, о чем было объявлено всем. Ночью велась перестрелка с разведчиками про­тивника, местами доходившими до нашей про­волоки.

7 июня, едва стало светать, артиллерия про­тивника всех калибров открыла огонь, начав его с пристрелки по проволоке. Скоро стало ясно, что противник готовит проходы в ряде мест, причем четыре из них — против левого фланга полка, там, где лес со стороны против­ника близко подходил к позиции. К полудню проходы были готовы, и теперь вся артилле­рия противника обрушилась на окопы, обстре­ливая участок за участком. Стрельба велась исключительно гранатами. Гранаты разруша­ли окопы, ходы сообщений, обрушивали тяже­лые козырьки, покрытия убежищ. Защитники окопов во многих местах не удерживались в них и отбегали шагов на 200-300, залегая в стоя­щем на корню хлебе. Стрельба по ним уже не могла быть прицельной, и снаряды рвались по всему полю.

А в это время с холмов спускались цепи противника. Цели отличные но редкий был огонь по ним наших орудий. Против левого фланга противник был уже на опушке своего леса, всего в 150 шагах от разбитой проволоки, где в окопах удержались немногие. Показате­льная деталь: левофланговая полурота, про­волока и окопы которой совершенно не подверг­лись обстрелу, правильно сочла, что окопы ей нужны, что опасность грозит справа, и она оста­вила их, заняв позицию в саду.

Часам к 15, под действием одного артилле­рийского огня окопы были оставлены их за­щитниками. Дальнейший бой мог быть чисто полевым. И как раз в это время огонь артил­лерии противника достиг ураганной силы, но не по окопам, в местах намеченного прорыва, а по залегшим на поле, по западной опушке леса за окопами и по восточной опушке, где правильно было предположить наличие резер­ва.

Самое ответственное место для 24-го полка был его левый фланг с лесом и однодворным фольварком. На западную опушку леса была выслана из резерва 13-я рота.

Около 16 часов в резерве услыхали ружейную стрельбу и сейчас же с артиллерийского наблюдательного пункта сообщили, что против­ник перешел в наступление и занимает окопы. Телефонная связь с батальонами была давно уже прервана.

К командующему 14-й ротой подпоручику Павлову подбежал командующий батальоном подпоручик Федоров:

— Со своей ротой иди на западную опушку леса. Принимай и 13-ю роту. Контратакуй! Я с двумя ротами иду вправо! — сказал он.

14-я рота развернулась, как несколько дней тому назад на занятиях, по обе стороны лесной дороги и быстро пошла вперед. В лесу рвались снаряды, встречались раненые и здоровые сол­даты. «Невозможно держаться!» — говорили они. «В цепь!» Встретился и командир 13-й роты прапорщик Перелыгин, с теми же сло­вами. «Со своими на правый фланг!».

На опушке — ад! До нее оставалось около 100 шагов, и рота уже начала нести потери.

— Рота, стой!

И вдруг огонь по опушке прекратился.

— Рота, вперед! Бегом!

Едва рота вышла на опушку, перед ней в 200 шагах — наступающая цепь противника.

— Огонь!

Противник залег, но вскоре поднялся и ри­нулся вперед. Под сильным огнем уже собрав­шихся многих симбирцев он расстроился, за­лег опять и вскоре стал отбегать.

— В атаку! Ура!

Симбирцы рванулись вперед, но и они быст­ро остановились. Началась сильнейшая ружей­ная перестрелка. Попытки, местами, противни­ка и симбирцев перейти в наступление успеха не имели.

Такое положение не могло продолжаться долго. Подпоручик Павлов видел, что противник под прикрытием своих передовых цепей продвигается влево по фольварку. Стрельбы сосед­ней слева части слышно не было. Ему донесли: «Слева наши отходят». Ясно: еще немного времени, и левый фланг полка будет обойден. Подпоручик Павлов, взяв одно отделение, 10 человек, побежал с ними до железной дороги и по канаве добрался до окопов. Противник — в 50 шагах!

— Огонь!

Австрийцы заметались среди фундаментов построек, по саду.

— В штыки!

Штыковой бой! До сего времени слуховая память хранит ужасные крики пронзаемых штыками. Австрийцы — мадьяры спасались от штыка и пули в упор, прыгая в окопы, в ходы сообщений, и там они уже были безвред­ны. Увидя эти картину, с опушки леса подня­лись в этот момент с криком «ура!» симбир­цы.

Успех развивался с левого фланга на пра­вый. Мадьяры бежали к проходам в проволоч­ных заграждениях толпой. Их кололи штыка­ми и стреляли в них без промаха.

А еще правее шли в контратаку роты с подпо­ручиком Федоровым. И перед ними мадьяры по­ворачивали спину. Вовремя подошли роты: они спасли почти окруженный 1-й батальон подполковника Грюнера, отходивший от фоль­варка Майдан Боржеховский.

Полк одержал успех, но не полный: фоль­варк Майдан Боржеховский не был взят, так как правее противник продвинулся версты на 2-3, пока не был сдержан 21-м и 22-м полка­ми и еще правее — гренадерами. Полком было взято почти исключительно на левом фланге до 600 человек в плен. Около 200 мадьяр лежа­ли убитыми и ранеными у фольварка и у прохо­дов в проволоке. К ночи бой окончился и на­ступила тишина.

Ночью подпоручик Павлов получил запис­ку от своего друга, Федорова:

— Командир полка пишет представления нас обоих к ордену св. Георгия. Я отказываюсь, так как всем успехом обязан тебе!

На следующий день противник оставался совершенно пассивным и вел лишь слабый ар­тиллерийский огонь. Почти на виду он убирал своих раненых и убитых. Занимались этим же и симбирцы. Раскрылась вся картина обороны укрепленной позиции: разрушенные окопы, обрушившиеся тяжелые козырьки, прида­вившие защитников. У пулеметного гнезда — убитый прапорщик Кельтау и три солдата, а рядом — несколько убитых ими мадьяр…

Подпоручик Павлов ходил на соседний уча­сток 8-й пехотной дивизии, где спросил коман­дира роты, почему они отошли. В ответ — «Получил приказание командира батальона». Пошел к командиру батальона, подполковнику, с тем же вопросом. «Симбирцы отошли!» был ответ. Разговор был короток, но горяч… То, что должна была сделать и могла сделать со­седняя часть сделали симбирцы: им соседняя часть предоставила благоприятный случай от­личиться. Но и соседняя часть дала «образцо­вый» пример!

На третий день, 9 июня, с утра снова загре­мела неприятельская артиллерия и к полудню пехота противника перешла в наступление. Повторилось то же, что было 7 июня: соседняя часть отошла, но контратака с фланга симбирцам не удалась. Здесь был ранен подпоручик Павлов. Мадьяры заняли фольварк и лес. Полк окопался шагах в 800 за ним.

Около 15 часов противник ринулся в атаку, но жестоко поплатился: был скошен огнем двух пулеметов и цепи, в которой находился полковник Ушаков. Наступила полная тиши­на, а с наступлением ночи, когда были высла­ны разведчики, выяснилось, что противник оставил лес и в нем много убитых и раненых.

В 4 часа 10 июня симбирцы и все части 4-й армии начали отход.

Три дня боя стоили полку 500 человек по­терь, но он отлично выполнил свою задачу своими собственными силами, несмотря на поч­ти полное отсутствие помощи артиллерии. За бой этот командир полка полковник Ушаков был представлен к ордену св. Владимира 3-й степени.

Затем потекли дни, недели, месяцы отступ­ления из «польского мешка» с иными дня­ми жестоких боев. Полк был сведен в два ба­тальона, едва по 400-500 штыков в каждом. Особенно отличался в этих боях батальон под­поручика Федорова: однажды австрийцы про­рвали фронт 6-й пехотной дивизии, создав этим опасное положение для всей армии. Из резер­ва, на помощь полку, на участке которого про­изошел прорыв, был послан батальон подпору­чика Федорова. Напрасно подпоручик Федо­ров ждал распоряжений командира этого полка. Он только твердил: «Поздно! Видите, что тво­рится!» Но подъехал полковник Ушаков, ока­завшийся и без второго своего батальона, и не­смотря на то, что не был начальником участка, приказал подпоручику Федорову перейти в контрнаступление и подчинять себе отходив­шие части.

Контрнаступление батальона было стреми­тельно. Батальон опрокинул противника, за­хватил до 200 человек в плен и вскоре поло­жение было полностью восстановлено. Полков­ник Ушаков сказал потом подпоручику Федо­рову: «За это дело вас должен представить к награде командир полка, в распоряжении кото­рого вы были, а я буду ходатайствовать о на­граждении вас иностранным орденом».

Вскоре подпоручик Федоров действитель­но получил английский крест, но никакой дру­гой награды. Зато с этого времени начальник дивизии стал говорить: «За участок, куда идет батальон симбирцев, я спокоен!»

В Беловежской Пуще, после трехмесячного лечения раны, в полк вернулся подпоручик Павлов. Полковник Ушаков сказал ему, что очень рад его возвращению и что он будет за­местителем подпоручика Федорова, измотав­шего свои силы. Отклонив предложение ко­мандира оставить его при штабе полка, подпо­ручик Павлов настоял на разрешении отпра­виться в батальон подпоручика Федорова, что­бы быть его помощником и облегчить его службу.

Два друга снова вместе. Отход. Ночью, по бесконечным просекам пущи, на едва види­мый огонек, по мере приближения к нему разростающийся в огромный костер. У костра ка­заки указывают направление дальнейшего дви­жения, и опять — на огонек… К рассвету вы­шли из пущи.

Друзья едут вместе впереди батальона. Они видят впереди пересекающий их путь гребень, а на нем — ясно видимые окопы тыловой пози­ции.

— Занимать их нельзя! — говорят они, ясно помня позицию у дер. Недржвица-Дужа.

И — приказание: батальону занять пози­цию вправо от дороги…

Решение: в окопах оставить наблюдателей, а роты спустить вниз, перед ними, в кустар­ник на дне лощины.

Противника (уже недели две, как им были уже германцы) ждать долго не пришлось: он следовал почти по пятам. Под вечер германцы на ходу развернулись в цепи и их артиллерия стала громить окопы, не нанося вреда притаив­шемуся батальону. Противник шел, смело и уверенно, но нарвался на сильный огонь, за­лег, стал отходить. Наступила ночь. Приказа­ние батальону: вправо противник сбил с пози­ции спешенные части кавалерии. С утра ба­тальону начать отход на дер. Н., имея в виду, что он может быть охвачен справа. Сдержи­вать противника с таким расчетом, чтобы оста­вить дер. Н. не ранее 15 часов (до дер. Н. до 5 верст).

Решение: батальон снять с укрытой, но те­перь уже известной противнику позиции, и от­вести за окопы, за гребень, оставив в окопах отстрельщиков, и затем действовать по обста­новке.

Едва рассвело, германская артиллерия от­крыла огонь по кустарнику перед окопами и по окопам, а пехота двинулась в наступление. Со стороны защитников окопов велся слабый огонь, который все же замедлял движение про­тивника. Если бы не замеченный обход спра­ва, батальон встретил бы противника в послед­ний момент, когда тот поднимался бы к око­пам, до этого не неся почти потерь. Но теперь ему нужно было отходить к лесу.

На правом фланге две роты с подпоручи­ком Павловым. Они заняли северную опуш­ку, против противника, обходящего справа. Две роты с подпоручиком Федоровым — его западную опушку, против немцев, наступаю­щих с фронта. На открытой местности против­ник продвигался медленно, ожидая, видимо, поддержки своей артиллерии.

Наконец она открыла огонь по опушкам леса, занятым симбирцами. Две батареи не на­носили большого вреда, а третья стреляла по лесу. Снаряды рвались глухо и с бледно-зеленым дымом». Когда пришлось оставить лес, то оказалось, что снаряды были химические. Роты подпоручика Павлова отходили не углуб­ляясь в лес, но ротам с подпоручиком Федо­ровым пришлось проходить зараженное про­странство и наглотаться удушливого газа. За­слезились глаза.

Но оставили строй всего лишь десятка два человек, остальные продолжали вести бой, задерживая противника. Деревню Н. батальон оставил ровно в 15 часов, когда в противопо­ложный конец ее уже входил противник. Де­ревня небольшая, и батальон понес бы за ней потери, если бы в это время не пошел бы про­ливной дождь. К удивлению отходивших сим­бирцев, они натолкнулись здесь на окапываю­щиеся цепи 4-го Сибирского корпуса. Пройдя их, они услышали через полчаса доносившую­ся сзади стрельбу: в проливной дождь герман­цы наскочили на стрелков и были ими отбро­шены с большими потерями.

Симбирский полк стал в резерв. Эвакуиро­валось еще один — два десятка человек, отра­вившихся в сильной мере газами, и среди них подпоручик Федоров.

Через несколько дней батальону подпоручи­ка Павлова пришлось обеспечивать правый фланг дивизии, опять в лесу, на пересечении шоссе с железной дорогой Слоним — Волковысск. Немцы вели энергичное наступление на гренадер. Подпоручику Павлову были при­даны две роты ополченцев. Передовые части противника вошли в лес, но штыковым уда­ром были отброшены, потеряв пленными 20 че­ловек с офицером. Ополченцы, обеспечивав­шие левый фланг, сбежали. Тем не менее ба­тальон оставался на месте до указанных ему 4 часов утра и догнал полк, уже пройдя сле­дующую укрепленную линию, оставленную без боя, так как справа немцы теснили гре­надер.

15-й корпус занял позицию вдоль реки Сервич, правее Барановичей. На этой линии вели­кое отступление русской армии остановилось. Было это в начале сентября 1915 года.

(окончание следует)

В. Павлов

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ