ВОЕННАЯ БЫЛЬ

НА ОХРАНЕ Ж-Д. СТАНЦИИ КАЗАТИН.

5-го мая военным и морским министерством был назначен Ке­ренский. Началась новая эпоха, эпо­ха неудержимого развала армии. Не понимая или не желая понять все­го происходящего в армии, прави­тельство, различ­ные комитеты и партии продолжа­ли посылать на фронт всевозможные депута­ции и делегации, которые передавали привет «свободной армии» и просили «граждан солдат углублять завоевания революции». И не только свои русские. Этим также рьяно занималась и заграница. Так, например, шотландский ма­сонский орден приветствовал армию и народ с «избавлением от изменников родины», выра­жал свой восторг перед всеми действиями Государственной Думы и призывал всех присоединиться к ним «для распростране­ния общих идей», а социалистическая фрак­ция французской Палаты Депутатов по­слала в Россию целую делегацию во гла­ве с министром труда Албером Тома. Де­легация побывала в обеих столицах, в раз­личных крупных центрах страны и объеха­ла фронт. Повсюду было сказано и выслушано бесчисленное количество речей.

Мне пришлось быть свидетелем, и отчасти участником, проезда этой делегации через станцию Казатин. 20 мая я находился со своим эскадроном в наряде по охране Казатинского  ж.-д. узла и ловле дезертиров. Ночь была уто­мительная. На станцию пришло одновременно несколько поездов, в которых было задержано более 200 дезертиров. Пользуясь наступившим затишьем, Кавалергарды дремали в вагонах.

Около 9 утра ко мне в вагон пришел весто­вой станционного комендантского управления и доложил, что «комендант приказал вам пере­дать, что Альбер приехал». Я был в полном не­доумении. — «Что за чепуха? Какой Альбер?»- — «Не могу знать, так что, говорят, француз­ский». — «Ничего не понимаю, что за Альбер французский» и, надев аммуницию, я пошел на вокзал узнать в чем дело.

Оказалось, что на станцию недавно подо­шел вагон с французской делегацией. Как это случалось сплошь да рядом, вместо нескольким минут поезд стоял уже добрых полчаса. Поне­многу у министерского вагона стала собирать­ся толпа зевак: железнодорожные служащие, рабочие соседнего депо, пассажиры и солдаты застрявших на станции ночных поездов.

О приходе поезда станционный комитет узнал слышком поздно, чтобы приготовить со­ответствующую этому случаю торжественную встречу… Несмотря на поздний утренний час, занавески в окнах были спущены и никто из вагонов не выходил. В толпе слышались раз­ные замечания, шутки и остроты по адресу ми­нистра. — «Хорош министр труда, уж скоро 10 часов, а он все дрыхнет». — «Тоже скажешь, может, он всю ночь трудился, разные деклара­ции писал. А ты — дрыхнет». — «Ну там тру­дился или не трудился, нам неизвестно, а по­смотреть любопытно, что за министр такой». — «Надо, братцы, по нашему, по рассейски, «ура» ему крикнуть. Небось проснется!». Сказано, сделано. Могучее «ура», подхваченное всей толпой, пронеслось по вокзалу.

Штора в одном окне поднялась, рама опу­стилась и в окно выглянула какая-то фигура. «Ура» загремело с удвоенной силой. Фигура оказалась проводником вагона. Толпа загого­тала. — «Вот так министр. Так это же Гаври­ла!» А под Гаврилами на солдатском языке почему-то подразумевалась вся поездная при­слуга. «Крути, Гаврила. Не замай!»

Через несколько мгновений в пролете окна появился действительно французский министр труда Альбер Тома. Мятая рубашка сомни­тельной чистоты, галстук, сбитый куда-то вбок, черная с проседью борода и всклокоченная прическа произвели на толпу неожиданное и странное впечатление.

Из толпы выскочил какой-то телеграфист. «Дорогой товарищ Альбертома», сливая оба слова в одно, начал он свое приветствие мини­стру. — «Товарищи железнодорожники без­мерно рады, что товарищи французские социа­листы прислали к нам своего дорогого товари­ща Альбертому». И в этом духе, захлебываясь от охватившего его волнения и восторга, вста­вляя с неимоверной быстротой через каждые три слова «товарища», продолжал телеграфист свою речь.

Рядом с министром стоял французский офицер, пытавшийся переводить слова орато­ра. Это ему плохо удавалось: «Ce nest pas un homme, cest une mitrailleuse» сказал он в свое оправдание министру. Видя его затруднение, я

предложил свои услуги в качестве переводчика.Они были приняты с благодарностью.

Телеграфист кончил свою речь. Стали кри­чать: «Депутата от войск! Депутата от войск!» Никакого депутата от войск не было. Но так как крики с требованием такового не прекраща­лись, то кто-то из толпы вытолкнул вперед ка­кого-то солдата: «Валяй, Андреич. Не подка­чай!»

В грязной расстегнутой шинели, с болтав­шимся на одной пуговице хлястиком и с под­нятым воротником, в каком-то замусленном подобии папахи выступил Андреич с речью. Растянутым, певучим голосом, с сильным вы­говором на «о», начал он благодарить минист­ра, «товарища Альбертому», за ту высокую честь, которую он оказал русским солдатам, приехав к нам в Казатин. «Такая честь, что ни в сказке сказать, ни пером не описать!». Он жаловался, что им плохо в окопах; холодно, сыро, есть нечего, да и немцы стреляют, и про­сил министра «явить Божескую милость ослободить их поскорее домой». Кончил он совсем неожиданно. «И всем сибирякам ура!». В тол­пе раздался гул одобрения. «Ай да Андреич! Не подкачал. Правильно все доказал францу­зу!»

Наконец сам министр обратился к толпе с речью. Фразу за фразой переводил я его слова. Он говорил избитые истины о свободе и о том, какие она налагает обязанности, чтобы быть воспринятой не во вред, а на пользу на­роду; о том, что война еще продолжается, что враг не разбит. Он говорил также и о том тя­желом положении, в котором находится его страна и что надо продолжать войну до побед­ного конца.

Министр кончил. Толпа молчала. Затем ти­хо, а потом все громче и громче раздались из разных мест крики. — «Чего еще! Опять кровь проливать? Ну, это врешь! А еще министра труда! Сказано без анекций и контрибуций и никаких. Шабаш! Не хотим больше воевать». Больше всех волновался сибиряк Андреич. — «Тебе хорошо весь день дрыхать, да кофеи в вагонах распивать. А нам каково в окопах! Со вшами, не пимши, не емши, да без баб. Иди сам воевать. А не хочешь, тикай себе во Фран­цию!». «Господин капитан», — обратился он ко мне: — «Вы уже потрудитесь все это объяс­нить французу. Так что мы на войну больше не согласны».

Но объяснять французу мне ничего не при­шлось. Паровоз свистнул и поезд, как пришел без всякого предупреждения, так и ушел, уво­зя французского министра труда и делегацию социалистической фракции французского пар­ламента.

В. Н. Звегинцов

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Письма в Редакцию (№117)
• Россия и Швеция в войну 1914-18 гг.
• Письма в Редакцию (№120)
• Хроника «Военной Были» ( № 125)
• На Двине в 1915-1917 гг. (Окончание) – В. Е. Милоданович
• Из воспоминаний гардемарина. – Н. Кулябко-Корецкий
• Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение). – Б. А. Щепинский
• О бронепоездах Добровольческой армии (Продолжение, №105). – Анд. Алекс. Власов
• ВОСПОМИНАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЯ О ПЕРВОМ КАД. КОРПУСЕ Продолжение. – Н.ДОННЕР.