ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Конец мая 1915 года… Чудесный, светлый, теплый петербургский май на исходе… В силу военных обстоятельств мой отец не отлучался из столицы, но, чтобы дать нам возможность подышать свежим воздухом, переехал с моей матерью и со мною в министерскую дачу на Ап­текарском острове, на берегу Малой Невы, в Бо­таническом саду. Мне шел двенадцатый год, мои старшие братья были на фронте, двое других, гимназисты, отсутствовали.

Было без десяти минут шесть. Отец только что вернулся из Совета Министров и сидел в своем кабинете. Сквозь открытую дверь, он уви­дел меня и спросил: «Хочешь быть на спуске «Измаила» завтра утром? Там будет Государь». Необыкновенное волнение охватило меня: во­енный флот… дредноуты… всем этим я страстно интересовался и последнее издание немецкой синей книжки «Die Kriegsflotten der Welt» ин­тересовало меня больше Жюль Верна, — я знал ее чуть ли не наизусть!

— Конечно, папа.

— Хорошо, я позвоню адмиралу Григорови­чу, чтобы он прислал с нашим шофером пригла­сительный билет для тебя. Надеюсь, что в тол­пе тебя не задавят…

Он звонит морскому министру, но ответа нет, адмирал уже уехал домой. Разочарование…

— Ну ничего! Я возьму тебя с собой в Царский павильон, там ты увидишь Государя вблизи.

Настроение снова праздничное…

— А как ты одет?

Гимназическая форма лежала где-то в наф­талине на нашей квартире на Сергиевской и до­стать ее было невозможно. На мне был некий приблизительно матросский костюм.

— А фуражка? Снова ужас охватывает ме­ня. — Так ехать нельзя. Беги вниз и узнай, не уехал ли шофер, и если нет — то поезжай не­медленно в ближайший магазин купить матрос­скую фуражку.

Лечу вниз. Шофер уже собирался уезжать в гараж, прошу его подождать, разыскиваю Ma­demoiselle (гувернантку) и минуту спустя мы несемся по направлению к Каменноостровскому… Поспеем ли? Переживаю невыносимое вол­нение и вот подъезжаем к шляпному магазину. Хозяин уже запирал дверь, но, увидев неожи­данных клиентов на машине, любезно ее откры­вает. Mademoiselle не может удержаться от же­лания разболтать причину такой спешки. Три минуты спустя я выхожу в фуражке с георгиев­ской ленточкой «Штандарт». Волнение не ос­лабевает, но теперь я счастлив, мечта сбывает­ся, судьба улыбнулась мне!

В эту ночь я впервые узнал, что такое бес­сонница. Впервые белая петербургская ночь ме­шала мне спать. Заснул я, когда уже светало, но проснулся бодрым, с твердой уверенностью, что день будет счастливым. Да и какой же был день: ласкающее солнце последних майских дней на огромном, светлом, праздничном петер­бургском небе…

Незадолго до девяти автомобиль был подан. Ввиду военного времени, отец был не в гофмейстерском расшитом золотом мундире, а в белом виц-мундире, с орденской лентой через плечо. В открытой машине мы ехали по Каменноостровскому, по Троицкому мосту пересекли Неву и подъехали к пристани на Английской набереж­ной. Рядом с пристанью я увидал группу мини­стров человек в 10-12, в орденах и отличиях, и впереди, в роли хозяина, адмирала Григоровича.

Когда мы вышли из машины, адмирал с любо­пытством посмотрел на меня. Отец поздоровал­ся с ним и добавил: «Ничего, если мой млад­ший побудет с нами?» Григорович мне привет­ливо улыбнулся и ответил: «Он нам не поме­шает».

Мне запомнилась одна странная подробность: оттого ли что торжественный спуск «Измаила» был несколько импровизирован, потому ли что во время войны церемониймейстерская часть не­сколько хромала, но «штатские» министры ока­зались в неодинаковых формах. Большинство, в том числе и имевшие придворное звание, были в виц-мундирах, тогда как двое или трое, напри­мер, обер-прокурор Синода Саблер, были в при­дворных мундирах. Председатель Совета Ми­нистров И.Л. Горемыкин отсутствовал. Не пом­ню я и военного мундира Сухомлинова (неделю спустя он был сменен). Мне были знакомы толь­ко министр финансов П.Л. Барк, я был дружен с его сыном, и государственный контролер Хари­тонов.

Мой отец приехал последним, и вся мини­стерская группа тотчас же перешла на катер морского министра и разместилась в довольно поместительной рубке. Отец озабоченно рас­спрашивал о положении дел, я собрался было слушать, но он, вспомнив обо мне, внушительно сказал: «Это не для тебя, пойди на палубу». Таким путем была устранена опасность «разгла­шения государственной тайны», но, не скрою, я был несколько разочарован. Покинул я этот импровизированный совет не один, со мной под­нялся обер-прокурор Синода Саблер и, как бы утешая меня, сказал: «Ничего, я буду объяс­нять тебе то, что мы увидим с парохода».

Мне было на что посмотреть и чему поучить­ся. В первый и последний раз в жизни я нахо­дился на корабле российского Императорского флота. Негромко раздалась команда и быстро, с точностью механизма, без лишнего жеста кого-либо из команды, катер отвалил от пристани и пошел вниз по широкой в этом месте Неве. В состоянии глубокого волнения я «пил» глаза­ми раскрывавшуюся передо мной и все время менявшуюся панораму величия Невы, тогда как милейший В. К. Саблер посвящал меня в про­шлое города Петра. И вот, наконец, в глубине верфей показались огромные, окруженные ле­сами массы двух строящихся «дредноутов», «Измаила» и «Кинбурна».

Пока наш катер подходил к пристани, я мог хорошо рассмотреть открывавшуюся мне карти­ну. В центре, на стапеле, колоссальный «Изма­ил», уже готовый к спуску. Между Невой и вер­фью — асфальтированный мол. Справа, за ка­натной оградой, тесно скученная толпа пригла­шенных человек в двести. Немало дам, затем, трудно определимые штатские, среди которых, как я узнал впоследствии, члены Государствен­ного Совета и Думы. В центре, на очищенном от приглашенных пространстве, небольшая груп­па союзных послов. Запомнилась «сверх-британская» фигура сэра Джорджа Бьюкенена, не побритански оживленно разговаривавшего с фран­цузским послом Морисом Палеологом. Все они в штатском. Налево — Царский павильон, куда направилось правительство. Я следовал за от­цом. Адмирал Григорович остался у пристани, чтобы встретить Государя. Там же стоял почет­ный караул из гардемарин Морского корпуса… Кто мог подумать тогда, что 54 года спустя пер­вый человек, которому я прочту эти строки, бу­дет один из этих гардемарин, — А. А. Геринг?

Попав в Царский павильон, я только тут со­образил, как мне невероятно повезло: позвони отец Григоровичу на десять минут раньше, я находился бы теперь с пригласительным биле­том в густой толпе и если даже из-за моего ма­лого роста, из человеколюбия, меня пропусти­ли бы в первые ряды, мне суждено было бы все видеть издали и не быть там, где был Госу­дарь.

На что похож был Царский павильон? Отча­сти на музыкальный киоск, которыми еще не­давно были украшены скверы и площади Пари­жа, только к нему была сделана большая при­стройка, в которой на столе виднелась большая модель «Измаила» в законченном виде, вызвав­шая у меня невыразимый восторг.

Ожидать Государя пришлось недолго. Но еще до его приезда отец начал мне что-то говорить, а я был так поглощен всем виденным, что ни­чего не запомнил, и только потом в ужасе по­думал, что это могло быть чем-то важным. С большим усилием, по отдельным словам, я вос­становил сказанное: «Хотя Государь наверное не обратит на тебя внимания, но если бы он спросил что-нибудь, то отвечай — так точно, Ва­ше Императорское Величество, или никак нет, Ваше Императорское Величество, а не просто — да и нет…»

Наконец большой катер Государя подошел к пристани и раздалось громкое «ура». Государь вышел на берег, принял рапорт и неторопливой, мягкой походкой пошел здороваться с союзны­ми послами, после чего повернул налево к Цар­скому павильону, медленно поднялся по трапу и также без спешки стал здороваться с министра­ми. Я стоял рядом с отцом, когда Государь, оста­новившись, пожал ему руку. Их глаза встрети­лись. Мне ярко запомнилось приветливое лицо Государя, а особенно его исполненные почти бесстрастным спокойствием глаза. Негромким, ровным голосом он сказал моему отцу: «Да, се­годня погода, действительно, царская!» Фраза быть может и банальная, но с этим простым и благожелательным пожатием руки «высокие фразы» были бы неуместны. Затем, обойдя всех, он в сопровождении какого-то адмирала подошел к столу, на котором стояла модель «Измаила», и стал слушать даваемые ему объяснения. Признаюсь, что у меня под влиянием естественного мальчишеского любопытства бы­ло желание подойти близко и послушать. Я да­же сделал несколько шагов, как вдруг некое «чистое чувство» подсказало мне, что этого де­лать нельзя, что это неприлично, и я поспешил ретироваться, в то время как адмирал продол­жал давать свои объяснения.

Выслушав объяснения, Государь стал лицом к великану-крейсеру. Наступило мгновение то­мительного молчания, подпорки были сняты, и под звуки «Боже, Царя Храни» корабль сдвинулся с места и стал спускаться на воду, оставляя за собой полосу дыма от загоревшихся от трения деревянных опор. Сойдя со стапеля, «Измаил» величественно и довольно быстро прошел сравнительно большое расстояние, за­медлил ход и остановился. Снова раздалось гро­мовое «ура».

Почти сейчас же Государь оставил павильон и отбыл на своем катере. Ощущение огромной пережитой радости не оставляло меня целый день…

К. А. Кривошеин

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Адмирал Сенявин. – В. К. Пилкин
• Красное Село, 6 августа 1912 года. – Борис Кузнецов
• №119 Ноябрь 1972 г.
• ПОВАР. Из записок корабельного гардемарина – М. КУБЕ..
• Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение). – Б. А. Щепинский
• СТO ЛЕТ НАЗАД. – Р. СПОРЭ
• На немецких минах на Дунае. – А.Н. Пестов
• Письма в Редакцию (№ 126)
• “Заря с церемонией”. – Александр Ветлиц